Потом к боли добавилось еще что-то. Это что-то было холодным, влажным и прижималось прямо к губам Хилари. Гравий! Хилари с отвращением отодвинулась и тут же порезала руку обо что-то острое. Ее больше никто не трогал. Она лежала лицом вниз, прижимаясь щекой к чему-то мокрому, твердому и холодному. Дорога — она лежала прямо на дороге. И она порезала руку. Порезала обо что-то острое, и теперь эта рука болела. Она вспомнила искалеченный велосипед и подумала, что едва ли теперь сможет добраться на нем до Ледлингтона.

Все эти мысли промелькнули в ее голове почти мгновенно, потому что давно уже ждали, когда вернувшееся сознание позволит им это сделать. Хилари приподняла голову и осознала разом две вещи: что мотор у машины включен, а фары направлены прямо на нее. И следом — звук захлопнувшейся дверцы. Кто-то захлопнул дверцу машины.

Человек за рулем передвинул рычаг передачи на первое деление и до отказа вжал ногой педаль акселератора.

Хилари услышала, как взревел мотор. Это был не просто звук, это было воплощение всех ее сегодняшних страхов. Эти двое оттащили ее с обочины и уложили лицом вниз рядом со сломанным велосипедом прямо перед машиной. Они положили ее лицом вниз, потому что именно так падают обычно с велосипеда. И мертвая Хилари, найденная на дороге утром, будет выглядеть всего лишь несчастной жертвой тумана. Если бы они меньше заботились о том, как это будет выглядеть, и оставили Хилари лежать на спине, их план, несомненно, увенчался бы успехом. Но они перевернули ее, а из такого положения даже полуоглушенной девушке как минимум вдвое проще вскочить на ноги, какой бы мокрой и скользкой ни была дорога.

Услышав рев мотора, Хилари уперлась в землю руками и, приподнявшись, уставилась на оранжевый размытый круг света, застывший в нескольких метрах от нее. Потом этот круг с невероятной скоростью рванулся вперед, и Хилари метнулась в сторону, скользя в грязи и пытаясь подняться на ноги. Наконец ей это удалось, и она, добравшись до обочины, бросилась прочь от дороги, чтобы через секунду с разбега врезаться в живую изгородь. У слепого ужаса есть свои преимущества. Хилари не чувствовала ни шипов, ни колючек, которые хлестали ее по лицу, пока она металась вдоль изгороди, на ощупь отыскивая лазейку. Ее волосы спутались, пальто превратилось в лохмотья, а пружинистая стена из спутавшихся веток упрямо отбрасывала ее назад, но Хилари продолжала продираться и пробиваться вперед до тех пор, пока не оказалась по другую сторону изгороди и не скорчилась там, уткнувшись лицом в колени и зажимая рот краем пальто, чтобы приглушить рвущиеся наружу судорожные всхлипы. Она была на грани обморока, и ее сознание судорожно металось между забытьем и кошмаром, пока не остановилось наконец где-то посередине. Они вернутся. Они будут ее искать. Нельзя, чтобы ее нашли.

Хилари вскочила и со всех ног устремилась в открытое поле.

Машина проехала чуть дальше и, скрипнув тормозами, остановилась. Из нее выскочил мужчина и побежал назад. Он и водитель разошлись во мнениях, что же именно произошло. Сквозь туман ничего не было видно, но водитель утверждал, что, раз машину подбросило, Хилари Кэрью в настоящий момент была уже трупом.

Мужчина пробежал несколько метров и остановился. Ни Хилари Кэрью, ни трупа на дороге не было. Там валялся только велосипед — разбитый, покореженный и исключительно вредоносный, поскольку стоило мужчине нечаянно наступить на колесо, и выгнувшийся обод, точно лук, выстрелил в него шестью спицами, одни из которых изорвали штанину, другие воткнулись в ладонь, которой он прикрыл лицо. Мужчина вскрикнул, выругался, отскочил назад, попутно ободрав о педаль голень, и побежал обратно к машине.

Все это заняло не больше пары минут. К тому времени, когда мужчина и водитель обменялись взаимными упреками и отыскали наконец в захламленном багажнике фонарь, Хилари как раз уперлась во вторую изгородь. У нее все еще кружилась голова, и, если бы не это, она наверняка так и бежала бы по полю все вперед и вперед до тех самых пор, пока ее не поймали бы, поскольку мужчины из машины быстро нашли место, где она пробралась сквозь первую изгородь. Возможно, туман и помог бы ей скрыться, но мужчин все-таки было двое, оба были полны сил и энергии, и у них был фонарь. Кроме того, они понимали, насколько высоки ставки. Понимала это и Хилари, которую, как ни странно, спасли именно ее слабость и головокружение, заставившие ее бежать как угодно, но только не прямо. Совершенно этого не замечая, она постоянно забирала в сторону и, пробежав по краю поля, врезалась в изгородь, огораживающую его справа и идущую перпендикулярно дороге. С разгона пробив брешь и в этой преграде, Хилари оказалась на склоне холма, и ноги сами собой понесли ее вниз, доставив в конце концов в небольшую впадину, окруженную со всех сторон кустарником. Там Хилари и осталась, скорчившись в три погибели и дрожа с головы до ног. Кусты скрывали ее, а туман укрывал кусты. Она забилась в это углубление, словно затравленный зверек в нору, всем телом прижимаясь к земле. Темнота укутывала ее, облетевшие осенние кусты стояли вокруг как часовые. Стоило кому-то сделать по направлению к ней хоть шаг или протянуть руку с намерением причинить зло, сломавшаяся ветка или хрустнувший сук тут же бы подали ей сигнал.

Постепенно Хилари успокоилась. Ее дыхание стало ровнее, в голове прояснилось. Она прислушалась. За нею никто не гнался.

Ей казалось, что прошло очень много времени, прежде чем она уловила слабый звук голосов — настолько далекий и слабый, что слова сливались в невнятный гул. Она мучительно прислушивалась, ожидая, что этот гул приблизится и накатит на нее оглушительной волной, но вместо этого неожиданно наступила тишина. Потом, резко и отчетливо, хлопнула дверца и послышался шум мотора.

Хилари стиснула руки. Они сели в машину, захлопнули дверцу и завели мотор. Они не смогли найти ее и теперь уезжали. Ура, ура, ура!

Неожиданно между ее лопатками скользнула ледяная капля. А что, если это трюк? Если они только притворились, будто уехали? Что, если, выйдя сейчас на дорогу, она попадет прямо им в руки? Это ведь так просто — протянувшаяся из темноты рука сожмет ее горло, и сквозь туман донесется быстрый и тихий шепот: «Быстрее! Пока она не пришла в себя!» Второй раз они ее уже не упустят. Машина сделает с ней то же, что уже сделала с велосипедом, и она никогда больше не увидит Генри! Эта мысль обожгла ее словно огнем, заставив прийти в себя. Она почувствовала яростную решимость увидеть Генри снова. Она должна была снова его увидеть. И, что бы они теперь ни делали, помешать ей они не смогут.

Она тут же почувствовала себя собранной и спокойной. Это было совсем новое для нее состояние — не мужество юности, которое легкомысленно отмахивается: «Ну да, случаются, конечно, разные ужасы в газетах и с чужими людьми. Но уж никак не со мной и не с моими близкими», потому что они уже случились: с ней, с Марион, с Джеффри. Теперь это было совсем другое мужество, куда более мудрое и опытное, которое говорило: «Да, это происходит, и происходит со мной, но я могу с этим справиться».

Она села, откинула с лица волосы и поморщилась, задев длинную глубокую царапину на щеке. Шум мотора удалялся в сторону Ледлингтона и наконец без остатка растворился в наполненном туманом воздухе. Он не оборвался внезапно, как должно было быть, если бы машина, проехав немного, остановилась, — он стихал постепенно, пока не замер где-то вдали.

Правда, и это еще ничего не значило. Их было двое. Один мог уехать, а второй остаться, чтобы схватить ее, когда она снова появится на дороге. Они должны были понимать, что рано или поздно ей все равно придется выйти на дорогу. Она представила себе неподвижную черную фигуру, безликое зло, притаившееся в тени изгороди. Хилари спокойно и методично обдумала создавшееся положение. На дорогу возвращаться нельзя — это было ясно. Так же опасно было и пытаться поймать попутку. Впрочем, при таком тумане из этого все равно едва ли что вышло бы.