Коньяк «Камю». Торт «Прага». Первое видела, но не пробовала, второе ела, и не раз. Тоже любопытно-в этакой халупе…

– Прошу, так сказать, к столу, – сказал Генерал, пытаясь держать игриво-светский тон.

На авантюрной волне Таня приняла это как выражение мужественной удали.

Пододвинулась доверительно поближе. Он положил на два блюдца по куску торта.

– Удобно, а? Готовенькие порцайки, и резать не надо. – Генерал плеснул в стакан коньяку. – Ты как, вмажешь? Или лимонадику?

– Мне чуть-чуть, на один пальчик. – А сверху лимонаду.

– О-о, коктейль… Ну, как говорится, вздрогнули. Со знакомством! Таня усмехнулась.

– А ты так стоя и будешь?

Генерал хлопнул себя по лбу и выскочил из комнаты.

И что он такой дерганый?

Он вернулся со второй табуреткой, поставил ее у подоконника, сел, чокнулся с Таней и залпом заглотил полстакана. Таня отхлебнула «коктейль». Очень даже ничего.

– У-х, хорошо пошла! – крякнул Генерал. – Меня, кстати, Володя зовут.

– А меня Таня.

– Ну вот и познакомились. А то, понимаешь, третий день все «генерал», да «красивая»!

– А разве я не красивая?

– Ты-то? Ух! – Генерал облизнул кончики пальцев.

– А ты чем не генерал?

– Генерал-то генерал, только по другому ведомству… – Голос его скис. Он задумался и скоро ожил:

– А вообще мне по фамилии кликуху дали. Из Генераловых мы.

– Мне нравится. Я буду звать тебя «мой генерал», можно? А ты зови меня «красивая», это так приятно…

Генерал закурил и задумчиво свел глаза к переносице, глядя на огонек папиросы.

– Знаешь, – проговорил он, – когда ты меня поцеловала тогда, я сначала решил, что ты бл… ну, дворовая, понимаешь?

– Ты хотел сказать блядь? – со спокойной улыбкой спросила Таня. – Так не стесняйся. Я не терплю только, когда матом дырки между словами залепляют.

Так открыто и по-простому сказануть не всякая может. А из уст гладенькой папенькиной дочки Генерал ни в коем случае не ожидал. Даже маленько подрастерялся:

– Словом, амара молодая… А потом смотрю на тебя, смотрю… нет, думаю…

И все смотрю… А назавтра, когда у «Зенита» тебя ждал, ох и злился! Ну, думаю, динамистка! Ну, получила назад бимборы свои драгоценные – и отваливай, что в гляделки-то играть было? И решил, разыщу тебя непременно, накажу… А потом думаю, стоп, что это я так раздухарился. Ну, накрутили мне хвоста, ну, потоптался по холодку, как фраер – всего делов! А как ты появилась, знаешь, я как оттаял весь. Тепло так стало… Эх, зацепила ты меня, красивая…

И дрожащей рукой налил себе еще коньяку. Лукавил он самую малость.

Таня подняла недопитый стакан.

– Теперь за тебя, мой генерал! Он вздрогнул. Капелька коньяка упала на потрескавшуюся краску подоконника.

– А я за тебя, красивая!

– Нет, сначала за тебя. До дна.

И Таня, залпом выпив, подставила ему свой стакан.

– То же самое. Теперь за меня. Выпили и за Таню.

Она придвинула табуретку к стене, привалилась к ней спиной и взяла папиросу.

– Подкинь мне сумочку, будь другом. Рядом с твоим локтем.

Она достала свой «Эол» и побрызгала в папиросу. Генерал с любопытством следил за ней. В глазах его появился блеск.

– Это ты зачем?

– Приятнее, – сказала она, выпуская дым. – И не так потом табачищем воняет.

Хочешь попробовать?

И она протянула ему дымящуюся папиросу.

– Косяк по кругу? – Он усмехнулся, взял папиросу, затянулся и сморщился. – Как в аптеке.

Сделав еще две-три неглубокие затяжки, она встала и потянулась, не упустив из виду, как он впился глазами в ее рельефно обозначившуюся грудь.

– Что-то я засиделась…

Он резко вскинул голову. В его взгляде было отчаяние.

– Как?! Погоди…

– Да я не в том смысле. Просто подвигаться хочется. Вон маг на тумбочке стоит. Может, станцуем?

– Ага, – выдохнул он с явным облегчением. – Что поставим?

– Рок какой-нибудь. «Дип Пепл» у тебя есть?

– Обижаешь, начальник.

Он встал, открыл на полке ящик с кассетами и, не снимая его, начал перебирать. Таня следила за его движениями сквозь дым.

В школе она не курила. После школы – другое дело, а иногда и дома, только не в своей комнате. Мать сама не вынимает сигарету изо рта и запаха не учует. А если и учует, то что? Пожмет плечами и отойдет, а на другой день Таня найдет где-нибудь на видном месте пачку обалденных сигарет. Такая вот у нее Ада! Вполне можно было бы расконспирироваться, хотя бы дома, но просто не хочется, по скрытности характера.

Он перекрутил найденную пленку на магнитофоне и включил воспроизведение.

Понесся мощный, изысканный рок, с потрясающим вокалом Гиллана и неповторимым органом Джона Лорда. Генерал еще не отошел от магнитофона, а Таня уже извивалась в ритмичном танце. Генерал встал напротив нее и, внимательно следя за ее движениями, начал их копировать.

«Пластичный, – подумала Таня. – Здорово у него выходит».

Когда эта песня закончилась, оба, раскрасневшиеся, плюхнулись на табуретки.

– Уф-ф! – сказал Генерал. – Ну ты даешь, красивая. Всю душу из старика вытряхнула.. Таня прищурилась.

– Старика? И не стыдно тебе пенсионером прикидываться, в двадцать два-то года?

– Мне двадцать пять, вообще-то… А тебе?

– Почти шестнадцать, – чуть накинула Таня.

– Иди ты! – недоверчиво воскликнул Генерал.

– А ты думал, сколько?

– Ну, восемнадцать, девятнадцать… – Тут уж накинул он.

– Неужели так старо выгляжу?

– Нет, понимаешь… Повадка у тебя…

– Что, нахальная?

– Нет… взрослая… Ну, умная, что ли. Не шмакодявистая…

– Мерси.

– Я думал, ты работаешь уже или в институте учишься. А ты… школьница, наверное?

– Угу. Как в песне. – И она стала напевать:

– Я гимназистка восьмого класса…

– Пью самогонку заместо кваса, – подхватил Генерал приятным тенорком.

– Ах, шарабан мой, американка! А я девчонка, я шарлатанка, – закончили они хором и дружно рассмеялись.

– Давай еще подрыгаемся.

Таня встала и потянула Генерала за руку.

– Эх-ма, щас качучу отчебучу! – вздохнул он и вышел вместе с Таней на середину комнаты.

Минуты через полторы быстрая вещь кончилась и началась медленная. Таня любила эту грустную, пронзительную песню, хотя и не знала, как она называется:

– When the sun goes to bed, that's the time you raise your head… – подпевала она, положив ладони на плечи Генералу.

– Ого, и по-английски сечешь? – с восхищением спросил Генерал.

– Маненько ботаю, – весело отозвалась она.

Генерал хихикнул, думая про себя: «Эта сучка сама отчебучит».

Чарующая песня текла дальше. Они танцевали, почти не сходя с места. Таня обвила руками шею Генерала и плотно прижалась к нему. Она слышала, как учащается его дыхание, чувствовала, как упирается ей в живот набухающий твердый комок под его брюками…

Вдруг его лицо побледнело и перекосилось, и он легко, словно пушинку, поднял ее на руки и понес к матрацу.

Он медленно, бережно положил ее на полосатое покрывало к самой стенке. Она заложила руки за голову и молча, в ожидании, смотрела на него. Генерал навис над нею, оскалившись, с закрытыми глазами, цепенея.

Вдруг он лицом вниз рухнул на матрац рядом с Таней. Лежал, не поднимая головы, молчал.

– Paint your face with despair… – выводил ангельский голос Яна Гиллана.

Таня ждала. Минуты тянулись. Не понимая, что происходит, она запаниковала.

Хотела спросить, но не решалась. Наконец коснулась ладонью его затылка.

– Что, милый, что?

– Убери клешню, – прошипел он сквозь зубы.

– Что? – Краска ударила ей в лицо.

– Уйди, – сдавленно произнес он. – Прошу тебя…

Она перелезла через него, попутно выключив магнитофон, и в тишине прошла в окну. Такой пощечины не заслужила. Тут что-то не так. Бледная, как стенка, она налила полстакана лимонаду, не спеша выпила, потом налила еще, подумав, добавила коньяку и, вернувшись к постели, присела на самый краешек.