– Из-за десяти средних нитей приходится снимать пол-основы, – сказала она.

Фома кивнул. Он стянул с головы шапку и вымыл руки.

Однажды в конце осени Андерс и Вениамин разговорились за какой-то работой.

– Я думаю, следующим летом тебе стоит пойти со мной в Берген матросом, – как бы случайно обронил Андерс.

От этих слов у Вениамина подозрительно повлажнели глаза.

За работу он будет получать деньги, спать будет в кубрике вместе с матросами. Если во время вахты будет травить за борт, у него удержат из жалованья. Они ударили по рукам, ничего не сказав об этом Дине.

Храня их общую тайну, Вениамин чувствовал себя более взрослым. Однажды он увидел у себя на верхней губе пушок, который вырос за одну ночь и стал темнее. Вениамин торжественно взял опасную бритву Андерса и забрался на стул, чтобы лучше видеть себя в зеркале, висевшем над комодом. Но его рука, на которую он смотрел в зеркало, дрожала. Он даже порезал себе нос. С кровоточащим носом ему пришлось обратиться за помощью к Дине. Она не бранила его, лишь взглянула на бритву и промыла порез, чтобы остановить кровь.

– Я просто играл, – сказал он, стараясь обратить все в шутку.

– Я понимаю. На этот раз порез зарастет. Но в другой – ты отхватишь себе полноса.

Он кивнул и скользнул мимо нее в дверь.

– Ждать недолго, скоро эта забота будет преследовать тебя каждый день! – крикнула она ему вслед.

Он остановился и, не удержавшись, крикнул ей в ответ:

– А ты не знаешь, о чем мы с Андерсом договорились! Это наш с ним секрет!

Дина вышла на площадку лестницы:

– О чем же вы договорились?

– А вот увидишь! – крикнул он и бросился вниз.

Всю зиму и весну Вениамин интересовался только тем, что имело отношение к Бергену. Он вытащил картины и книги, когда-то привезенные оттуда. Кандидат Ангелл не мог ничем помочь Вениамину. Сам он никогда не бывал южнее Трондхейма.

После ухода Андерса на Лофотены в усадьбе не осталось ни одного человека, который хоть что-то знал бы о Бергене. Вениамин вздохнул с облегчением, лишь когда Дина призналась ему, что знает о Бергене все. И действительно, ответила на все его вопросы, хоть и коротко.

Вениамин быстро сообразил, что нельзя спрашивать о Бергене ночью, когда они с Диной бодрствовали из-за криков русского. От этих вопросов глаза у нее становились злыми.

Наконец птицы с гомоном принялись вить гнезда, скот выпустили на пастбища, и Вениамин изумился, что в состоянии испытывать столь глубокую радость после всего, что он пережил.

Однажды он понял, что Ханна вовсе не радуется вместе с ним его предстоящей поездке, и очень удивился. Это уже слишком! Она не имеет никакого права дуться на него!

– Пойми же: я мужчина, а ты женщина! – Он глубоко вздохнул, стараясь не показать, что ему тяжело нести по коробке в каждой руке.

– Я помню, как ты кричал и плакал, когда Дина уезжала без тебя, – сказала Ханна, вытирая лицо.

– Это было давно, – высокомерно, по-мужски ответил он.

– Может, меня уже здесь не будет, когда ты вернешься!

– А где же ты будешь?

– Это еще не решено.

– Значит, я не смогу навестить тебя, если не буду знать, где ты. – Он усмехнулся.

– Дурак!

– А ты умная, если хочешь сбежать из дому, потому что я уезжаю в Берген!

– Без тебя у меня здесь никого не будет! – жалобно сказала она.

Он огорчился и поставил ношу на землю.

– Когда я вырасту и сам все буду решать, ты всегда будешь ездить со мной!

– Когда это еще будет, ты растешь так медленно!

– Даже если я останусь небольшого роста, я все равно буду взрослым и буду сам все решать! – отрезал он и толкнул ее. – Я и сейчас больше, чем ты! Замарашка! – Он схватил свои коробки и побежал вниз по склону.

– Я совсем не то думала! – крикнула Ханна ему вслед.

Они помирились еще до его отъезда. Ссора была тяжела для обоих. Вениамин обещал привезти ей в подарок куклу с фарфоровым личиком и настоящими волосами.

– Мне просто интересно посмотреть на такую куклу, – сказала Ханна, считавшая, что ей уже неприлично играть в куклы.

Вениамин знал, что побороть морскую болезнь будет непросто; однако, если он ее не поборет, ему на такой подарок не заработать.

В то утро, когда шхуна взяла курс на юг, ветер дул как на заказ, но солнца не было. Андерс стоял за штурвалом и был такой, как всегда. Он говорил, что в море ему лучше думается.

Вениамин стоял у поручней, глядя на острова, берега и заливы, которых никогда раньше не видел. Мир открывался перед ним, становился бескрайним, и он крикнул тем, кто мог его слышать:

– Во летим, аж чертям тошно! Видела бы нас сейчас Ханна!

Андерс взглянул на иллюминатор каюты, где была Дина. Она не сказала ни слова о его бездумном обещании взять Вениамина в Берген. Кажется, была даже довольна.

– Боюсь, как бы у тебя не было слишком много хлопот с семьей, – сказала она ему. – Мы же не знаем, как Вениамин переносит море.

– Вот и узнаем, – сказал Андерс, радуясь, что их с Вениамином заговор не рассердил Дину.

Всех удивило, что штурман Антон не воспротивился присутствию на борту женщины и мальчика. Его как будто даже забавляли бесконечные вопросы Вениамина, он чувствовал себя еще более незаменимым.

Ветер в основном был попутный. Однако не настолько сильный, чтобы у Вениамина началась морская болезнь. Каждый день он делал зарубку на одном из ящиков с рыбой. А потом, поплевав на руки и посвистывая, принимался выполнять то, что ему поручили.

Когда все задания Андерса были выполнены, он усаживался на ящик с биноклем в руках и рассказывал обо всем, что видит. Или сидел с книгой в каюте, слушая скрип мачты и крики чаек. Играл в карты с матросами. Иногда они позволяли ему выиграть и забавлялись этим.

– Твоя матушка лучше играла в карты, чем ты, когда первый раз отправилась с нами в Берген, – сказал Антон.

– Она была старше и уже замужем. – Андерс покосился на каюту.

– Ей, кажется, было тогда шестнадцать? – спросил кто-то.

– Во всяком случае, я помню, что Иакову не нравилось, когда она сидела с нами под парусом и играла в карты, – сказал Антон.

– Ладно, хватит об этом, – оборвал разговор Андерс.

Слова Андерса не вызвали у Вениамина удивления, а вот его тон… Все вдруг заговорили о другом и, насвистывая, стали заниматься своими делами.

Однажды они увидели на берегу кучку домов и причалы. Дина с Андерсом сказали, что у них там есть знакомые, и Вениамин попросил, чтобы они пристали к берегу.

– Впрочем, нам надо спешить в Берген, а то опоздаем и упустим покупателя на наш товар, – поправился он, прежде чем ему отказали.

– На обратном пути мы непременно здесь остановимся. Будешь спать на настоящей кровати и сидеть на стуле! – пообещал Андерс и стал говорить, что в нынешнем году очень доволен своим товаром. Он даже отказал кое-кому из арендаторов, хотевших сбыть ему рыбу, качество которой не отвечало требованиям. – Я понимаю, такой отказ не способствует дружбе. Кому понравится, что его рыбу признали негодной. Других-то заработков здесь у людей нет. Но Рейнснес в Бергене пользуется хорошей репутацией, и мы должны о ней заботиться. Ясно? Наш товар должен быть только первого сорта. Согласен?

Браковщики в Бергене не подчинялись никому, у кого бы они ни служили. Их слово было законом. Если они считали партию голландской вяленой трески первосортным товаром, это был закон, изменить который не мог никто.

Андерс произнес длинную речь:

– Запомни, Вениамин, в Бергене главный товар – это голландская вяленая треска. Она должна быть определенного синеватого цвета, чистая и не превышать в длину локтя. Вес же ее не должен быть больше полутора фунтов. А еще лучше – фунт! Понимаешь, парень? Бременская вяленая треска тоже отличный товар, но она крупнее голландской. Ее везут в Бремен, Голландию и на Средиземное море. Вот где интересно побывать, верно? Да, еще есть линёк. Линёк должен быть блестящим, белокожим, свежим, его разрезают до самого хвоста. Первый товар для Голландии! Это тебе не шутки!