Поскольку мотивы не существуют сами по себе, изолированно, рассказчики их не замечают и используют бессознательно. Именно поэтому элементы повествований и способны сохраняться неопределенно долго, переходя из одного рассказа в другой. Меняется язык, истории заимствуются и рассказываются на других языках, но содержащиеся в этих историях мотивы не меняются или меняются очень медленно. Время первичного возникновения мотива определить невозможно. Однако, выявляя ареалы мотивов и сравнивая их с ареалами культур, языков, генетических линий, которые по данным археологии, лингвистики и генетики реконструированы для определенных эпох, мы можем оценить время распространения мотивов.

Подобно генам, мотивы подвержены самокопированию или репликации. Делают они это с помощью людей, рассказчиков, а тексты являются той средой, в которой мотивы «живут». Если текст плохо запоминается, неинтересен, не считается важным, то его перестают пересказывать и он «умирает». Вместе с ним «умирают» и все встроенные в него мотивы, процесс их репликации прекращается. Выживают те, которые использованы в интересных и важных рассказах. На протяжении тысячелетий должен был происходить естественный отбор мотивов. Сохранялись и распространялись такие мотивы, с помощью которых создавались легко запоминавшиеся повествования. Также сохранялись повествования (и, значит, встроенные в них мотивы), которые признавались сакральными и запоминались целенаправленно. Определить заранее, какой рассказ станет частью священной традиции определенного племени и будет специально выучиваться, невозможно ― это дело случая. Однако мотивы, описывающие появление мира и его элементов, скорее всего имели наиболее высокую вероятность попасть в сакральные тексты. Подобные мотивы принято называть космогоническими (рассказывающими о становлении мироздания), космологическими (описывающими его устройство) и этиологическими (объясняющими, откуда взялись те или иные особенности людей, животных, растений, небесных светил, минералов и т. п.). При этом из двух мифов большие шансы сохраниться имел все же тот, чей сюжет был построен логичнее и потому лучше запоминался.

Отбор образов и сюжетных ходов по яркости, логичности и запоминаемости осуществлялся тем интенсивнее и быстрее, чем чаще тексты пересказывали, чем больше людей общались друг с другом. В Евразии, от Атлантики до Индии и Китая, на протяжении последних двух тыс. лет жили десятки, а затем и сотни миллионов рассказчиков и слушателей волшебных сказок. В Австралии же до появления там европейцев число знатоков похождений тотемных предков измерялось немногими тысячами. При этом в Евразии торговцы, паломники, пираты, пленники, воины практически моментально разносили запомнившиеся повествования на сотни и тысячи километров. Напротив, каждая группа австралийских аборигенов общалась лишь со своими непосредственными соседями. Отсюда легко понять, почему фольклор основной территории Евразии включает множество относительно сложных, но структурно логичных сюжетообразующих мотивов: ведь каждый из них многократно прошел здесь отбор на запоминание. В австралийском же фольклоре такие мотивы редки, повествования относительно бесструктурны, сюжетные ходы слабо мотивированы и непредсказуемы.

Америка, Сибирь, Индия (точнее, те ее районы, где сохранились небольшие племенные народы), Юго-Восточная Азия и Океания, которые нас сейчас интересуют в наибольшей мере, занимают промежуточное положение между евразийскими цивилизациями и Австралией. Ко времени появления европейцев плотность населения здесь сильно различалась по регионам, но почти нигде не была столь низкой, как в Австралии, и столь высокой, как в Европе или Китае. Также и интенсивность дальних контактов в этих районах была средней ― выше австралийской, но ниже, чем в зоне цивилизаций Старого Света. Именно такому положению и соответствует состояние записанного миссионерами, этнологами и лингвистами фольклора обитателей Нового Света, Океании и окраинных областей Азии. В отличие от австралийского, этот фольклор довольно стандартен, в Америке и на окраинах Азии распространены десятки, если не сотни, широко известных сюжетов ― как космогонических, так и приключенческих и анекдотических (похождения безответственных обманщиков и плутов, которых фольклористы называют трикстерами). Вместе с тем есть немало повествований, представленных в пределах лишь небольших территорий.

Подобная ситуация как нельзя более благоприятна для изучения древних культурных связей. С одной стороны, фольклор Америки и евразийских окраин эти связи, конечно же, отражает. С другой — миграция мотивов не была в этих районах мира столь же интенсивной, как в средневековой Европе, она не вела к фольклорно-мифологической «энтропии», к повсеместному распространению одинаковых сюжетов и образов.

Сказанное относится к двум-четырем последним тысячелетиям до начала европейских контактов. Однако ранее плотность населения в Америке или Сибири была значительно ниже. В эпоху первичного освоения этих территорий человеком она могла быть даже ниже, чем у аборигенов Австралии в XVIII в. Но здесь следует помнить о другом важном факторе ― дальних миграциях, перемещении людей на значительные расстояния. В Америке 11,5-16 тыс. лет назад пути миграции тянулись на тысячи километров. То же касается американской Арктики на протяжении последних пяти тыс. лет и, вероятно, северной Евразии после резкого потепления климата в конце плейстоцена. Вместе с людьми, в их головах, переносились на дальние расстояния фольклорно-мифологические сюжеты и образы. Через многие десятки веков этнографы обнаружили похожие мифы и сказки там, куда лежащие в их основе сюжетообразующие мотивы попали в подобные эпохи рассеивания.

Приведем аналогию из физики. Микроволновое излучение, приходящее к нам из разных областей космоса, имеет одинаковую температуру (около 3 градусов по Кельвину), хотя за время существования нашей вселенной (13,7 млрд лет) обмен информацией между ее удаленными областями осуществиться не мог. Из этого делается вывод, что к моменту установления теплового равновесия вселенная была намного меньше, чем сейчас, и что реликтовое излучение несет информацию о времени около 300 тыс. лет после Большого взрыва. «Вселенная» индейской мифологии некогда также была маленькой, располагаясь скорее всего в Берингии. После заселения индейцами Нового Света в племенных мифологиях Южной и Северной Америки сохранилась информация, отражающая взаимные контакты в пределах относительно небольшой и компактной предковой общности.

Как и большинство аналогий, подобная параллель не вполне, однако, точна. Наша физическая вселенная имела точечный источник возникновения и первоначально была действительно однородной. С индейскими мифологиями по-другому: у них было минимум два разных источника. Это еще не значит, что Америку заселяли две генетически совершенно разные популяции: культура не зависит от генов, а мы сейчас говорим именно о культуре. Тем не менее если бы все аборигены Нового Света являлись потомками расселившихся и размножившихся представителей одной-единственной культурно однородной группы людей, то мифологии Нового Света должны были быть более похожи одна на другую, чем в действительности. За тысячелетия последующего развития региональные особенности возникли бы, но от наборов мотивов, известных в Евразии и Океании, все американские региональные наборы отличались бы примерно в равной степени. На самом же деле отдельные региональные мифологии Нового Света обнаруживают параллели в разных, далеких друг от друга областях Старого Света. Именно в этом состоит главная интрига, связанная с изучением фольклора американских аборигенов, и в этом же ― один из ключей к проблеме их происхождения.

* * *

Если взять наудачу две точки в пределах обитаемой суши и сравнить мифологию и фольклор соответствующих территорий, то какие-то общие мотивы наверняка найдутся. Даже у индейцев Амазонии и берберов Марокко, чьи повествования максимально далеки друг от друга географически и сюжетно, похожие образы и эпизоды встречаются. Доказать, что такие единичные параллели не случайны, что они отражают исторические связи, невозможно. Другое дело, если речь идет о распространении целой серии общих мотивов на данных и только на данных территориях. Тогда предположение об их едином источнике выглядит оправданным. В некоторых случаях достаточно одного, но очень специфического, сложного сюжета, содержащего ряд ярких характерных подробностей и эпизодов. Вероятность независимого параллельного возникновения даже сложных конструкций никогда не будет нулевой, но практически она все же крайне мала. В подобных случаях легче предположить, что сходство обусловлено древними миграциями и контактами.