Пряча лицо на груди Ролло, Эмма почувствовала, как викинг вмиг напрягся.
– Ступай прочь, Датчанин! Но, клянусь Одином, это не последнее мое слово.
Он накинул на Эмму свой плащ и повел ее между тесно стоящими домами и амбарами, где, несмотря на непогоду, стучали молотки и визжали пилы – Ролло строил и расширял свой город. Эмма шла за ним как привязанная. Такое знакомое ощущение – следовать за Ролло, находиться под его защитой и покровительством. Это волновало ее больше, чем она могла предположить.
К тому времени, когда они оказались во владениях епископа, Эмма взяла себя в руки и держалась прохладно и учтиво. Атли был крайне обеспокоен случившимся и во всем винил старшего брата. Зачем он держит непокорного Рагнара в Руане, если тот распространяет в городе о невесте Атли дурные слухи?
Эмма стояла у дымного очага, протягивая к огню озябшие руки. Подошло время трапезы, служанки накрывали на стол. Стук их деревянных подошв о плиты пола и перезвон посуды мешали Эмме отчетливо слышать разговор братьев, но ответ Ролло все же донесся до нее:
– Если мне и следует кого-либо винить в том, что случилось, Атли, то только себя. Тот день для меня – как гноящаяся рана.
Он произнес это негромко, и девушка даже подумала, что ослышалась. Она замерла, сердце ее быстро застучало. Она поняла, что не ошиблась, лишь когда после короткой паузы разобрала, как Ролло глухо пробормотал сквозь сцепленные зубы:
– Никогда не прощу себе!
В комнате запахло гороховой похлебкой. Дородная служанка водрузила на стол полный до краев котел и подняла крышку. Ролло встал, собираясь уходить, накинул плащ. И тотчас Эмма круто повернулась к нему:
– Разве вы не останетесь разделить трапезу с нами, господин?
В ее глазах была просьба. Ролло заколебался, теребя левой рукой фибулу плаща.
– Но…
Эмма заставила себя дерзко улыбнуться.
– Ты, Ролло, нередко посещаешь нашего благодетеля – его преосвященство епископа Франкона, бываешь в аббатстве, но меня и Атли словно избегаешь. Разве Атли не брат тебе? Или там, откуда ты родом, не принято навещать своих родичей?
Только сейчас она заметила, что говорит о себе и Атли как о семье. Юноша просиял. Ролло же оставался мрачен, взгляд был хмурым. Но когда и брат присоединился к приглашению Эммы, наконец кивнул.
С этого дня Ролло стал у них частым гостем. Он являлся усталый и зверски голодный, но всегда был приветлив. Нередко между ним и епископом Франконом вспыхивали споры, но трудно было не заметить, что спорщики симпатизируют друг другу. Эмма уже знала историю, как во время первого появления Ролло в Руане Франкон вышел к нему навстречу с горсткой горожан и признал его власть, умоляя взять город под свое покровительство. Франкон сам поведал Эмме о событиях тех дней:
– Древний Ротомагус был дотла разрушен. Сохранились лишь кое-какие постройки на острове, где стояло аббатство Святого Мартина, там укрылись последние уцелевшие жители. И когда стало известно, что викинг Ролло бросил якоря своих драккаров у стен аббатства, мне не оставалось ничего иного, как с десятком монахов выйти к нему навстречу и просить о снисхождении. Выступая во главе процессии, я был вполне готов принять мученическую смерть. Но, к моему изумлению, прибывший варвар не обошелся с нами сурово. Когда же мне удалось поговорить с ним, я убедился, что этот юноша вовсе не глуп и планы его не лишены здравого смысла. Мало того, в них я усмотрел прямую выгоду для нас, христиан града Ротомагуса.
С тех пор Франкон стал одним из ближайших советников Ролло. Викинг ценил его тонкий расчетливый ум, считался с ним и терпел его высокомерие и заносчивость. Ибо даже будучи зависимым от Ролло, Франкон всегда держался так, словно оказывает ему благодеяние своим присутствием. Эмма, однако, отлично знала, как высоко ценит Франкон язычника Ролло. Даже их ожесточенные споры, несмотря на горячий нрав норманна и надменность прелата, всегда оставались в пределах дозволенного.
Франкон был истинным гурманом, и Эмма следила за тем, чтобы в дни их с Ролло визитов на стол всегда подавали отменный ужин. Она любила эти вечера, когда в тесной побеленной известью комнате с камином из красного кирпича дрожал ясный отблеск пламени, пахло вкусной едой, а за окном шумел, как порожистая река, дождь. Франкон, в лиловой камилавке, в епископском облачении с меховым воротом, в котором утопал его двойной подбородок, не спеша протягивал пухлую руку с тонкими, почти дамскими пальцами, брал с деревянного блюда пирожок с начинкой из чесночной колбасы и осторожно откусывал, стараясь не забрызгаться обжигающим мясным соком. Эмма с удовольствием глядела, как святой отец ест. Викинги так не умели. Даже Ролло поглощал еду шумно и с жадностью. Небрежно отвернув широкие рукава туники, он рвал рыбу руками, отхватывал ножом большие куски мяса, птичьи кости так и хрустели на его крепких зубах.
Атли же почти не прикасался к еде – сидел, зябко кутаясь в короткую меховую накидку. Его знобило, он тяжело дышал. В непогоду Атли всегда чувствовал себя гораздо хуже, хотя и старался не показывать этого, крепился.
– Эмма, – однажды обратился к девушке Ролло, – правду ли говорит Франкон, что ты хочешь уйти в монастырь?
Он говорил, продолжая жевать, слова звучали невнятно и от этого, казалось, пренебрежительно. Эмма вскинула подбородок.
– Об этом одном только и помышляю.
Она не подумала, что своими словами ранит Атли, потому что они предназначались Ролло. Но тот лишь рассмеялся, вытирая губы тыльной стороной руки.
– Так значит, красавица Птичка решила присоединиться к ноющим невестам, чей небесный жених не больно торопится к ним?
Эмма возмущенно отставила чашу со сливками и взглянула на епископа, словно ища у него поддержки, но Франкона, казалось, сейчас интересовали только пирожки. Тогда Эмма ударила кулаком по столу:
– По крайней мере, это лучше, чем стать супругой язычника!
Ролло невозмутимо пожал плечами:
– И все же, когда Атли решит, ты станешь его женой. И если уложить тебя под свое одеяло, как простую девку, ему мешает твоя знатность, то вас следует поженить. Пусть меня утащит Локи[19], если я понимаю, почему он медлит. Или тебе не по вкусу эта красотка, Атли?
– Эмма согласна стать моей, только когда я приму крещение, – сдержанно проговорил юноша.
– А вот этому не бывать! – с шумом отодвинув блюдо, воскликнул Ролло. – Мои воины скажут: он предал своих богов, как на него положиться во всем остальном?
Атли справился с коротким приступом кашля.
– Многие из наших соотечественников уже приняли Бога христиан. И я полагаю, что Христос очень силен в этой земле, наши же боги немощны вдали от родины. Ко мне не станут хуже относиться, если я последую обычаю франков. Разве мы не носим ту же одежду, что и они, не строим жилища на их манер? Что изменится, если мы примем крещение и признаем их Бога? Ведь Тор и Один не требуют, чтобы им поклонялись, как Иисусу. Мы можем приносить им жертвы, коль в том возникнет нужда, но, если при этом придется ходить к обедне и есть вместо мяса рыбу во время поста, боги не будут на нас в большой обиде.
Ролло приходил в гнев от подобных речей. Но никогда не высказал Атли ни единого упрека. Его раздражение выплескивалось на христиан – Франкона и Эмму.
– Это ваши происки! Вы пользуетесь тем, что Атли не воин и поэтому не склонен чтить воинственных повелителей Асгарда. Вы вливаете ему по капле яд в уши, внушая, что слабым надлежит поклоняться Богу слабых!
– Почему ты решил, что Христос покровительствует лишь слабым? – с елейной кротостью спросил Франкон. – Спаситель готов принять в свое лоно всякого, уверовавшего в него. Твоя удача, Ролло, удвоится, если ты познаешь истинного Создателя.
Ролло вызывающе захохотал.
– У человека столько удачи, сколько ему отпущено.
– Аминь, – осенил себя знамением епископ. – И все же тому имеются свидетельства. Один византийский историк повествует о бургундах, живших к востоку от реки Рейн. Они постоянно воевали с гуннами, но редко одерживали победы. И тогда их вождь решил креститься и привести к Христу свой народ, полагая, что раз уж старые боги не на их стороне, то новый сможет им помочь. И удача не заставила себя долго ждать: правитель гуннов вскоре умер ужасной и позорной смертью. Так исполнилось пророчество Писания, грозящее гибелью всем неправедным правителям. А затем с Божьей помощью бургунды разбили наголову троекратно превосходящие их силы противника.
