Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Мы не станем перечислять остальные сделанные в Центральной и Южной Америке ранние находки: осмысленной исторической картины все равно не получится. Обнаруженные здесь материалы финального плейстоцена ― раннего голоцена не дают ясного ответа на вопрос о том, как происходило заселение этих территорий предками индейцев. Если для области, примыкающей к Тихому океану, связь хотя бы части местных ранних каменных индустрий с североамериканскими вероятна, то никаких прототипов для бразильской традиции итапарика предложить нельзя. Не имеет предшественников и традиция отщепов с подправленным краем, представленная как на северо-западе, на побережье Тихого океана, так и далеко на востоке, в Бразилии. Совершенно неясно и взаимоотношение отдельных традиций в эпоху раннего и среднего голоцена. Что за ними стоит ― всё новые волны мигрантов или же результат адаптации людей к местным условиям после заселения новых территорий?

Глава 4

МИФЫ ЗАСЕЛЯЮТ АМЕРИКУ

Мифы и другие фольклорные тексты ― новый и чрезвычайно богатый источник данных о происхождении американских аборигенов.

Впрочем, новым его можно назвать лишь условно. В конце XIX ― начале XX в. ученые не раз пытались черпать из него знания о прошлом. Например, В. Г. Богораз и В. И. Йохельсон, ставшие участниками организованной Ф. Боасом Северотихоокеанской Джесуповской экспедиции, собирали на северо-востоке Азии материалы с целью проверки гипотезы «эскимосского клина», якобы разделившего ранее живших рядом друг с другом индейцев и палеоазиатов. Немецкий этнолог П. Эренрайх по крохам собирал данные о мифах индейцев Южной Америки, дабы определить происхождение аборигенов Нового Света. Однако результаты во всех подобных случаях оказались настолько противоречивыми и неопределенными, что после 1920-х гг. такие попытки были оставлены, а в изучении мифологии на первый план вышли другие направления ― функционализм, психологизм, структурализм.

Есть много причин, почему так случилось. Вплоть до последних десятилетий истекшего века материалы по мифологии оставались достаточно фрагментарны (по одним регионам ― много, по другим ― почти ничего), а технических средств для эффективной обработки данных не было ― без персонального компьютера она чудовищно трудоемка. Но главное в том, что по мере прогресса археологии именно эта наука взяла на себя задачу изучения прошлого, тогда как этнология и фольклористика (а мифы проходят по их ведомству) от ее решения намеренно отстранились.

К концу XX в. положение изменилось. Был опубликован гигантский материал по фольклору и мифологии не только американских индейцев и эскимосов, но и большинства других народов мира, который теперь удалось включить в нашу электронную базу данных. Статистическая обработка 40 тыс. резюме текстов ― элементарная задача для современных компьютерных программ. Стало, кроме того, ясно, что отказ этнологов и фольклористов от исторической проблематики методически не оправдан. Как и любая система, фольклор, конечно же, содержит информацию о породивших его условиях. Наша задача ― найти корректные способы ее извлечения.

Любые устные повествования несут на себе печать языковой и культурной среды, в которой они записаны. «В клети добро, пух и перо, шерсть овечья, шуба человечья» ― такое найдешь только в русской сказке. Однако лишь самый наивный читатель думает, что и сюжеты этих сказок ― продукт русской культуры. Те же или почти те же сюжеты мы встретим у немцев, арабов, монголов и других народов Евразии и Северной (а иногда и не только Северной) Африки, однако не в Южной Америке и не в Полинезии. Подобное распределение не случайно, для него есть исторические причины.

Фольклорно-мифологические тексты никто не придумывает ― их пересказывают. Всякий текст восходит к другому, более раннему тексту, а тот ― к еще более раннему, и цепочка эта тянется в прошлое. Однако немногие обращавшиеся к мифам ученые пытались проследить эту цепочку. Большинство антропологов изучали живые культуры, и анализ фольклорных текстов был призван им в этом помочь. «Культура квакиутль, отраженная в мифологии», «Культура ягуа, отраженная в их фольклорных повествованиях» ― вот характерные названия работ, опубликованных одна в 1935 г., другая ― в 1959 г. Мифы североамериканских квакиутль и южноамериканских ягуа отражают культуру этих индейцев ― разве не так? Так. Однако изучать мифологические повествования лишь для того, чтобы познакомиться с культурой рассказчиков ― не самый разумный способ обращения с материалом. Проще и надежнее изучать культуру, общаясь с ее носителями, а мифы для этого ― слишком сложный источник. В фольклорно-мифологических текстах заключена информация не только о недавнем, но и об отдаленном прошлом, как раз этим они и интересны.

* * *

Определимся с понятиями. Слово «миф» мы будем употреблять в качестве синонима таких слов, как «повествование», «рассказ» и т. п. О «мифах» в узком значении, т. е. о повествованиях эмоционально и идеологически значимых, священных, речь не пойдет. Что думали и чувствовали далекие предки американских индейцев, мы скорее всего никогда не узнаем. Соответственно наш материал ― не целостные повествования, а выделенные из них аналитические единицы ― мотивы. Под мотивами мы будем понимать любые одинаковые элементы в двух или более текстах. Это либо отдельные повествовательные эпизоды, их цепочки и сочетания, либо различные образы.

Вот примеры мотивов: «Затмения светил вызывает жаба или лягушка»; «В силуэте лунных пятен различимы дерево или куст»; «Ныне безрогое животное теряет рога или лишается возможности их получить»; «Первые лодки сделаны из непригодного материала ― глины, воска и т. п.»; «Мужской персонаж прячет одежду женщины, явившейся из иного мира (дева-лебедь, -рыба, -звезда и т. п.), заставляя женщину выйти за него замуж или помочь ему»; «Мужской персонаж женится на спустившейся на землю и пойманной им женщине, связанной с верхним миром (она — птица, небесная дева, звезда и т. п.)»; «Поймав человека, людоед несет свою добычу домой, однако пойманный убегает по дороге»; «Персонаж приглашает животных или птиц расположиться вокруг него и сосредоточить внимание на какой-либо деятельности (обычно, закрыв глаза), затем убивает собравшихся по одному».

Таких мотивов в нашем электронном каталоге ― полторы тысячи, и распространение каждого прослежено по всем континентам. Предполагается, что тексты, содержащие какой-либо мотив, включают все его особенности, заявленные в определении мотива, а не просто «что-то похожее». Мотивы не имеют вариантов, но определения многих мотивов частично перекрывают друг друга. В приведенных выше примерах мотивы спрятанной одежды и женитьбы на небесной деве сочетаются часто, но не всегда. Бывают повествования, в которых герой прячет одежду девы-рыбы, а вовсе не лебеди, или ловит небесную деву иным способом, не пряча ее одежды. Существенны или нет такого рода подробности и стоит ли их отмечать ― это зависит от материала. Если определенный вариант повествования встречается в пределах особого ареала, его следует выделять. Если же какая-либо подробность распределена бессистемно, здесь и там, то сосредоточиваться на ней нет нужды.

Мы не рассматриваем поэтому мотивы, распространенные повсеместно или беспорядочно, но лишь такие, которые присутствуют на одних территориях и явно отсутствуют на других. Не представляют для нас интереса и мотивы сугубо локальные. Наш каталог сформирован не ради учета элементов повествований (для этого есть специальные фольклорные указатели), а в качестве базы данных для решения конкретных задач ― прослеживания древних миграций и дальних контактов между культурами.

Носители традиций сами никаких мотивов не выделяют: они рассказывают «истории» на определенный сюжет. Сюжеты вариативны, изменчивы, не всегда ясно разграничены, но в основном все же опознаваемы: как мы, так и рассказчики текстов отличают одну «историю» от другой. Если сюжеты варьируют, представлены множеством вариантов, то чем тогда определяется их самотождественность? Она обусловлена тем, что сюжеты включают сюжетообразующие мотивы, которые легко опознать и на которых сосредоточивается наше внимание. В любом тексте содержится и множество других мотивов. Некоторые мотивы, являясь случайными и побочными для данного сюжета, могут оказаться центральными, сюжетообразующими для другого.

22
{"b":"29106","o":1}