Литмир - Электронная Библиотека

Тем временем Стоунхорн подобрался сбоку к разъяренному животному. Окуте тоже был на расстоянии броска лассо. Взметнулись петли. Окуте зацепил левую заднюю ногу бизона. Стоунхорн набросил лассо на шею быка и затянул его. Рывок справа и слева, вверх и вниз одновременно, и бизон был остановлен. Пегий Стоунхорна при этом поднялся на дыбы, конь Окуте упал. Но всадники не отпустили лассо. От неожиданности и рывка бизон на мгновение опешил. Стоунхорн соскочил с коня, поднялся и Окуте. Стоунхорн схватил животное за нос и за рога, как рычагом пригнул его голову к. земле, тем временем Окуте успел связать передние и задние ноги бизона.

Бык стал беспомощным.

Стоунхорн снял лассо с шеи животного, которое было уже не нужно. Он весь взмок от пота и тяжело дышал. У Окуте от падения и напряжения кружилась голова, но он держался на ногах.

Подъехал старший ковбой. Он привел лошадь Окуте. Пегий Стоунхорна стоял рядом и поглядывал с опаской.

Бизон еще пытался ворочаться, но его сопротивление было сломлено. Он не мог освободиться.

Ковбой поправил свою шляпу.

— Ваша команда показала класс в ловле бизона. Такого с этим дикарем еще не приключалось, да и на родео не увидишь, — усмехнулся он. — Жаль, ребята, что за это не полагается приз.

Мычащих самок вывести из автомобилей было тоже нелегко, однако это не шло ни в какое сравнение с тем, что только что произошло. Ковбои согнали их вместе. Автомобили укатили.

Оставался бык.

— Ну, что ты скажешь? — спросил Стоунхорн сеньора-ковбоя.

Тот искоса посмотрел на него:

— Дважды в течение часа ты его за рога не удержишь, Кинг.

Джо чувствовал, что руки у него еще дрожат, он выложил последние силы.

— Оставь его лежать, пока он не ослабеет от голода, — посоветовал сеньор-ковбой. — Если быть честным, мы все были рады, что ты купил этого буяна. Мы должны бы подарить его тебе. Он доставлял нам столько хлопот.

Стоунхорн положил руку на круп животного, и это выглядело так, как будто он прислушивается к себе и к бизону.

— Я думаю, он помирится с нами, — сказал он. — Подгоните коров поближе, я его освобожу.

Все покинули луг, кроме Окуте и Алекса Гудмана. Оба они оставались на лошадях позади маленького стада. Стоунхорн передал им своего жеребца.

Он подошел к неподвижно лежащему быку и быстро освободил его от лассо, связывавшего ноги. Животное вскочило и понеслось было галопом. Однако, как только бизон убедился, что он свободен и никто его не преследует, он поспешил к коровам. Стадо было в сборе.

Гудман и еще один парень из резервации вместе с Мэри взяли на себя заботу о маленьком стаде. Надо было дать животным успокоиться и немного привыкнуть к новой обстановке. А у дома Кинга началось большое праздничное угощение. Квини позаботилась о новообращенных пастухах и принесла полагающуюся им часть. На этот раз никто и не подумал притащить с собой проклятые бутылки. После событий последнего праздника все знали, что здесь бренди встречают насмешкой и пистолетом. Отказ от бренди никому не показался тяжелым, потому что предстояло вволю поесть мяса, а для людей, скверно и однообразно питающихся, это уже было верхом опьянения.

До поздней ночи продолжалось пиршество, слышался смех и разговоры. Много добрых слов пришлось на долю вождя Окуте и вождя Джо Кинга. У костров слышались старые песни. Инеа-хе-юкан-старший рассказывал о бизоньих охотах, в которых он принимал участие.

— Убивать не труднее, чем ловить. Но тогда бизонов были тысячи и нам не раз случалось попадать в толчею несущегося стада…

Кэт Карсон и Хаверман тоже чувствовали себя великолепно. Приезжие ковбои и шоферы, которые принимали участие в празднике, только за полночь разъехались по домам.

В долине наступила тишина, луна висела в небе над Белыми скалами. На лугу, на склоне паслись бизоны.

Окуте положил руку на плечо Стоунхорна:

— И я снова это увидел.

КАЛГАРИ

Однажды утром Квини не захотела идти в школу.

— Вези меня в больницу, Джо. Время.

Он повез свою молодую жену в большое светлое здание в поселке агентуры. Там ее приняли у него, а он остался ждать. Он ждал в этот раз без какого-либо чувства страха. Через двенадцать часов он мог полюбоваться двумя маленькими смуглыми существами, мальчиком и девочкой, и смог увидеть свою жену, которая после перенесенных мук лежала в заправленной белым постели.

Десять дней спустя он забрал свою семью и понял, что двухместный автомобиль скоро будет мал. Малыши были пухленькие и спокойные. Голос Стоунхорна звучал мягко, когда он обращался к ним. Близнецы требовали внимания молодой матери. Однако поездка в автомобиле не вызывала у них протеста.

Дома Квини нашла свою горячо любимую бабушку. Старая женщина была счастлива не менее, чем Квини. Она жила теперь с Окуте в типи и поддерживала там во всем тот порядок, в котором индейцы жили раньше. Причем у нее оставалось еще достаточно времени для Квини и детей.

Директриса миссис Холленд и несколько соучениц Квини приехали и пожелали счастья, а потом они приезжали и привозили задания. Стоунхорн ухаживал за своими лошадьми и бизонами и к вечеру был не менее усталый и не менее довольный, чем его жена.

Окуте незаметно наблюдал.

— Если ему ничто не помешает, он справится со своим делом, — сказал он Унчиде.

— Да, он настоящий твой сын, Инеа-хе-юкан.

Наступил конец июня. Квини подумала, что ее соученики по художественной школе скоро сдадут экзамены на бакалавра… Но еще чаще обращались ее мысли к собственным экзаменам, которые ей предстояло сдавать. Тем более что, как мать двоих детей, она могла посещать не все школьные занятия. И она ожидала экзамены с некоторым страхом. Однако она и тут осталась лучшей. В день праздника она пошла в мантии, в четырехугольном берете вместе со всеми. Фриз был завершен, и под впечатлением картины из истории своего народа слушала она школьный оркестр и речь суперинтендента Холи, который говорил о задачах и обязанностях молодых индейцев. На скамьях в зале сидели семьи. Халкетты пришли в полном составе, за исключением Генри, которому опять пришлось смотреть за домом и скотом. Окуте был тут, Унчида, Джо с обоими детьми.

Потом Квини отвлеклась от речи Холи, она думала о словах, которые произнес представитель учеников год назад в художественной школе перед своими товарищами. Она была индеанка, и она не хотела забывать земли и родников, травы и неба, Луны и Солнца и своих предков.

После торжественной части миссис Холленд дала ей письмо из художественной школы и письмо подруги Квини по художественной школе — Эллы, девушки из племени хопи. Уже проданная картина Квини, масло «Танец в ночи», должна быть представлена на выставке старого и новейшего индейского искусства в Вашингтоне.

Квини бросило в жар при мысли, что перед ней открывается новый путь, по которому она может идти дальше и действовать как человек искусства, как индеанка. Период ее творчества, когда она, выражая свои мысли, чувства, свое видение мира в художественном образе, в то же время хотела их спрятать, миновал. Казалось, наступила пора, когда не надо стыдиться быть индейцем. Элла подробно написала обо всех соучениках и напоследок о самой себе. Она тоже выдержала экзамен на бакалавра и собиралась поступить в высшую художественную школу, стипендия ей была уже предоставлена. Дальнейшие планы ей были еще не ясны, но она тоже была уверена, что никогда не забудет свой народ. Она восхищалась Квини, которая за последний год превзошла своих старших товарищей и создала лучшую работу класса: «Танец в ночи». Квини быстро пробежала письмо и подняла глаза, потому что подошел Фрэнк Морнинг Стар. Он поздравил ее и выразил надежду, что признанная молодая художница позаботится о новом музее.

— Хорошо, если она это сделает, — заметил Джо и передал детей бабушке. — Иначе ты навешаешь слишком много светло-зеленых берез, пучеглазых бизонов и украшенных перьями индейцев.

100
{"b":"29284","o":1}