В ночь на понедельник 5 декабря 1791 года, когда часы показывали без пяти минут час, скончался Вольфганг Амадей Моцарт.

Доктор Клоссет, лечивший больного, поставил следующий диагноз его роковой болезни: «вне всякого сомнения, тяжелая форма брюшного тифа».

Главный врач Всеобщей венской больницы доктор фон Саллаба, приглашенный на консилиум доктором Клоссетом, со всей определенностью заявил: «Моцарт умер от прилива к голове».

В приходской книге собора святого Стефана, помощником капельмейстера которого незадолго до смерти назначили Моцарта, хранится запись о том, что его смерть была вызвана «жестоким гриппом с сильнейшей лихорадкой».

Доктор Гульденер, который не лечил умирающего композитора, но являлся другом доктора Клоссета, утверждал, что Моцарт умер от «ревматически-воспалительной лихорадки».

В придворном некрологе объявлялось, что третий императорский капельмейстер скончался «от водянки сердца».

Но все симптомы его болезни указывали на то, что он умер от «расстройства почек».

Известно, что Антонио Сальери, самый знаменитый венский композитор и первый императорский капельмейстер, прослышав о смерти своего соперника, сказал: «Туда ему и дорога! Иначе все мы в скором времени остались бы без куска хлеба. Причина смерти? Да разве все мы не знаем, что он вел разгульную жизнь. Стоит только послушать его „Дон Жуана!“»

Жена Моцарта Констанца с возмущением это отрицала и говорила: «За несколько месяцев до смерти у него начались недомогания, и его стали одолевать предчувствия скорой смерти. А когда, при самых таинственных обстоятельствах, ему заказали реквием, он уверовал в то, что сочиняет его для самого себя».

Венская газета задала Констанце вопрос: «Ходят слухи, будто ваш супруг усматривал в своей болезни чью-то злую волю?»

«Это верно, – ответила она. – В последние недели перед смертью он часто во тьме ночи шептал, что кто-то пытается свести с ним счеты».

«Кто же?»

«У него было много заклятых врагов, которые преследовали его до самой смерти».

Не прошло и трех месяцев после смерти Моцарта, как скончался император Леопольд II; и поскольку было известно, что и у него имелись заклятые враги, пошли слухи, будто и он, как Моцарт, умер не своей смертью.

И тут слухи стали распространяться повсюду. Одна музыкальная газета писала:

«Хорошо известно, что Моцарт вернулся больным из Праги после постановки там „Милосердия Тита“, и здоровье его неуклонно ухудшалось. Считали, что он страдает водянкой, но когда после смерти его тело распухло, начали поговаривать об отравлении».

Однако вскрытие тела произвести не могли по той причине, что тело исчезло.

Ходили слухи, что господин Моцарт лишился расположения двора, что его преданность идеям масонства создала вокруг него атмосферу враждебности, что он позволял себе язвительно отзываться об окружающих и тем самым восстановил их против себя, и что смерть Моцарта была в особенности на руку Антонио Сальери. После смерти Моцарта Сальери, без сомнения, занял главенствующее положение в музыкальном мире Вены.

Однако слухи об отравлении Моцарта становились все более настойчивыми.

Друзья Сальери, ставшего учителем Бетховена и Шуберта, отвергали версию о причастности Сальери к смерти Моцарта и считали подобные домыслы тягчайшей несправедливостью по отношению к великому человеку и великому музыканту, каким являлся Сальери. Они утверждали, что беднягу Моцарта свели в гроб нищета, непосильная работа, а также перенесенные в детстве болезни и распутный образ жизни.

Защитники Моцарта отвечали, что он был слишком беден, чтобы вести разгульную жизнь, и что ни одна из болезней, перенесенных им в детстве, не носила признаков почечного недомогания. Дальнейшее изучение последних лет жизни Моцарта не подтвердило наличия симптомов почечной болезни или какого-либо другого хронического заболевания.

Но по мере того, как открывались новые факты о его последней болезни, все говорило о том, что почки были особенно сильно поражены. Он страдал от приступов головокружения и часто терял сознание, но продолжал писать музыку до последнего вздоха; тело его распухло, покрылось нарывами, его мучили тошнота, головные боли, он страдал галлюцинациями. Одним словом, налицо были все симптомы отравления ядом.

И сам Моцарт подозревал, что его отравили.

Вена, осень 1823 года. Газетное сообщение: «Антонио Сальери, первый капельмейстер императорского двора, признался в том, что отравил Моцарта».

Вена, 1823 год. Газетное сообщение, спустя несколько дней:

«После исповеди и признания священнику разум Сальери помутился и он пытался перерезать себе горло.

Попытка первого императорского капельмейстера покончить с собой не удалась; по приказу императора, его поместили в дом умалишенных».

Ноябрь 1823 года. Бетховенские разговорные тетради.

Друг Бетховена Иоганн Шикль сообщил глухому композитору последние новости, написав в его разговорной тетради: «В конце концов Сальери сознался в том, что отравил Моцарта. В припадке раскаяния он пытался перерезать себе горло, но пока еще жив».

Бетховен написал в ответ: «Я по-прежнему не отказываюсь именовать себя „учеником Сальери“.»

Иоганн Шикль ответил в разговорной тетради: «Пусть так, но могу побиться об заклад, что Сальери сказал правду. Почти все в Вене со мной согласны. Обстоятельства смерти Моцарта служат подтверждением признания Сальери».

Бетховен сердито ответил: «Пустая болтовня! Сальери я обязан больше, чем кому бы то ни было».

Иоганн Шикль продолжал: «Больше чем Моцарту?»

Бетховен ответил: «Когда я в нем нуждался, Моцарта уже не было в живых».

Извещение императорского двора от 14 июня 1824 года несколькими месяцами позже гласило:

«Его императорское величество милостиво разрешает Антонио Сальери после пятидесяти лет верной службы престолу уйти в отставку с сохранением полного жалованья».

На следующий день Бетховен с торжеством заявил племяннику: «Я оказался прав. Сальери оправдан. Он просто нездоров».

Карл ван Бетховен написал в ответ в разговорной тетради своего дяди: «Вне всякого сомнения, весьма нездоров. Император защищает Сальери, стараясь скрыть тот факт, что Габсбурги могли проявить несправедливость в отношении Моцарта, но по всем слухам Сальери продолжает утверждать, что отравил Моцарта».

Бетховен ответил на это взрывом негодования, но через несколько минут спросил своего друга Антона Шиндлера, как чувствует себя Сальери.

Антон Шиндлер написал: «Здоровье Сальери снова ухудшилось. Он совсем невменяем. В бреду он продолжает твердить, что виновен в смерти Моцарта. Видимо, это сущая правда, раз он хочет исповедоваться в своем грехе. Да, видно, каждому уготовано возмездие».

Осень 1824 года. «Альгемайне музикалише цейтунг»:

«К Сальери никого не допускают; двое служителей дежурят при нем днем и ночью».

Бетховенские разговорные тетради. Запись, сделанная в тот же день.

Когда Бетховена попросили написать что-нибудь по случаю годовщины смерти Моцарта, он поинтересовался состоянием здоровья Сальери.

Карл ван Бетховен записал в разговорной тетради своего дяди:

«Людей, которые упорно утверждают, что Сальери – убийца Моцарта, становится все больше».

Его дядя закричал: «Глупец, я спрашиваю о здоровье моего учителя!»

Антон Шиндлер записал в разговорной тетради: «Он сошел с ума. Единственно о чем он твердит, это о Моцарте. Он полон отчаяния».

Апрель 1825 года. «Альгемайне музикалише цейтунг»: «Нашему многоуважаемому Сальери, сколь это ни печально, никак не удается умереть. Его тело подвержено всем старческим немощам и разум покинул его. Говорят даже, что в бреду больного воображения он винит себя в преждевременной кончине Моцарта; в этот вымысел не верит никто, кроме разве самого несчастного больного старика. К сожалению, современникам Моцарта слишком хорошо известно, что непосильная работа и беспорядочная жизнь в компании плохих друзей – вот что сократило его драгоценную жизнь!» Вена. 1 мая 1825 года. Газетное сообщение: «Говорят, что исповедь Сальери хранится в венском церковном архиве».