Генерал по-прежнему лежал, уткнувшись лицом в подушку. Она поднесла стакан к его голове.
– Вот, миленький, выпей.
– Уйди, – глухо повторил он.
Тут она завелась. Поставила стакан на тумбочку и прилегла грудью на спину Генералу. Правой рукой она стала тихо гладить его затылок, уши, шею. Он молчал, не поднимая головы.
– Тебе плохо? – еле сдерживая себя, чтобы сверху его не пришлепнуть, спросила Таня как можно ласковей.
– Н-нет, – еле слышно ответил он.
– Тебе плохо со мной, да?
– Нет-нет, – ответил он уже громче.
– Тогда что? Он молчал.
Она приподнялась, сняла стакан с тумбочки и вновь поднесла к голове Генерала.
– Выпей, родной мой. Выпей и все пройдет… – пел ее голосок елеем.
Он чуть повернул голову, покосился на Таню красным глазом, потом перевернулся, приподнялся, взял стакан из Таниной руки и жадно, запрокинув голову, выпил. Потом с силой швырнул стакан через всю комнату. Чудом не задев телевизор, стакан ударился о противоположную стену и разлетелся вдребезги.
Генерал молча, тяжело смотрел на Таню. По-звериному. Загнанным волком. Ее как обожгло. Она увидела истинное лицо, во всем совпадающее с ее ожиданиями и грезами. Дикая, безудержная стихия рванулась из глубины ее сознания. Она порывисто обняла его и стала покрывать это скорбное лицо поцелуями. Рот с опущенными уголками, нос, лоб, скулы, открытые глаза. Через некоторое время она почувствовала, что его губы шевельнулись, и он начал отвечать ей слабыми, какими-то неуверенными поцелуями. Мозг, лихорадочно выискивающий твердую почву, отметил новое движение. Мысли устаканивались. Потом он взял ее за плечи и стал отводить их назад. Она немного отодвинула лицо от его лица и посмотрела на него.
Ситуация стала контролируемой.
– Налей мне, – хрипло сказал он. – Коньяку. Полный.
Она поднялась, подошла к окну, налила из пузатой бутылки в уцелевший стакан. Снова захотелось ему врезать.
Он перекинул ноги через край и резко сел. Взяв принесенный стакан, он одним глотком выпил половину и уже медленно, прихлебывая, стал допивать остальное.
Таня села рядом с ним, прижавшись бедром к его бедру, и положила руку ему на плечо. Он допил, поставил стакан на пол и замер, чуть покачиваясь вперед и назад. Молчала и Таня. Она ждала.
Так прошло около минуты. Потом Генерал резко выпрямился, так что Танина рука слетела с его плеча, отодвинулся от нее и посмотрел ей прямо в глаза.
– А, ладно. – Он махнул рукой и криво усмехнулся. – Все равно, в последний раз видимся. – Она кивнула, нутром чуя, что это далеко не так и никуда он теперь не денется. Если уж овладела собой, поломает и его. Что на самом деле уже случилось. – Никому не говорил, а тебе скажу. Знаю, не продашь…
Таня кивнула, ничего не говоря. Ее слова были сейчас не нужны.
– Я ведь мальцом-то шустрый был, из ранних. И марусю имел не из дворовых каких-нибудь, а справную, взрослую, майорскую жену. А потом – первая ходка, по малолетству еще, ну и… Короче, подсел я на Дуньку Кулакову, и крепко. А что делать? Баб на зоне, считай, не было, а петухов драть как-то западло… Ну, откинулся, значит, первым делом к крале своей зарядил, чин чином, букет сирени, шампанского пузырь… И по нулям. Полная параша. Звиздец без салюта. Озверел я тогда, загулял по-черному, на взросляк по бакланству пошел, позорно. А там все по новой. – Он плеснул себе еще коньяку, выпил, закурил, посмотрел на Таню. Та, хоть почти ни слова из его рассказа не поняла, кивнула со значением. – Я потом и лечиться ходил, да без толку все. Так вот и живу на самообслуживании. Иногда от тоски на бан сгоняешь, снимешь сусанну позабубенней, в парадняке оприходуешь – и вся любовь…
Красочный язык Генерала окатил своей новизной, а потому в суть проблемы Таня въехала не сразу, а лишь тогда, когда он упомянул о лечении. Читала она об этом брошюрку, тайком подцепленную на Никитиной полочке, «Мы мужчины» называется. Что ж, дело житейское, хотя больше по части прыщавых подростков. Ой, темнит что-то волчара, только вот зачем? Ладно, родной, хочешь поиграть, я согласна. Поглядим, надолго ли тебя хватит.
А Генерал поднял голову и, не глядя на Таню, тусклым, бесцветным голосом сказал:
– Все. Это все. Иди. Кому расскажешь – убью.
Но она не ушла. Ведь слова его не на это же рассчитаны. Взяв в ладони его лицо, она стала покачивать его, как младенца, приговаривая:
– Бедный-бедный Генерал… глупый-глупый Генерал…
Он опешил.
– Чего?
Она перестала покачивать, но руки с его лица не сняла.
– Послушай меня, глупенький мой, только не перебивай. Смотри мне в глаза, отвечай на вопросы и думай, прежде чем говорить.
Он криво усмехнулся.
– Ну ты наглая! Прямо опер! Смотреть в глаза! Отвечать на вопросы!
– Опер так опер. По-твоему, все твои беды от того, что ты не можешь нормально впердолить?
И опять она его срезала! На этот раз словцом, которого он никогда не слышал, но смысл которого был ясен предельно. Вот это девчонка!
– Д-да…
– Ну и дурак!
Он вскинулся, но, увидев в больших золотистых глазах лишь нежность, присмирел.
– Так вот, все твои беды от того, что ты никого не любил и тебя никто не любил. Потому что если любишь человека, то хочешь дать ему такое счастье, которое будет счастьем для него, а не для тебя… А он, если любит, даст тебе твое счастье… А изъяны исправит только любовь. Согласен?
– Ну?..
Он не понимал, куда она клонит, и затаился.
– И если, приходя ко мне, ты будешь думать только обо мне, а не о том, получится впердолить или нет, то все будет хорошо. Согласен?
– Ну…
Он натужно соображал, че ей надо.
– И если я, приходя к тебе, буду думать не о том, хорошо ты мне вставишь или нет, а о том, хорошо ли тебе со мной, то тебе действительно будет хорошо…
Согласен?
– Ну.
Таня как-то резко помягчела и отвела взгляд.
– И ты, мой Генерал, нужен мне таким, какой ты есть, – сказала она и положила голову ему на колени.
Он стал молча рассеянно гладить ее медные кудри. Она лежала и тихо-тихо мурлыкала. Так прошло минуты три.
И тут Таня поднялась.
– Вот что, генерал, поставь-ка музыку. Только поспокойнее.
Он вскочил с матраца и принялся рыться в пленках. Таня подошла к окну и налила полстакана коньяка, дополнив доверху лимонадом. Она на ходу выпила половину, а другую поставила у магнитофона и отошла в центр комнаты.
Генерал отыскал нужную кассету и установил ее на магнитофон. За спиной он услышал какие-то движения, но не придал им значения. Когда он включил магнитофон и повернулся к Тане, она стояла посреди комнаты, покачиваясь и сжимая что-то в кулаке. Он хотел подойти к ней, но она сказала:
– Стой. Он встал.
– Возьми стакан. Он взял.
– Выпей. Он выпил.
– Поставь стакан. Он поставил.
– Сделай погромче.
Он сделал. Полились звуки «Джейн Би», прославившей несколько лет назад молодую певицу Джейн Биркин.
– Сядь. Он сел.
– А теперь смотри на меня и только на меня.
Он стал насмешливо смотреть.
Таня плавно подняла обе руки вверх и так же плавно изогнулась, чуть заметно поводя бедрами в такт музыке. Она немного развернулась в движении, еще немного, оказавшись к Генералу боком, потом спиной. Он смотрел на нее. «Ну стерва отчаянная!» – залюбовался ее откровенными движениями. Она описала полный круг и вновь оказалась лицом к Генералу.
– Скажи-ка, Генерал, только честно, кто лучше-я или Дунька твоя Кулакова? – весело спросила она и, не дав ему ответить, бросила ему в лицо то, что до сих пор сжимала в ладошке.
Он поймал, поглядел – и захохотал, сообразив, что такую понтами не возьмешь, жути не нагонишь.
В его руке были ее кружевные трусики.
В тот памятный день победила дружба – к полному удовлетворению сторон. С того самого мига, когда губ его коснулись губы чудного создания, словно явившегося из другого мира. Генералу до дрожи, до обморока хотелось овладеть этим юным, волшебным телом, но весь жизненный опыт, выработанная с годами звериная осторожность, работавшая уже на уровне инстинкта, сопротивлялись отчаянно: опомнись, Генерал, она ж малолетка, явно из высокопоставленной семьи и сама куда как не простая, стерва та еще, потом не расхлебаешься. Приключений захотелось? Плюнь и забудь! Но плюнуть и забыть не получалось, ангельское личико в опушке рыжих волос так и стояло перед глазами, задорно подмигивало, уходить не собиралось. Трепетал, как мальчишка, на свиданку к «Зениту» собираясь, а ведь поклялся себе, что не пойдет никуда. А что перечувствовал, пока ждал ее, неведомым богам молился, чтоб не пришла и – чтобы пришла поскорее!. Пришла… А как готовился на случай ее визита – прибрался капитально, тортик через блатных спроворил, коньяк французский. И все себя убеждал, будто хлопоты эти для себя исключительно, будто не ждет он никого на славный революционный праздник, ети его! Сердце чуть из груди не выскочило, когда сама предложила:
