Говорит он скупо, будто отмахивается от надоедливых мух. Своего вестового атаман помнит, только отчество путает, называет «Петровичем».
— Скажите, — спросил я, — у вас не возникло подозрений в отношении Афанасьева после того, как не возвратились посланные к нему агенты?
— Нет, — ответил Семенов. — Есть люди, которым, поверив один раз, не перестанешь верить всю жизнь, что бы ни случилось. Таким человеком я считаю Григория... Здесь мне предъявляли показания капитана Корецкого... Его Григорий не предал. Он сам ошибся и попался в хорошо поставленную ловушку...
Беседа закончилась, Семенов тяжело поднялся и, по-стариковски шаркал тапочками со стоптанными задниками, ушел в сопровождении дежурного.
Я получил справку. В ней указывалось: капитан Корецкий арестован в январе двадцать восьмого года. Он готовил террористический акт.
Настала пора встречи с Григорием Ивановичем Афанасьевым. Передо мною стоит бородатый старик, опираясь на массивную самодельную палку. Вид у него жалкий. Только мысль о тяжком предательстве отгоняет жалость. И все-таки я начинаю с расспроса о ранении. Он обстоятельно рассказывает об этом и о том, где и как лечил ногу.
— Теперь буду говорить о своем деле, — начинает он, не дожидаясь моих вопросов. — Ты, паря, слушай и не перебивай...
Он уселся удобнее, прислонил к стене палку — поправил штанину на покалеченной ноге. Все это проделал степенно, не спеша.
— Тридцать лет ждал я этого дня. Знаю, каждая дорожка, даже самая торная, начинается с первого шага и кончается — последним. Буду в колонии ичиги шить. Старухи нет рядом, так теперь уж она без надобности, — грустно шутит он.
Ничего нового рассказ Афанасьева не прибавляет к тому, что нам известно о нем, лишь уточняет какие-то детали.
В беседе с Василием Иннокентьевичем он сообщил, что завербовал односельчан Белых и Лоскутова для работы на японскую разведку. Я спрашиваю об этом.
— Соврал, паря следователь. Прихвастнул, — пояснил Афанасьев. — Знаю этих людей по службе у белых, думал, при необходимости не откажутся помочь...
Я не стал переубеждать Афанасьева. Это его право — мерить людей на свой аршин. Последний шаг по своей тропке жизни он уже, пожалуй, сделал.
«Разыскивается...»
I
Дело Николая Ставрова возникло по тем временам совсем обычно.
Поступил розыскной циркуляр.
«Разыскивается Ставров Николай, 1920 года рождения, уроженец Восточной Сибири, по специальности шофер. В период немецкой оккупации добровольно поступил на службу в полицию, участвовал в карательных операциях против советских партизан. При отступлении немцев бежал с ними. В июне 1945 года завербован офицером разведки западной державы в качестве агента, готовится к переброске в Советский Союз по каналу репатриации».
На первом этапе перед нами стоят две задачи: установить место рождения Ставрова, чтобы собрать более полные данные о нем и родственниках; проверить — не укрывается ли он сейчас в Забайкалье.
Месяца через три убеждаемся: Ставрова Николая на прописке в нашей местности нет.
Я на всякий случай беру на заметку механика автобазы Ставрова Никифора Игнатовича, родившегося в восемнадцатом году в Краснодарском крае. Насторожила профессия и, самое главное, то обстоятельство, что в городе живут два Никифора Игнатовича Ставрова, год и место рождения которых тоже совпадают. Второй Ставров Никифор работает слесарем в гараже «Стройтреста».
Естественно, стали разбираться в судьбах двойников. Выяснилась такая картина.
На одном из хуторов близ станицы Екатериновской жил зажиточный казак Игнат Тимофеевич Ставров. В тридцатом году хозяйство было изъято, а сам он с женой и детьми выселен в Сибирь. Старики помнят: у Ставровых была дочь Анастасия и два сына — Никифор и Николай. В то время старшему сыну исполнилось лет двенадцать, а младшему, должно быть — десять. Но кто из них старше, Никифор или Николай, хуторяне не могли сказать. Архивы станичного Совета не сохранились.
Идем по следу. В Канском районе Красноярского края жила семья кулака Ставрова. В тридцать шестом гону Игнат Тимофеевич умер от сибирской язвы. Старший сын Никифор вскоре выехал на Дальний Восток, по слухам, работает где-то на строительстве паровозо-вагонного завода. Жена Игната Ставрова вместе с младшим сыном Николаем «укочевала», как говорится в справке, в Боготол, где живет ее дочь Анастасия с мужем... Фамилию его не знают: человек он не местный.
Знакомлюсь с автобиографиями и анкетами Ставровых.
Механик Никифор Ставров вот уже двенадцать лет работает на автобазе. Начинал с подсобного рабочего на стройке. В годы войны пользовался бронью. Об отце он пишет так: «Мой отец Ставров Игнат Тимофеевич не захотел вступать в колхоз и переехал в Красноярский край, там и умер». О брате: «Брат Николай накануне войны жил на Кубани. Считаем его пропавшим без вести».
Жизненный путь слесаря Никифора Ставрова имеет много общего с историей жизни его однофамильца. Но и разница большая. Слесарь Никифор Ставров паспорт получил на основании военного билета, а военный билет — по справке Управления милиции об утрате документов. В автобиографии пишет: «Родители жили в Восточной Сибири. В тридцать шестом году я уехал на Дальний Восток. Всю войну служил в армии, демобилизован в октябре сорок пятого года...» О родственниках ни слова. Однофамильцы или братья Ставровы? Является ли разыскиваемый автослесарь Ставров агентом западной разведки? У механика — бесспорное алиби.
Ответ первой задачи мы нашли сравнительно быстро. Пользуясь тем, что в военкоматах шел обмен военных билетов, мы попросили райвоенкома вызвать Ставровых на один день и час. В коридоре среди многих военнообязанный, ожидавших приема, сидел мой помощник лейтенант Кручин в штатской одежде. Он должен был наблюдать за встречей двух Никифоров.
Ровно в назначенное время вошел механик Ставров. Он неторопливо осмотрел длинный коридор, увешанный плакатами.
— Тут очередь или как? — спросил Ставров, обратившись к пожилому мужчине.
— Нет. Сами выкликают. Ждем вот.
Ставров проследовал в дальний угол и присел на корточки, сцепив в замок руки перед собою.
Автослесарь Ставров опоздал минуты на четыре. Он поздоровался, ни к кому не обращаясь, прислонился к стене, скрестив ноги, и стал ждать.
Шло время. Ставровы не обнаруживали никаких признаков знакомства, не проявляли друг к другу ни малейшего интереса, и лейтенант Кручин начал было подумывать, не пора ли ему покинуть пост.
Но вдруг приоткрылась дверь, и зычный голос офицера выкрикнул: словно команду:
— Ставров Никифор Игнатович!
Ставровы чуть не столкнулись лбами. Они внезапно остановились, ошеломленные.
— Коля? Живой! — опомнился механик. Он по-мужски неловко обнял и поцеловал брата.
— Никифор? Ты здесь? — удивился слесарь, озираясь по сторонам.
— Товарищи, заходите же, не задерживайте, — поторопил их офицер.
— Ладно. Никифор, иди. Я подожду.
Вскоре Никифор вышел и сразу кинулся к брату.
— Все в порядке. Иди!
— Я в другой раз приду... Где же билет?
— Через три дня. С билетами — это те, кто раньше сдавал документы.
Ставровы ушли, оживленно разговаривая. Люди с недоумением смотрели им вслед. Только лейтенант Кручин понял: братья встретились после двенадцатилетней разлуки. Значит, слесарь Ставров присвоил имя брата. Подозрения вокруг Ставрова сгущались. Оставалось найти последнюю разгадку. Фотокарточки Ставрова разослали для опознания лицам, знавшим немецкого полицая Николая Ставрова.
Томительное ожидание длилось почти два месяца. Наконец, получены неопровержимые улики: Ставров — разыскиваемый государственный преступник. Но тут выясняется — Ставров скрылся. Упустили! Долго мы не имели никаких сведений о нем, словно сквозь землю провалился. С первым же известием я пошел к начальнику управления.
— Хорошо, Лавров, — сказал полковник, выслушав мой доклад, — бери в помощники старшину и езжай в Красноярский край. — Он строго посмотрел на меня и добавил: — Но шпиона ты должен привезти... Ты понял меня?
