Машина была такая маленькая, что втиснувшись на сиденье, Малко оказался плотно прижатым к своей роскошной соседке. Их ноги соприкасались, и, чтобы переключить скорость, Фускии пришлось прикоснуться к его колену. Он обнял женщину за плечи, и она, трогаясь с места, бросила на него влюбленный взгляд. Малко опасался, что «фиат», не выдержав такой нагрузки, тут же разлетится на куски, но, как ни странно, под визги и скрежет мотора машина все же выехала со стоянки.
Голубая вывеска заправочной станции сверкала на фоне темного неба над террасой ресторана, где они расположились. Теплый влажный ветер слегка развеял духоту, а аромат Фускии приятно щекотал ноздри Малко. Африканское небо над ними сверкало всеми своими звездами. Настоящая ночь для влюбленных. Малко, с трудом пережевывая совершенно резинового лангуста, задавался вопросом, что же произойдет дальше.
– Вкусный лангуст? – осведомилась Фуския.
– Омерзительный, – ответил Малко.
Она засмеялась.
– Сомалийцы не умеют их готовить. Они их вообще не едят. Считают, что лангусты на вкус – как крысы. Поэтому они здесь такие дешевые.
Фуския была слишком нежна, ночь слишком чудесна. Он вспоминал о том, что говорил ему Ирвинг Ньютон. Сомалийцы не имеют права на контакты с иностранцами. Кроме стукачей СНБ... Значит, Фуския не та, за кого себя выдает. Жаль... Ресторан располагался на верхнем этаже особняка авиакомпании «Сауди Эрлайнз» <Авиалинии Саудовской Аравии> в самом центре Могадишо. Он был почти пуст. Немногие посетители выпивали и закусывали у длинной стойки. Там подавали только плоды папайи. С клочьями молодой недовареной баранины. Это было нечто неописуемое, не то мясо, не то макароны из цемента... Из напитков на выбор предлагались ананасовый сок без сахара, но с амебами, или ром. Вино «Моэ и Шандон» и настоящая водка были здесь неизвестны. Правда, на стойке возвышалась бутылка из-под «J&B», но она служила всего лишь подсвечником.
До них доносились звуки оркестра. На том же этаже находился дансинг. Фуския нежно проворковала:
– Спасибо. Я так счастлива, что пришла сюда. Мне не часто приходится бывать в подобных местах.
Ее голубое платье светилось в полумраке, как маяк. От рома ее глаза блестели, а совершенное тело, казалось, безмолвно предлагало себя.
– Хотите танцевать? – предложил Малко.
Она накрыла ладонью его руку.
– Подождите немного! Нам здесь так хорошо. А там люди.
Не успела она договорить, как дверь дансинга распахнулась и группа молодых сомалийцев ввалилась на террасу. Четверо из них сели за соседний стол, громко разговаривая, смеясь, они явно были «под мухой».
Очень скоро они обратили внимание на Фускию, постоянно оборачивались, рассуждали на своем языке. Малко насторожился.
– Что они говорят?
Фуския опустила глаза. Ей было явно не по себе.
– О! Ничего особенного...
Вдруг один из сомалийцев поднялся и подошел к их столику. Его расстегнутая до пупка рубашка открывала голую потную грудь, курчавые волосы закрывали и без того низкий лоб. Игнорируя Малко, он угрожающе заговорил с Фускией.
– Что ему нужно? – опять вмешался Малко.
– Он приглашает меня танцевать...
Ответить Малко не успел. Сомалиец, протянув руку над столом, грубо схватил Фускию за запястье и потянул на себя. Молодая женщина подчинилась с испуганным криком. Незнакомец, не теряя времени, продолжал тащить ее, щупая между делом левой рукой шары ее грудей.
Истинный джентльмен.
Малко встал, опрокинув стул. Одним прыжком он оказался рядом с сомалийцем. Кулаком ударил его прямо в челюсть, и тот отпустил Фускию, отшатнувшись от удара. Повторить атаку Малко не успел. Он почувствовал, что его схватили за руки, заломив их за спину. Трое попутчиков пьяницы, быстро сориентировавшись, набросились на него сзади.
Оцепенев, Фуския наблюдала эту сцену расширенными от ужаса глазами. За какую-то долю секунды Малко «сфотографировал» официантов и метрдотеля, неподвижно застывших на своих местах, как будто происходящее их не касалось. Мужчина, которого он ударил, снова шел прямо на него. Он уже не был похож на пьяного. Профессиональным жестом сомалиец сунул руку в карман. Малко услышал сухой щелчок, увидел тусклый блеск стального лезвия. Сзади двое держали его за руки, не давая двигаться, и его живот был открытой мишенью для убийцы. Рука сомалийца расслабилась и выбросила вперед лезвие.
Отчаянным усилием Малко рванулся влево. Потеряв равновесие, один из тех, кто его держал, сдвинулся на полметра вперед и увлек за собой всю группу. Второй сомалиец, выкручивавший Малко правую руку, издал хриплый крик – лезвие ножа вошло в его тело как раз над ремнем. Отпустив Малко, он схватился обеими руками за рану, согнулся пополам, скривившись от боли. Малко резко обернулся. Его колено врезалось в низ живота другого сомалийца.
Два раза подряд. С яростью, удесятерившей его силы.
Его жертва застыла с открытым ртом, как рыба, вытащенная из воды, потом негодяй икнул, и его начало рвать. Фуския стояла все так же неподвижно. Недолго думая, Малко схватил стул и бросился на того, который был с ножом. Бандит, не дожидаясь удара, ринулся прочь и скрылся на темной лестнице. Четвертый компаньон как-то по-детски толкнул Малко в спину и тоже выскочил на лестницу. Тяжело дыша, Малко оперся на перила. Он сравнительно легко отделался. Фуския бросилась к нему, начала душить в объятиях, бессвязно повторяя итальянские слова, прижимаясь к нему теплым гибким телом, обволакивая его сладким ароматом. Малко же с трудом подавлял бешеное желание хлестать ее по щекам, пока не оторвется эта хорошенькая головка. Он только что избежал великолепной ловушки.
Фокус с дракой и с пьяным – такое ему уже устраивали. Фуския хладнокровно привела его в западню. Она не хотела идти танцевать, потому что убийцы опаздывали.
– Боже мой, как это ужасно! У вас все в порядке? – причитала мулатка. К ним подошел метрдотель, вкрадчивый и услужливый. Заговорил о полиции, о пьяницах, рассыпался в извинениях. Малко был слишком взбешен, чтобы отвечать.
– Пойдемте, – бросил он Фускии.
Он подтолкнул ее к лестнице, оставив на столе банковский билет в сто сомалийских шиллингов. Болели суставы правой руки, но еще больше его душила ярость. Они вышли на пустынную Ваддада Сомалиа. Несколько нищих спали на тротуаре вдоль стены. Никаких следов бандитского «десанта». Фуския молчала как рыба, все еще не успокоившись. Малко нашел в себе силы улыбнуться.
– Надеюсь, что в дансинге «Джаббы» публика будет поприличнее?
– Вы хотите танцевать?!
– Почему бы и нет? Это поможет прийти в себя. Еще чуть-чуть, и мне бы распороли живот.
– Знаю, – сказала Фуския почти неслышно.
Она явно чувствовала себя не в своей тарелке. Срежиссированную кем-то роль она еще недостаточно отшлифовала. По беспокойному выражению карих глаз Малко понял, что молодая женщина не очень-то гордится собой.
Ничего, она получит свое. Таких шуток он не прощает. Как говорит пословица, месть – это такое блюдо, которое едят остывшим. На этот раз он съест его теплым.
Аромат духов Фускии был таким сильным, что, казалось, проникал под кожу, а освещение таким рассеянным, что на расстоянии метра ничего не было видно. Смутные силуэты танцующих двигались в полумраке под бешеный рев мощной аппаратуры. Оркестр находился у входа в огромную круглую хижину, центр которой занимала танцплощадка с окружавшими ее низкими столиками и скамеечками. Публика была разношерстной: нарядно одетые сомалийцы, шлюхи в облегающих бедра лосинах, скромные конторские служащие и несколько унылого вида европейцев. Фуския и Малко устроились в темном уголке недалеко от входа рядом с тремя девицами, обтянутыми черным сатином. Оркестр играл мелодию, похожую на медленный фокстрот. Он удивился, что сомалийцы плохо танцуют, в отличие от большинства негров. Они неуклюже вихляли задами, с грацией пингвинов передвигаясь по площадке. Фуския сразу плотно прижалась к Малко, словно желая этим искупить свою вину. Ткань ее платья была такая тонкая, что Малко в полумраке казалось, будто она голая. Его рука скользнула вдоль крепких бедер, коснулась копчика. Фуския едва заметно вздрогнула, как бы отвечая на этот жест, и еще крепче прижалась к нему. Настоящее хищное тропическое растение.
