— Ничего, Машенька. Зато мы видели Рим, Помпеи, Салерно, Неаполь, о чём не мечтали. Оказались в Венеции. Вернёмся в Барлетгу дней за семь до отъезда, тогда и поплаваю.
В маленький зал автостанции вбежала девушка. Стройная, с гладкими волосами, зачёсанными сзади в заколотый черным бантом тугой пучок, одетая в короткую кожаную курточку, в мини–юбку, в чёрные ботинки на высоких каблучках, она влетела в стеклянную будку телефона–автомата. Дозваниваясь, с кем‑то говорила, и Артур не мог оторвать взгляда от её красивого, оживлённого лица.
Это, безусловно, была не туристка, а местная жительница, настоящая венецианка.
— Выйду наружу, — сказала Маша, — посмотрю расписание.
Он глянул ей вслед.
Коренастая, одетая поверх сарафана в скромный пиджачок, Маша не выдерживала никакого сравнения…
«Замечательный, потрясающе скромный, родной человек, — подумал Артур. — По–своему красива и не знает об этом. Никогда не красится, одета во что попало».
У него сжалось сердце.
Венецианка вышла из телефонной будки. Артур столкнулся с ней взглядом. Увидел юное и уже порочное ярко раскрашенное лицо.
Маша пропустила её у входа, подошла, взяла вещи.
— Автобус через три минуты. Дождь кончился.
…Всю дорогу Маша отчуждённо смотрела в окно, за которым в лучах проглянувшего предвечернего солнца мелькали разноцветные туристские городки, тянулись заросшие камышом каналы, где плавали утки.
«В конце концов ни в чём перед ней не виноват, — думал Артур, серчая ещё и оттого, что автобус отдалялся и отдалялся от города. — Стоило ли приезжать в Венецию, чтобы, ничего не увидев, тащиться невесть куда ради ночлега?»
На каждой остановке входили и выходили туристы, почти все непременно в шортах, с рюкзачками на спинах. Некоторые пожилые дамы держали на руках ухоженных собачек.
Эти пассажиры резко отличались от строго, со вкусом одетых местных жителей — наверняка работников туристского сервиса, устало проглядывающих газеты, или негромко переговаривающихся между собой.
— О чём они говорят? — спросил Артур.
— Диалект. Не понимаю, — ответила Маша. Она продолжала смотреть на разбухшую от влаги, иссечённую каналами равнину.
Через час пути автобус осторожно въехал на маленькую, забитую автомашинами площадь курортного городка. Её окружали отели со свисающими с фронтонов пёстрыми флагами. Понизу каждого здания уже светились витрины магазинов и ресторанов.
Когда Артур и Маша вышли из автобуса, они сразу заметили стоящего у одной из автомашин невысокого человека.
— Антонио? — издалека спросила Маша.
Тот кивнул, торопливо раскрыл дверцы своего «фиата».
Не успели они усесться, как машина рванулась вперёд. У Артура сложилось впечатление — от них хотят поскорее отделаться.
Антонио сразу же сказал, что ему поручено доставить в отель друзей дона Донато, что он извиняется, ибо не может уделить им больше внимания, так как очень волнуется, должен ехать в больницу, где жене будут делать кесарево сечение.
Артур был готов провалиться сквозь землю. «Носят нас на руках, — думал он. — Вторглись в чужую жизнь…»
Вскоре замелькали огни очередного городка — яркие витрины, светящиеся вывески, вычурные фонари. Машина, проехав перед фронтом белоснежных отелей, остановилась у одного из них. Над входом играла огнями вывеска — «Данубио», что, к удивлению Артура, означало «Дунай».
Едва увидев входящих в вестибюль, из‑за стойки выскочила и кинулась навстречу, как к родным, женщина в чёрном костюме. Первым делом она выхватила из рук Маши сумку и пакет с покупками, сказала, что она ждёт гостей из России, что её зовут Рита, поманила всех к лифту.
Антонио ещё раз извинился «за свою ситуацию», вдруг по–братски расцеловался с приезжими и ринулся к выходу.
Вместе с Ритой они поднялись лифтом на третий этаж, проследовали по коридору, вошли в отпертый ею номер. И оторопели.
Номер был на двоих. Две сдвинутые вместе широкие кровати стояли на роскошном ковре почти прямо против входа.
Рита посоветовала приезжим отдохнуть с дороги, сказала, что ужин в ресторане на первом этаже начнётся через сорок минут и тогда же можно будет подойти к ней с паспортами, зарегистрироваться.
Увидев, что номер состоит из двух комнат, Артур направился во вторую. Там не оказалось ни кровати, ни дивана. Лишь изящный столик с пепельницей, два кресла, да ещё шкаф красного дерева.
Собственно, это оказалась не комната, а нечто вроде веранды или большой лоджии. Артур потянул за толстый шнур, раздвинул занавеси и увидел внизу в отсветах вывесок и фонарей фланирующие толпы курортников.
— Спущусь, отнесу документы, — сказала Маша. — Давайте паспорт.
Вышла, хлопнула за ней дверь номера, а он все стоял, прислонившись виском к холодному стеклу.
«Господи, Ты видишь, Ты знаешь, ничего этого я не хотел. Начиная с истории с крестиком. Или же Ты задумал испытать меня на крепость?»
Он молился, пока в номер не вернулась Маша.
— Потрясающе! — сказала она, заглядывая с порога комнаты на веранду. — Номер — бесплатно, ужин — бесплатно, завтрак — бесплатно. А утром после него в шесть тридцать автобусом едем в Венецию. У меня язык не повернулся сказать Рите, что мы не жена и муж, просить второй номер…
— Ничего, сейчас разберёмся. Растащим кровати в разные стороны, вот и все.
Так они и сделали.
В номере стало неуютно. Находиться здесь вдвоём было все тягостней.
— Выходит, пожалели, подали нам милостыню, — сказал Артур.
— Зачем же вы так? — возразила Маша.
Артур вошёл в ванную, умылся душистым мылом, вытерся одним из висящих наготове махровых полотенец. Потом пригнулся к настенному овальному зеркалу.
Лицо человека с седыми висками, тёмными от постоянных бессонниц подглазьями показалось ему незнакомым. Чёрные пятна гематом от уколов под нижние веки ещё не рассосались…
Это был не тот Артур Крамер, каким он себя ощущал. Вышел из ванной, сказал:
— Жду вас внизу.
Он спустился с третьего этажа по лестнице, и сразу его обдало прибоем немецкой речи скопившихся в вестибюле людей, ожидающих ужина.
Это были семьи, целые кланы с мамашами и папашами, дедушками и бабушками, с бегающими вокруг них ухоженными детьми. Все они толпились у входа в салон, где тоже слышалась лающая немецкая речь. Почтенные седовласые герры восседали в чёрных креслах. Кто просматривал газету, кто благодушно посасывал трубку, глядя на экран телевизора показывали какой‑то фильм с привидениями и вампирами.
Заметив в сторонке свободное кресло, Артур уселся в него. Рядом у самой стены сидела старушка в парике, вязала что‑то вроде шарфа. Спицы так и мелькали в её руках.
Раздался удар гонга.
Хозяйка отеля встречала всех у входа. Рядом с ней уже стояла и Маша, ждала Артура.
Рита дружески подвела их к стоящему у задёрнутого пышными гардинами окна к столику, подозвала одну из молоденьких официанток, сказала, что её зовут Эммануэла, что она приходится ей племянницей.
Дразнящие запахи съестного, разносимого по столикам, звяканье бокалов, ножей и вилок, шумные тосты — все это в особой остротой напомнило Артуру и Маше о том, что они весь день почти ничего не ели.
Минут через пять Эммануэла вернулась с подносом, принялась снимать с него на стол тарелки с дымящимся супом–пюре из шампиньонов, поджаренные гренки к этому супу, салат из помидор, два омлета, вазочку с двумя ломтями шоколадного торта и два бокала кампари. Потом был подан и чай.
— Чувствую себя сукиным сыном, — сказал Артур, приступая к еде.
— Не беспокойтесь, умейте принимать дары… Рита успела рассказать мне историю отеля. Оказывается, построен её дедушкой сорок лет назад. Отель полюбили немцы. Приезжают сюда поколение за поколением. Одни и те же семьи. Помнит по именам, даже умерших.
— Как вы думаете, сколько сейчас здесь народа? — спросил Артур.
Маша обвела взглядом гудящий зал. Где‑то в глубине его маленькие девочки пели песенку. Послышались аплодисменты.