– Помогай, – сказал Джабраил, взявшись за лопатку. – Быстро надо.

Но она не могла. Едва успев добежать до кустов, она грохнулась на колени, зажимая рот от подступившей рвоты. Когда вернулась, вскопанный участок ничем не отличался от окружающей земли, не успевшей просохнуть после зимы. Танины джинсы и высокие замшевые ботинки пришли в жуткое состояние. Лицо и руки были перепачканы землей и блевотиной.

– Иди, – сказал Джабраил. – Оботрись какой-нибудь тряпочкой в машине и поезжай. Я следы уберу.

Таня безмолвно пошла к проселку, села в машину и поехала на ранчо. Оставив машину возле ворот, она ворвалась в дом, чуть не сбив с ног открывшую ей дверь Женщину, взлетела по лестнице к себе в спальню и, как была, рухнула поперек кровати, перепачкав белоснежное покрывало.

Тело ее несколько раз дернулось в рыданиях, а потом она то ли потеряла сознание, то ли заснула.

Она не знала, сколько времени провела в забытьи. За окном был еще день – теплый, почти летний. Она с омерзением скинула с себя грязные ботинки, джинсы, свитерок и в одном белье устремилась в душ. По дороге ей никто не встретился.

Отмывалась она долго, тщательно, горячей водой и мылом. Когда наконец вышла и стала вытираться, сообразила, что переодеться ей не во что. Она распахнула особый шкафчик, после некоторого раздумья остановилась на богато расшитом халате турецкого султана. Закрывая дверцу, она отчетливо поняла, что больше никогда не раскроет этот шкафчик.

Сегодня перевернута еще одна страница жизни.

Поднявшись на второй этаж, она услышала приглушенные голоса, доносящиеся из-за чуть приоткрытой двери в конце коридора. Из кабинета Шерова.

Таня влетела в кабинет мимо стоящего Джабраила прямо к письменному столу, перегнулась через стол и влепила Шерову оглушительную пощечину.

Голова его дернулась, но он тут же вернул ее в исходное положение и, скорбно улыбнувшись, подставил Тане другую щеку.

– Бей, – сказал он. – Ты имеешь право. Занесенная рука Тани остановилась на полпути.

– Джабочка, – сказал Шеров. – Придержи-ка ее. Только нежненько.

Джабраил подошел к Тане сзади и заключил ее в железные объятия.

– Выслушай меня, – сказал Шеров. – Так было надо. Получилось так, что или он – или я. Пришлось идти на крайние меры. Ты не представляешь, кто такой оказался этот Афто…

– Да насрать мне на вашего Афто! – взорвалась Таня. – Делайте с ним что хотите! Зачем вы меня-то за болвана в эти игры посадили?!

Шеров переглянулся с Джабраилом.

– Понимаешь, так тоже было надо, – сказал Шеров. – Если бы мы тебе рассказали, Афто определенно заподозрил бы неладное. Нюх у него был собачий. А ты молодец! Ах, какой молодец!

– А вы – два козла вонючих! – с жаром сказала Таня.

– Очень может быть… А вот тебе надо отдохнуть. Хорошо отдохнуть…

Джабочка, открой-ка ей ручку до локтя.

Шеров встал, подошел к тумбочке, достал оттуда железную коробку и извлек из нее полиэтиленовый шприц и ампулу с темно-красной жидкостью. Таня забилась в руках Джабраила, но тот держал крепко. Пальцы Шерова нащупали вену на локтевом изгибе и ловко ввели шприц. Таня перестала сопротивляться.

– Это… это яд? – упавшим голосом спросила она, к Шеров улыбнулся.

– Танечка, ты нас за каких-то негодяев держишь. Ты погоди, сейчас тебе будет так хорошо…

И действительно, секунд через десять комната наклонилась и нежно-нежно отплыла куда-то вдаль.

К Тане приблизился висящий над столом Шерова пейзаж с лесной дорогой. Она воспарила над своим телом и плавно опустилась на теплую, мягкую дорогу. Над ней шумели вековые дубы, играя тенями листьев на ее прохладной коже. Она сделала один легкий шаг, другой, потом обернулась и посмотрела вверх. Половину неба занимало колеблющееся в дымке лицо Шерова.

– Папик! – блаженно простонала она. – Я тебя люблю! Ты убил меня…

Джабраил растерянно сжимал в руках обмякшее тело Тани.

– Джабочка, отнеси ее, пожалуйста, на кроватку, – сказал Шеров. – Пусть девочка отдохнет хорошенько. Я с ней потом поговорю.

Таня проспала двое суток. Когда она открыла глаза, у изголовья сидел Шеров и нежно держал ее за руку.

– Проснулась, хорошая моя? – спросил он. – На-ка.

Он поднес к ее губам стакан с какой-то мутной жидкостью.

– Не очень вкусно, но надо выпить, – сказал он. Таня послушно выпила горьковатую, но не такую уж противную жидкость. Почти мгновенно с глаз ее сошла пелена, сознание сделалось ясным и чрезвычайно активным. Она приподнялась и села.

– Ты сделала для меня больше, чем можешь представить себе, – сказал Шеров.

– Я твой должник. Как минимум, ты заслужила хорошую премию и длинный отпуск.

Вот, – сказал он, протягивая ей конверт.

Таня раскрыла конверт. В нем лежала нераспечатанная пачка денег, заграничный паспорт на ее имя, билет на самолет до Одессы и путевка в круиз «Одесса-Ленинград» вокруг Европы.

– Теплоход отходит двадцать восьмого мая, – сказал Шеров. – Варна-Стамбул-Афины-Неаполь-Рим-Мальта-Марсель-Барселона-Лиссабон-Гавр-Париж-Гавр-Лондон-Копенгаген-Гамбург-Стокгольм-Хельсинки-Ленинград.

Всего двадцать четыре дня. Придется тебе сдавать сессию досрочно. Впрочем, у тебя почти месяц на подготовку. Потом можешь отдыхать на свое усмотрение. Раньше пятнадцатого августа я тебя не жду. А это твои отпускные.

Он протянул ей еще одну пачку.

Таня положила деньги и все остальное на подушку, выпрыгнула из постели и закружилась по комнате, увлекая за собой Шерова.

– Папик, хочу шампанского! – смеясь, заявила она.

– Что ж, прошу в гостиную. Потом переодевайся, собирай вещички, и Джаба отвезет тебя к матери. Поживешь пока дома.

– Так надо?

– Так надо. Пошли пить шампанское.

– Спасибо, Таня, – со вздохом проговорил Иван, перебросив через руку плащ.

– Пора мне. Спасибо за все. Будьте счастливы и нас не забывайте.

– И тебе всяческого счастья, – сказала Таня и подставила щеку для поцелуя.

Иван приложился сухими губами, тут же отвел побитую сединой голову.

– Лучше пожелай мне покоя и довольства, – еле слышно пробормотал он. – А счастье свое я упустил. Давно уже.

– Ну что ты! – поспешно возразила Таня, но при этом совсем непроизвольно кивнула головой: упустил, годы протранжирил.

Он отвернулся, сгорбился, вышел, не оглядываясь. А Таня воротилась в гостиную. Павел сидел у окна и курил. Она подошла, опустилась в соседнее кресло.

Павел поднял голову.

– Ну что?

– Устала… Ты оказался прав. Ни к чему все это было затевать. Такие все чужие, и нам, и друг другу. А уж как старались, себе и другим внушали, будто по-настоящему рады встрече. Даже когда тебя увидели, живого и здорового, обалдели, конечно, но так ли уж обрадовались?.. Знаешь, такое чувство, будто захотела второй раз войти в ту же реку, а реки уже нет, одна старица застойная.

Окунулась – и вся в грязи, в ряске, не отмоешься…

– Ты действительно устала. Слишком много впечатлений навалилось разом, а теперь отхлынуло. Я бы на твоем месте прилег немного.

– А ты?

– Не хочется.

– Думы одолели?

– Одолели. Не помню, рассказывал тебе или нет, только в этот самый день ровно двадцать четыре года назад мы начало новой жизни отмечали.

– Как это – новой жизни?

– Окончание школы. Их класс только-только выпускные сдал.

– Их класс? – недоуменно переспросила Таня.

– Ну да. Они ведь все в одном классе учились – и Ванька, и Леня, и Ник… и Елка тоже… Таким составом на озера и рванули, на велосипедах. Молодые были, у каждого все впереди. А теперь вот встретились… те же, но без Елки…

– Прости, я не знала…

– Не извиняйся. Ты правильно поступила. Нужно было взглянуть в глаза друг другу еще раз – наверное, последний. Я за сегодня много пережил и, кажется, многое понял.