Но если освоение земледелия происходило в Центральных Андах примерно теми же темпами и в то же время, что и в Мексике, то развитие культуры в целом шло здесь по другому пути. Волнующая история малознакомой российским читателям, но популярнейшей в тропиках тыквы-горлянки, о которой шла речь в начале главы, имеет в Перу не менее захватывающее продолжение.
В начале XVI в., когда европейцы приплыли в Новый Свет, цивилизации Мексики и Перу, при всем своеобразии каждой из них, находились на примерно одинаковом уровне развития. Мы имеем в виду главным образом совершенство технологии и сложность социальной организации ― другие аспекты культуры сравнивать трудно. То же характерно и для более ранних эпох, вплоть до конца II тыс. до н. э. Правда, сейчас развалины городов майя или Теотиуакан выглядят намного более внушительно, чем древние памятники Перу, но причина этого в разной сохранности монументальных построек. В Мексике строили в основном из камня, покрывая поверхности штукатуркой, приготовленной на основе извести, а в Перу в эпоху до инков здания возводили либо из кирпича-сырца, либо из дикого камня и щебня, поверхности же обмазывали глиной, которая легко разрушалась под действием непогоды. Дожди и ветра давно превратили многие древние сооружения Центральных Анд в бесформенные холмы, а кладоискатели довершили их разрушение. Однако в эпоху своего функционирования пирамиды побережья Перу или монументальные постройки горной культуры уари (VI—IX вв. н. э.) были не менее великолепны и зрелищны, нежели мексиканские, отражая мощь и богатство древних вождеств и государств.
В Центральных Андах, в отличие от Мезоамерики, еще во II тыс. до н. э. зародилась металлургия золота и меди, а в первых веках нашей эры появилась настоящая бронза. В конце I тыс. н. э. на севере побережья Перу открыли выплавку меди из сернистых руд, что позволило резко увеличить производство металла. В Мезоамерику золото, медь, а вскоре затем и бронза проникли лишь в конце I тыс. н. э., и даже в эпоху конкисты металлы использовали здесь не столь широко, как в Перу. Однако различия эти не слишком существенны. Повсюду в древней Америке металлы мало использовали в хозяйстве, поэтому на развитии экономики и на повседневной жизни людей их наличие мало сказывалось. То же касается и отсутствовавшей в Андах, но известной в Мезоамерике письменности: в Перу в делах управления государством ее с успехом заменяло «узелковое письмо» кипу.
Пожалуй, наиболее интригующий пример параллельного развития центральноандской и мезоамериканской цивилизаций ― синхронная смена высоких культур первого поколения культурами второго поколения. Это произошло в VII—X вв. н. э., когда большинство первичных государственных образований древней Америки рухнуло и после периода смут и потрясений на смену им пришли новые общества. В обоих случаях важную роль явно сыграли экологические проблемы (засухи, истощение почв и пр.), но свое влияние эти проблемы оказали не прямо, а через смену идеологий. Как в Мексике ― Гватемале, так и в Боливии ― Перу, по-видимому, потерпели крах традиционные формы сакрализации власти, связанные с культом предков. Новые же культы оказались более пригодны для распространения в разноязычной и разнокультурной среде. Никаких конкретных оснований предполагать взаимосвязь событий в Мексике и Перу нет, но совпадение их во времени все же заставляет задуматься, тем более что связи по морю между Перу и Эквадором, с одной стороны, и Эквадором и Западной Мексикой, с другой, во второй половине I тыс. н. э. несомненно имели место.
Если даже контакты между Мексикой и Перу и не определили сходство в темпах и направлении развития местных цивилизаций, заметное с конца II тыс. до н. э., то они, безусловно, способствовали обмену информацией между ними. Проникновение в Мексику андской металлургии ― наиболее яркий пример. Но, если обратиться к более ранним периодам, ситуация оказывается совершенно иной и ни о каком параллелизме в развитии больше речи нет. Как уже было сказано, первая мексиканская цивилизация, культура ольмеков, возникала около 1200 г. до н. э. Это приблизительно то же время, к которому относится установление контактов по морю между Мексикой и Эквадором. Вплоть до 1970-х гг. самые ранние монументальные храмы Перу, свидетельствовавшие о возникновении сложных обществ, также датировали концом II тыс. до н. э., если не началом I тыс. до н. э. Однако, по мере того как археологи обследовали расположенные на побережье к северу от Лимы наиболее крупные памятники, датировки начали удревняться. В 1980-х гг. стало ясно, что уже в первой половине II тыс. до н. э. на побережье Перу не просто существовала монументальная архитектура, но возводились платформы гигантских размеров, украшенные рельефными и расписными фризами. По объему кладки эти сооружения во много раз превосходят не только перуанские храмы I тыс. до н. э., но и крупнейшие искусственные сооружения Месопотамии III тыс. до н. э., включая зиккурат в Уре. Можно понять некоторых археологов, которые стали доказывать, что древнейшие в Америке государства возникли не во второй половине I тыс. до н. э. в Мексике, а в первой половине II тыс. до н. э. на севере перуанского побережья.
Открытия продолжались. В конце 1990-х гг. появились сообщения о сооруженных из камня храмах и расположенных вокруг них поселениях, относящихся к середине III тыс. до н. э. Особенную известность получило исследованное перуанскими археологами поселение Караль, расположенное в 30 км от моря в долине Супе и существовавшее во второй половине III тыс. до н. э. О нем даже пишут как о «первом городе Нового Света». «Город» ― это дань сенсации, но каменные постройки Караля, судя по размещенным в Интернете фотографиям, безусловно могут претендовать на звание монументальной архитектуры без всякой натяжки. В этом же районе побережья открыты и другие не менее крупные и столь же древние поселения.
Но и это не все. Начало традиции, ознаменованной появлением оседлых поселений и сперва небольших, а затем все более значительных общественных сооружений, восходит на севере побережья Перу к середине IV тыс. до н. э. В частности, на поселении Сечин Бахо в низовьях Касмы, где расположены многие выдающиеся монументальные комплексы II тыс. до н. э., недавно была прослежена эволюция местной архитектуры на протяжении двух тыс. лет, с середины IV до середины II тыс. до н. э. Самое раннее исследованное сооружение представляет собой прямоугольную платформу, рядом с которой находилась круглая площадь. Поверхность площади была углублена ниже окружающей местности. Сочетание подобных архитектурных элементов ― прямоугольной платформы и углубленной круглой в плане площади ― является одной из характернейших черт североперуанской архитектуры вплоть до середины I тыс. до н. э.
Чтобы оценить всю сенсационность подобных находок, следует помнить, что еще в 1970-х гг. культуру побережья Перу III ― начала II тыс. до н. э. характеризовали как «раннеземледельческую», сопоставимую не столько даже с докерамическим неолитом Леванта, сколько с поселениями Турции, Ирана и Туркменистана VII-VI тыс. до н. э. О IV тыс. до н. э. нечего и говорить — «мезолит»! Подобное мнение было вполне оправданно, если иметь в виду те ранние памятники Перу, которые были известны в 1960—1970-х гг. Никому в то время и в голову не могло прийти, что одновременно с деревушками земледельцев и рыбаков существовали украшенные изображениями божеств монументальные храмовые платформы.
Были выдвинуты две гипотезы, объясняющие причины поразительно раннего возникновения в древнем Перу основ цивилизации. Сторонники традиционной точки зрения полагали, что начало строительства монументальных платформ однозначно свидетельствует о распространении земледелия. Да и чем еще могли заниматься тысячи людей, живших в засушливой, но пригодной для искусственного орошения местности в двух-трех десятках километров от моря? Другие археологи доказывали, что во II и тем более в III или IV тыс. до н. э. земледелие в Перу еще оставалось примитивным и что основу питания жителей побережья составляли рыба и морепродукты. Многие монументальные центры того времени располагались вовсе не в речных долинах, а близ океана на большом удалении от сколько-нибудь значительных источников пресной воды. Заниматься земледелием их обитатели были не в состоянии.
