Приведем несколько примеров.
Челканцы (алтайские тюрки). Жена Белого Хана рожает семь сыновей, затем шестиглазую дочь Карагыз. Старший сын Мака-Маатыр видит, как девочка встает из колыбели, пожирает животных и снова ложится. Он убегает, женится на младшей дочери Великого Хана. Двое других зятьев подговаривают хана дать Мака-Маатыру трудные задачи, чтобы его извести, но жена каждый раз объясняет, как их выполнить. Чтобы достать перо беркута, Мака-Маатыр отсекает стрелой головы семиглавого змея, выходящего из озера, чтобы пожрать птенцов птицы. Птенцы прячут своего спасителя от родителей, чтобы те по ошибке не растерзали его. Их отец прилетает с редким снегом, мать ― с крупным дождем (это слезы беркутов), оба несут в когтях оленей. Благодарный беркут дает Мака-Маатыру перо. После дальнейших приключений жена Мака-Маатыра превращает хана в лису, его людей и имущество ― в черную землю. Мака-Маатыр решает посетить родной дом, отправившись в путь на шестиногом коне. Шестиглазая Карагыз всех съедает, гонится за братом, отрывает одну за другой ноги коня. Жена Мака-Маатыра велит ей не трогать ее мужа, и Карагыз уходит.
Манси. Усынг-отыр обещает дочь тому, кто убьет птиц-людоедов, живущих на вершине лиственницы посреди горячего моря. Эква-пырись забирается по стволу горностаем, мышью. Он убивает топориком Не Имеющую Сердца и Печени Железную Лягушку, жившую под гнездом и обгрызавшую птенцам перья, когда те собирались взлетать. За это птицы обещают больше не убивать людей, самец отвозит Эква-пырися к Усынг-отыру.
Кроу (семья сиу, Монтана). Дотронувшись до непонятного предмета в траве, охотник оказывается на скале у гнезда Громовых Птиц. Двое птенцов прикрывают его, когда прилетают сперва их мать, а затем отец (каждый летит в темном дождевом облаке). Лысоголовый орел объясняет человеку, что птенцов Громовой Птицы глотают два чудовища, выползающие из озера. Человек убивает чудовищ, бросив им в пасть раскаленные камни. Гром созывает всех птиц, просит разрезать тела. Это удается цапле. Птицы поедают чудовищ.
Арикара (семья кэддо, граница Северной и Южной Дакоты). Птенцы Громовых Птиц (самец и самка) переносят спящего человека на вершину скалы. Молнии вылетают из их глаз, искры сыплются от взмахов крыльев. Птенцы дают герою две стрелы, просят убить змея с головами на обоих концах тела, велят целиться в пятно под челюстью каждой головы. Этот змей регулярно выходит из озера и пожирает птенцов. Герой убивает змея. Громовые Птицы просят убить и того змея, которым стал человек, поевший змеиного мяса (это отдельная история, напоминающая записанную у кроу). Змей, однако, проглатывает человека, затем отпускает домой, но лишает магической силы.
Коги (семья чибча, север Колумбии). Салдауи посылает сушь на поле тестя, не делится с ним едой. В ответ тесть насылает на поле зятя диких свиней. Салдауи идет в лес охотиться на них, встречает хозяйку свиней, засыпает в ее доме, просыпается среди зыбучей глины, отовсюду на него лезут дикие свиньи. Салдауи забирается на дерево, которое начинает погружаться в глину. Птица улубуэ спасает его, приносит в свое гнездо и просит помочь победить змей, регулярно пожирающих ее птенцов. Дерево с гнездом стоит среди кишащего змеями озера. Салдауи просит птицу принести ему мачете и убивает змей. Проведя девять лет на дереве, Салдауи возвращается домой и мирится с тестем.
В американских текстах (ассинибойн, кроу, хидатса и арикара на Великих равнинах, коги на севере Колумбии) эпизоды убийства героем змея и полета на птице расположены в обратной, нежели в Евразии, последовательности: сперва птица несет героя, затем сама же просит избавить ее от врага. В Евразии же убийство змея неизменно предшествует полету на птице. Из этого можно заключить, что все американские тексты (включая территориально изолированный колумбийский) связаны между собой и давно отделились от евразийских вариантов. Эти американские варианты никоим образом не могли быть заимствованы после Колумба от европейских переселенцев.
Как было сказано, параллели мотивам евразийской героической сказки и эпоса в Новом Свете сосредоточены в Северной Америке восточнее Скалистых гор. Весьма вероятно поэтому, что принесшие с собой подобную мифологию люди проникли в Америку через долины Юкона и Маккензи и вышли на Великие равнины. Именно там их традиции и дожили лучше всего до ХХ в. Однако изредка те же мотивы встречаются и в Южной Америке. В случае с мотивом «герой спасает птенцов», помимо приведенного текста коги, есть еще один южноамериканский вариант, записанный в самом центре Амазонии. Последовательность мотивов в нём иная, чем в Северной Америке, и скорее соответствует евразийской, хотя логичного завершения (птица помогает герою вернуться домой) текст не имеет.
Мауэ (семья тупи-гуарани, между нижним Тапажосом и Амазонкой). Человек заблудился в лесу. Его приглашает к себе в дупло удав. Гость делает вид, что удав ему нравится. Утром человек уходит, залезает на дерево, где находится гнездо попугаев, и учит их, как отпугнуть удава: для этого надо крикнуть «ха-хан!». Удав ползет к птенцам, но тут прилетает их мать и кричит «ха-хан!». Удав падает на острые листья, которые разрезают его на части, превращающиеся в различных животных и растения.
Распределение данной серии мотивов по ареалам напоминает ту, что характерна для «ныряльщика за землей». В основном это Северная Америка, но есть отдельные случаи в Южной. Истолковать подобное распределение можно следующим образом. К тому моменту, как носители южносибирско-центральноазиатских мотивов достигли Великих равнин, Новый Свет уже был заселен. Поэтому более поздние мигранты двинулись в основном не на юг, а на северо-восток, вслед за отступающим ледником. Однако отдельные небольшие их группы все-таки миновали узкие центральноамериканские перешейки, достигнув Южной Америки. Сохранившиеся фрагменты их мифологии обнаруживаются в основном в северной половине этого континента.
* * *
До сих пор речь шла об отраженных в мифологии связях между Америкой и Старым Светом. Однако фольклорные тексты помогают проследить и дальнейшее продвижение предков индейцев уже в пределах самого Нового Света. На западе Северной Америки обнаружено больше южноамериканских параллелей, чем на востоке. Отчасти это вызвано тем, что данные по народам, которые жили к западу от Миссисипи, вообще обильнее, чем по жившим восточнее от этой реки. Так, о мифологиях обитателей бассейна Огайо и индейцев приатлантических районов южнее Нью-Йорка сведений нет вообще. Однако вряд ли эта причина единственная: в конце концов, мифология ирокезов известна великолепно, да и фольклор мускогов американского юго-востока неплохо изучен. Есть более существенное обстоятельство: плацдармом для заселения Центральной, а затем и Южной Америки служили именно западные области Северной Америки. Там, на западе, продолжали жить родственники людей, проследовавших дальше на юг. Никаких фактов в пользу проникновения людей в Южную Америку через Флориду и Антилы нет, отсюда и география связей.
Фольклорно-мифологические параллели между Северной и Южной Америкой образуют довольно путаную картину, но некоторые тенденции в ней все же прослеживаются.
Для юга и юго-запада Южной Америки, т. е. для Центральных и Южных Анд и Патагонии, характерны такие мотивы, которые в Северной Америке тяготеют к областям на запад от Миссисипи, хотя иногда встречаются и восточнее.
Мотивы, типичные для восточной Бразилии, Амазонии и Гвианы, на севере представлены в разных районах. Есть такие, которые концентрируются от Аляски до Орегона. Создается впечатление, что принесшие их на юг люди прошли через Северную Америку «маршем», не отвлекаясь на освоение ее восточных областей. Но есть и южноамериканские мотивы, которые распространены на Великих равнинах и на востоке США.
Мотивы первой группы почти наверняка восходят к континентально-евразийскому комплексу. Мотивы второй группы ― к индо-тихоокеанскому, а для некоторых (впрочем, немногих) в Старом Свете близких аналогий найти не удалось.
