Иеремия возвратился в Константинополь весной 1590 г. и созвал церковный совет, который согласился признать институт патриарха московского. В списке православных патриархов патриарх Руси получил пятый (низший) ранг (первый ранг принадлежал патриарху константинопольскому, вселенскому патриарху).

Такое положение не удовлетворило Москву, правительство потребовало пересмотра этого вопроса и присвоения Иову третьего ранга патриарха. Вопрос был опять поставлен на втором церковном Соборе в Константинополе в 1593 г. Претензию Москвы отвергли и подтвердили пятый ранг патриарха Руси. Однако Русская церковь тем не менее утвердила свой вселенский статус в православном мире.

Возведение главы Русской церкви в ранг патриарха повысило статус церкви и на международной арене, и внутри страны. Это заметно подняло авторитет царя Федора, а также Бориса Годунова, который вел переговоры с патриархом Иеремией.

К этому моменту противодействие некоторых влиятельных бояр Борису ослабло, по меньшей мере внешне. Князья Ф.И. Мстиславский и В.И. Шуйский, казалось, были удовлетворены своим положением. Как и Богдан Бельский, которого призвали из Нижнего Новгорода в Москву. Тем не менее, в случае каких-либо новых осложнений или свидетельств боярской оппозиции, Борису хотелось бы рассчитывать на поддержку нового патриарха.

Пока царь Федор был жив, власть Бориса казалась твердо обеспеченной. Однако, если Федор умрет бездетным, потенциальным претендентом на московский трон становился мальчик Дмитрий, князь угличский. Если бы Дмитрий стал царем, реальную власть захватили бы его родственники, Нагие, ожесточенные удалением их от двора царя Федора и изгнанием в Углич. Они, очевидно, с ненавистью говорили о московском правительстве в присутствии Дмитрия, и по мере того, как он подрастал, ему становился понятен смысл их слов.

Согласно Авраамию Палицыну, родственники Дмитрия «сбивали его с толку» (от ближних си смущаему), с сожалением нашептывая ему, что он выслан из Москвы. Мальчик в результате проникся неприязнью к советникам царя Федора, более всех к Борису, и начал проявлять свои чувства в «в высшей степени неподобающей манере» (глаголет и действует нелепая)444.

Немец Конрад Буссов, проживший в Москве одиннадцать лет (с 1601 по 1611 г.), рассказывает, что с детства у Дмитрия проявлялись черты жестокого характера его отца. Однажды зимой он приказал своим товарищам по играм слепить снеговиков и, представляя эти фигуры ведущими московскими князьями и боярами, принялся рубить им головы, руки или ноги, приговаривая: «Вот, что я им сделаю, когда стану царем».445 Подобные истории, вне всякого сомнения, передавались правительственными шпионами в Москву.

В то время как Нагие ругали московское правительство, их преследовал страх, что агенты Москвы попытаются убить царевича Дмитрия.446

Подозрения Нагих в конце концов сосредоточились на дьяке Михаиле Битяговском, назначенном в 1590 г. инспектором финансового управления Угличского княжества и контролером дворцовых владений. По условиям назначения Битяговский контролировал выплату Нагим денежного содержания, что приводило к постоянным стычкам между ними и чиновником. Михаил Федорович Нагой, в частности, был неудовлетворен размером своего содержания и требовал у Битяговского дополнительных денег, а тот отказывался их выплачивать без специального распоряжения царя, в связи с чем отношения между ними сильно накалились.

Строго говоря, Нагим не нравилось вмешательство московского правительства в управление Угличем. Время независимости удельных княжеств (Углич оставался последним из них) закончилось. Углич должен был нести свою долю государственных тягот, таких, как набор рекрутов (посоха), рабочих рук и доставка провианта для армии. За это отвечал городовой приказчик. Война со Швецией, начавшаяся в 1590 г., потребовала привлечения в армию новых солдат. Владения Нагих не освобождались от посохи, однако они, особенно Михаил Нагой, не желали поставлять своих людей. Битяговский выговорил ему за пренебрежение к своему долгу, что добавило масла в огонь ненависти Михаила Нагого.

Раздраженные вмешательством Москвы в их дела и уверенные в дурных намерениях правительства Федора в отношении Дмитрия, Нагие начали организовывать заговор. От своих соглядатаев Битяговский знал, что Нагие покровительствуют разным ворожеям, от которых пытаются получить предсказания о том, как долго будут жить царь Федор и царица Ирина. Битяговский постоянно упрекал Михаила Нагого в подобном неумеренном любопытстве.

Битяговский, очевидно, подозревал, что за встречами с гадалками кроется нечто более серьезное, но не знал, что именно. Из последующих событий ясно, что к концу 1590 г. план действий Нагих был готов, и с помощью гадалок (некоторые из них могли участвовать в заговоре) они, по всей вероятности, хотели определить подходящий момент для выступления.

Нагие, судя по всему, считали, что напряженная международная обстановка скоро предоставит им удобный случай начать бунт внутри Руси. В феврале 1590 г. Москва заключила со Швецией перемирие сроком на один год. В мае 1591 г. стало ясно, что война со Швецией неизбежна (она началась в июне). Шведы скоординировали свои планы с планами крымского хана, который с весны 1591 г. готовился к мощной кампании против Москвы.

В этих обстоятельствах в Угличе произошло трагическое событие, лишившее Нагих их козырной карты.447

Царевич Дмитрий страдал эпилепсией, с ним случались исключительно жестокие припадки. В субботу, 15 мая 1591 г., примерно в полдень, Дмитрий забавлялся у дворца с четырьмя другими мальчиками, его обычными партнерами, игрой в ножики (тычкой)448. Как потом показывала нянька следственной комиссии, присланной из Москвы, с Дмитрием неожиданно случился сильный эпилептический припадок. «И он закололся ножом, и она взяла его на руки, и он отошел у нее на руках». Мальчики подтвердили ее слова.

Ни царицы Марии, ни ее братьев, когда произошел несчастный случай, рядом с Дмитрием не было; они выбежали из своих покоев, услышав со двора крики. Нагие так долго жили в страхе перед возможным убийством царевича московскими людьми, что ни на минуту не усомнились, что это дело рук Битяговского. Михаилу Нагому представился случай свести с дьяком счеты. Михаил даже высказал подозрения относительно трех юношей (в том числе сына Битяговского), хотя ни одного из них не видели во доре в момент смерти Дмитрия.

Но не только о наказании Битяговского подумал тогда Михаил Нагой в этот момент. В отчаянии он решил, что час выступления пробил, и распространил слух об убийстве царевича. Последовало всеобщее смятение. В церкви Спасителя ударили в набат, не успев дождаться приказания Михаила.

Мятеж начался. Разъяренные люди растерзали Битяговского и его сына. Большинство жителей Углича не любили Битяговского за твердость, которую он проявлял при сборе налогов. Посошники, свезенные в Углич, были обозлены и тоже присоединились к бунту. Приказ Битяговского и его дом, а также дома некоторых других правительственных чиновников толпа разграбила дочиста. Многие зажиточные горожане были запуганы и бежали из города. Некоторых из них мятежники взяли под стражу.449

Нагие, разумеется, понимали, что не смогут удержать Углич, если Москва пошлет против бунтовщиков войска. Поэтому они решили отвлечь внимание правительства от Углича решительными действиями в самой Москве. Позаботиться об этом должен был Афанасий Александрович Нагой, двоюродный брат Михаила Федоровича Нагого.

Известия о смерти Дмитрия и мятеже в Угличе достигли Москвы вечером следующего дня. Сразу же было решено отправить в Углич следственную комиссию и отряд стрельцов для подавления мятежа. Комиссию возглавил князь Василий Иванович Шуйский. Патриарх направил в качестве своего представителя митрополита Геласия. С прибытием стрельцов, а затем комиссии беспорядки в Угличе прекратились.