Ни одного, так сказать, записного гомосексуалиста, то есть человека, уличенного в однополых сексуальных контактах, я не могу припомнить. Сейчас мне кажется, что особо, красной строкой гомосексуализм в массовом сознании и не выделялся. Было общее, достаточно стойкое и агрессивное неприятие разврата, порока – в противовес моральной чистоте. При этом в число развратников мог попасть кто угодно – и женщина, изменившая мужу, и девушка, забеременевшая от любовника, не пожелавшего «прикрыть грех» женитьбой, и уж подавно – любители острых сексуальных ощущений, осмелившиеся дать волю фантазии хотя бы и на супружеском ложе. Если это становилось известно – а «пострадавшая» сторона часто выступала с публичными выступлениями, – несчастные сразу становились «извращенцами», и не было у них никаких шансов отмыться от клейма «извращенцы».
Когда я учился в медицинском институте, в курсе психиатрии нас знакомили с проблемой сексуальных перверзий (если перевести этот термин дословно, получится то же самое «извращение», но академическая латынь снимает оттенок разоблачения, резкого осуждения), среди которых гомосексуализм был выделен и как особо опасная, и как наиболее распространенная аномалия. Сейчас я бы не взялся пересказать содержание лекций, но отчетливо помню, что если со всем материалом наши профессора знакомили нас наглядно, в клинике, на конкретных примерах, то о гомосексуалах мы должны были составить представление только по учебникам и описаниям, данным в аудитории. Помню и собственное ощущение, сложившееся у меня на основании всего услышанного и прочитанного. Это была отчетливая антипатия, которую никогда, даже в годы ученичества, не внушали мне и самые тяжелые расстройства психики, в каких бы отталкивающих формах они ни проявлялись. Если бы я вдруг узнал, что мой близкий друг испытывает эротические чувства к мужчинам (о свиданиях я уж и не говорю!), мне, наверное, было бы трудно продолжать с ним общаться, как ни в чем не бывало.
Среди моих учителей были великолепные клиницисты, глубокие, талантливые врачи. Но в том, как они преподносили эту проблему, у них руки были связаны. Статья в Уголовном кодексе квалифицировала гомосексуализм как преступление, наравне с воровством, бандитизмом, убийствами. Но вместе с криминальным, официальное отношение к этому явлению содержало и недвусмысленный политический оттенок. Как одно из проявлений буржуазного разложения, оно противопоставлялось чистой, здоровой пролетарской морали. Поэтому и профессиональное истолкование, хочешь не хочешь, должно было принять обвинительный уклон. Много говорилось о связи гомосексуализма с различными психическими патологиями, о сопутствующих ему изменениях личности, усиленно подчеркивался громадный общественный вред. И наказание, и, главным образом, длительная изоляция этих скверных людей после всего этого казались оправданными и необходимыми.
Чтобы проверить себя, я снял с полки старую книгу, и хоть издана она была много позже, уже после смерти Сталина и хрущевской «оттепели», увидел в ней те же самые мотивы. Следовательно, чтобы представить себе, что вкладывалось в голову нам, будущим врачам, в середине 40-х годов, то, что вы сейчас прочтете, следует возвести в еще более суровую и категоричную степень.
«Где границы между сексуальной перверзией и нормальной половой жизнью? Этот вопрос вызван чрезвычайным распространением проповеди „секса“, полупорнографической пропагандой сексуального гедонизма, погоней за сексуальными наслаждениями. Эта пропаганда носит ярко выраженный классовый характер, направлена на отвлечение масс (в особенности молодежи) от революционной борьбы. Многие писатели, психологи, социологи, сексологи расценивают эту пропаганду морального разложения и соответствующую ей практику, как бунт против „старой“ морали, как „новую“ мораль, соответствующую эпохе технической революции; при этом многие исследователи маскируют то, что эта „мораль“ отражает противоречия и разложения загнивающего капитализма империалистической эпохи».
А после такой артподготовки – и конкретно о гомосексуализме, который «наблюдается зачастую у лиц с психопатическими чертами характера, у психопатов эффективно-возбудимых; однако, это не обязательно. Среди гомосексуалистов мы встречаем людей без выраженных психопатических черт характера, нередко с высоким интеллектом, способных и талантливых в разных областях жизни и творчества. Гомосексуализм наблюдается и при разных формах шизофрении, при неврозах, при врожденных нарушениях полового развития и хромосомных заболеваниях».
Органическая патология, моральное уродство – все это так тесно переплетается, что ставит гомосексуалов вне общества. А упоминание о «способных и талантливых» (следовательно, и пользу какую-то приносящих?) вставлено между перечислением разных видов психологической «ненормальности» таким хитрым способом, что хоть это впрямую и не сказано, но впечатление создается редкого исключения.
Мне не хочется называть фамилию автора, которого я хорошо знал и уважал как опытного специалиста – во всех случаях, когда его научная работа не пересекалась роковым образом с идеологией. Он был человеком эрудированным, хорошо знал труды предшественников. Мне трудно поверить, что он не догадывался, каким регрессом является его позиция по отношению к взглядам, твердо высказанным еще в начале века.
Перелистаем одну из классических работ той эпохи под многообещающим названием «Половая жизнь нашего времени и ее отношение к современной культуре». Ее автор, немецкий врач Иван Блох, был чрезвычайно популярен и в России. Книга выдержала несколько изданий и, как говорили современники, серьезно повлияла на взгляды читающей публики.
Главе о сущности гомосексуальности предпослан многозначительный эпиграф из другого классика сексологии, тоже немца Магнуса Гиршфельда: «Через науку к справедливости!»
Несколько лет Иван Блох, отставив своих многочисленных пациентов, занимался одними гомосексуалистами – мужчинами и женщинами. Он искал способы войти с ним в контакт, завоевать их доверие, проникнуть в их среду. Его интересовало все: как живут эти люди, как устроен их быт, как они проявляют себя в обществе, их привычки, воззрения и, прежде всего их взгляд на собственные проблемы. Это была как бы длительная экспедиция в мир, почти не известный никому, кроме самих его обитателей. И хоть предпринял ее маститый ученый, обладающий огромным авторитетом, он не стесняется начать свой рассказ с чистосердечного признания своих собственных ошибок и заблуждений.
Первая ошибка заключалась в том, что прежде, до такого пристального изучения, Блох сильно недооценивал масштабы явления. Гомосексуальность распространена гораздо шире, чем предполагал и он сам, и многие его коллеги. Помимо больных, которые по тем или иным причинам попадают в поле зрения медицины, помимо людей, с чьими именами связаны различные общественные эксцессы, есть еще огромное, никому не ведомое подполье, состоящие из тех, кому удается просуществовать, не привлекая к себе ничьего внимания.
Еще существеннее второй вывод, сделанный благодаря именно этому небывалому расширению базы наблюдений.
В психиатрии утвердился взгляд на гомосексуальность как на явление болезненное и дегенеративное: «выражение наследственного отягощения и невропсихопатической конституции». На очередном интернациональном конгрессе криминальной антропологии (май 1906 г., Турин) знаменитый Чезаре Ломброзо даже провел параллель между врожденной гомосексуальностью и врожденной наклонностью к преступлениям! Иван Блох не говорит, что таковы же были и его собственные убеждения, но из контекста следует, что в чем-то эта точка зрения ему тоже казалась достаточно убедительной.
Теперь появились веские доказательства ложности этого мнения.
«У совершенно здоровых, ничем не отличающихся от других людей, нормальных индивидов обоих полов уже в самом раннем детстве и безусловно не под влиянием каких бы то ни было внешних обстоятельств начинает развиваться наклонность, переходящая, с наступлением половой зрелости, в половое побуждение к лицам того же пола, – побуждение, которое так же трудно изменить, как и половое влечение гетеросексуального мужчины к женщине».
