Жан приблизился к церковной двери. Затем, приоткрыв ее, окинул быстрым взглядом небольшую площадь и спустился со ступеней паперти.

На площади, полуосвещенной отблесками далекого пламени, никого не было.

Жан вернулся к лежащему возле колонны де Водрелю, приподнял его и взял на руки. Даже для такого сильного человека, как он, ноша была довольно тяжелой, ведь раненого надо было нести до самого поворота большой дороги, где стоял «Запертый дом».

Жан пересек площадь и ступил на примыкающую к ней улицу.

И очень вовремя. Едва он успел пройти двадцать шагов, как послышались громкие голоса и стук лошадиных копыт.

Это был кавалерийский отряд, возвращавшийся в Сен-Шарль. Прежде чем направить его на преследование беглецов, подполковник Уизераль приказал солдатам вернуться на ночевку в селение; здесь отряд должен был расположиться до рассвета, и местом для бивака всадниками была избрана именно церковь.

Вскоре кавалеристы уже устраивались на ночлег, приняв все же некоторые меры предосторожности против возможного нападения: в церкви расположились не только люди, туда же ввели и лошадей. Что и говорить о кощунстве, которому предавалась эта опьяненная кровью и джином солдатня в храме Господнем!

Жан продолжал спускаться по опустевшей улице, порой останавливаясь, чтобы перевести дух. Чем ближе он подходил к «Запертому дому», тем сильнее становилось опасение: вдруг он найдет там одни лишь развалины!

Наконец он вышел к повороту дороги и остановился перед жилищем своей матери. Пожар не пошел в эту сторону. Дом стоял в целости и сохранности, потонув во мраке. Его окна не пропускали ни малейшей полоски света.

Жан с де Водрелем на руках подошел к калитке, толкнул ее, с трудом дотащился до двери и постучал условным стуком.

Минуту спустя де Водрель и Жан были уже в безопасности, в доме Бриджеты Моргаз.

— Матушка, — сказал Жан, положив раненого на постель, где он и его брат обычно спали, когда приходили ночевать в «Запертый дом», — матушка, речь идет о жизни этого человека, она находится под угрозой, если ему не оказать помощь.

— Я позабочусь о нем, Жан.

— Но и твоя жизнь в опасности, матушка, если солдаты Уизераля найдут его у тебя.

— Моя жизнь!.. Разве она чего-нибудь стоит, сын мой? — воскликнула Бриджета.

Жан не захотел открыть ей, что ее гостем стал де Водрель — одна из жертв Симона Моргаза. Это вызвало бы у нее тяжкие воспоминания. Лучше было Бриджете не знать этого. Человек, которому она давала убежище, был патриотом, и этого вполне было достаточно, чтобы он мог рассчитывать на ее преданность.

Прежде всего, Бриджета и Жан подошли к двери. Прислушались. Со стороны церкви еще раздавались отдаленные выкрики, но на большой дороге царила тишина. Пламя пожаров, пылавших в верхних кварталах местечка, начинало мало-помалу стихать, как и крики королевских солдат. Они уже кончили поджигать, грабить и избивать. В общей сложности около двух десятков домов были превращены в пепелище. «Запертый дом» один из немногих избежал уничтожения. Но Бриджета и Жан всего могли ожидать от победителей утром, когда солнце взойдет над руинами Сен-Шарля.

Впрочем, в тот вечер им еще не раз пришлось тревожиться. Каждый час мимо «Запертого дома» проходил патруль из солдат и волонтеров, следивший с поворота большой дороги за окраинами селения. Иногда они останавливались. Не был ли отдан уже приказ произвести обыски, не постучатся ли сейчас в дверь полицейские, требуя отворить? В такие минуты Жан Безымянный внутренне содрогался — не за себя, а за де Водреля, за умирающего, которого могли прикончить прямо в доме матери!..

Но его опасениям не суждено было сбыться, по крайней мере, в эту ночь.

Бриджета с сыном сидели у изголовья раненого. Все, что они могли сделать для него, они уже сделали. Но нужны были лекарства, а как их достать? Нужен был доктор, а где найти такого, которому можно было бы доверить вместе с жизнью повстанца и тайну «Запертого дома»?

Обнажив де Водрелю грудь, они осмотрели его. Глубокая рана, нанесенная сабельным ударом, пересекала наискось левую часть туловища. Было похоже, что она не столь глубока, чтобы задеть какой-нибудь жизненно важный орган. Однако раненый едва дышал; он потерял столько крови, что мог умереть, не приходя в сознание.

Прежде всего, обмыв рану чистой водой, Бриджета стянула ее края, наложила компресс и забинтовала. Придет ли в себя де Водрель под воздействием примочек Бриджеты и полного покоя, который обеспечен ему в «Запертом доме», если солдаты Уизераля покинут селение? Жан с матерью даже не смели надеяться на это.

Два часа спустя де Водрель, все еще не открывая глаз, простонал какие-то слова. Очевидно, его привязывала к жизни единственно мысль о дочери. Он звал ее — быть может, он хотел, чтобы она облегчила его страдания, а быть может, думал об опасностях, которые подстерегают ее теперь в Сен-Дени...

Бриджета, держа его за руку, напряженно вслушивалась. Жан, стоя рядом, старался уследить, чтобы от какого-нибудь резкого движения не открылась рана. Он тоже пытался уловить слова, прерываемые стонами. Не скажет ли де Водрель чего-нибудь такого, чего не должна услышать Бриджета?..

И тут среди бессвязных звуков было произнесено имя.

Это было имя Клары.

— Так у этого несчастного есть дочь? — прошептала Бриджета, взглянув на сына.

— Конечно... матушка!

— Ведь он зовет ее!.. Он не хочет умереть, не повидавшись с ней!.. Если бы его дочь была рядом, ему было бы покойнее!.. Где она сейчас? Не могу ли я найти ее... привести ее сюда... тайно?

— Привести ее? — воскликнул Жан.

— Да!.. Ее место возле отца, который зовет ее, умирая.

В это время раненый в горячечном бреду попытался привстать с постели.

Потом с его губ вместе с тяжелым дыханием слетели слова, красноречиво говорившие о его муках:

— Клара... одна... там... в Сен-Дени!

Бриджета встала.

— В Сен-Дени? — спросила она. — Так он оставил свою дочь там? Жан, ты слышишь?

— Королевские солдаты... в Сен-Дени... — повторил раненый, — ей не спастись от них!.. Негодяи отомстят Кларе де Водрель!..

— Кларе де Водрель? — повторила Бриджета. Затем, опустив голову, прошептала:

— Де Водрель... здесь, у меня!

— Да! Де Водрель, — ответил Жан. — И раз уж он у нас в «Запертом доме», надо, чтобы его дочь пришла сюда.

— Клара де Водрель у меня в доме... — прошептала Бриджета. Застыв у постели, где лежал де Водрель, она смотрела на этого патриота, пролившего кровь за дело независимости, на того, кто двенадцать лет назад чуть не поплатился жизнью из-за предательства Симона Моргаза. Если он узнает, в чьем доме нашел приют, чьи руки вырвали его у смерти, не ужаснется ли он, не бросится ли, даже если ему придется ползти на коленях, прочь от позора быть связанным с этой семьей?

С долгим стоном из уст де Водреля снова вырвалось имя Клары.

— Он может умереть, — сказал Жан, — и нельзя допустить, чтобы он умер, не повидав своей дочери...

— Я пойду за ней, — ответила Бриджета.

— Нет! Это сделаю я, матушка!

— Да ведь тебя разыскивают по всему графству!.. Ты что, хочешь погибнуть, не исполнив своего долга?.. Нет, Жан, ты еще не имеешь права умереть! За Кларой де Водрель пойду я!

— Матушка, Клара де Водрель откажется идти с тобой.

— Не откажется, когда узнает, что ее отец при смерти и призывает ее. Где я найду в Сен-Дени барышню де Водрель?

— В доме судьи Фромана... Но это слишком далеко, матушка!.. У тебя не хватит сил!.. Туда и обратно двенадцать миль!..

— Я же, если отправлюсь тотчас, смогу дойти до Сен-Дени и привести Клару де Водрель до рассвета. Никто не увидит, как я выйду. Никто не увидит, как я вернусь в «Запертый дом».

— Никто?.. — переспросила Бриджета. — А солдаты, которые патрулируют дороги, как ты их обойдешь?.. Если ты попадешь к ним в руки, разве ты сможешь вырваться?.. Даже если допустить, что они тебя не узнают, неужели тебя оставят в покое? А вот меня, старуху... к чему им меня останавливать? Хватит спорить, Жан! Де Водрель хочет видеть свою дочь!.. Надо, чтобы он повидался с нею, и только я могу привести ее к нему!.. Я иду!