Во время завтрака, когда великая княгиня еще пребывала в своих покоях, челядинка доложила, что дворянин Асмус просит его принять.

— Пусть войдет.

Вошел Асмус с холщовым свертком, который он торжественно нес в обеих руках. Низко склонился перед Ольгой. — Я слушаю тебя, Асмус.

— Моя королева забыла надеть свою кольчугу.

— У меня нет кольчуги.

— Тогда я очень прошу надеть эту. Я нашел ее в оружейной, где ее просто забыли.

Он развернул холстину и достал золоченую кольчугу.

— Это кольчуга моей матушки княгини Берты! — радостно воскликнула Ольга. — Как же они посмели забыть ее? Я благодарю тебя, Асмус.

— Ты должна надеть ее, моя королева. Лучники твоего супруга очень неплохо пускают свои стрелы.

— Я не боюсь лучников моего супруга, но надену эту кольчугу в память о матушке. Вели седлать мою иноходку.

— Прости, великая княгиня, но в такой кольчуге тебе лучше скакать на жеребце.

— На иноходке меньше трясет…

Княгиня осеклась, поняв, что с Асмусом не следует допускать никаких случайных оговорок. Не нашла иных причин, а потому сказала резче, чем ей хотелось:

— Исполняй.

Асмус поклонился и тут же вышел из покоев.

Сверкало утреннее солнце, ярко отражаясь в начищенной кольчуге великой княгини. Она рысила позади небольшого отряда стражи, возглавляемой Асмусом. За нею следовал обоз, способный в любую минуту превратиться в укрепленный лагерь, за которым можно было бы спрятать женщин и детей. Асмус вооружил крепких парней из челяди, приказав прикрывать обоз с обеих сторон.

Он показал себя толковым распорядителем, и Ольга не зря поверила ему. И боевая школа не прошла для него даром, и уверенность в себе была видна в его коротких точных распоряжениях, и сам он был внимателен, не упуская из виду ничего, стоящего внимания.

Однако кругом стояла умиротворенная утренняя тишина. Лишь в одном месте дымились развалины усадьбы, но ни Игоревых дружинников в черном, ни перепуганных беженцев нигде видно не было.

И вообще никого нигде видно не было, точно вымерла вдруг вся эта пригородная окраина. И чем дальше они от нее продвигались, тем как-то еще спокойнее становилось вокруг.

Вооруженные люди впервые показались на опушке леса вблизи загородной усадьбы. Асмус тотчас же отдал приказание перестроиться, но воины уже скакали к ним, что-то крича и не обнажая мечей.

— Это — свои! — крикнула Ольга, почувствовав огромное облегчение. — Впереди — Ярыш, я узнала его!

Ярыш вел навстречу Ольге стражу, которую успел и организовать и подготовить. И хотя сама стража принадлежала дворцовой охране великого князя Игоря, слава Ярыша была велика, а о его суровой требовательности знали дружинники не только киевских дружин.

— Поклон тебе, великая княгиня! — на скаку прокричал он. — Хвала и слава великой княгине Ольге!

— Хвала и слава! — дружно отозвались охранники.

Стража, переведя коней на шаг, почтительно остановилась, обнажив головы. Ярыш подъехал вплотную, и Ольга обняла его с седла.

— Все спокойно?

— Спокойно, великая княгиня. Здесь они не буйствовали. Ты тоже доехала благополучно?

— Асмус хорошо распорядился…

Ольга вдруг замолчала, глядя куда-то через плечо Ярыша. Он тоже оглянулся и увидел двух молодых дружинников в черных рубахах, которые в этот момент с огромным уважением приветствовали Асмуса.

— Он спас наши жизни, боярин Ярыш! — крикнул тот, который был постарше. — Когда великий воевода повелел нам ехать с берестой к боярину Берсеню!

— Асмус — мой личный дворянин, — подчеркнуто пояснила княгиня.

— Мы — добрые знакомцы, — улыбнулся Ярыш. — Приветствую тебя, дворянин. Что же ты нам с воеводой Свенельдом не рассказал о встрече накануне приезда?

— Дружинники разбежались сами, боярин, — улыбнулся Асмус. — Рассказывать было просто не о чем.

— Молодец, что помог волкам. — Ярыш добродушно, по-приятельски хлопнул его по плечу. — Их клыки помогут нам порвать кое-кому глотки, когда придет время.

— Когда оно придет, тогда и будем говорить, — с неудовольствием заметила княгиня.

— Значит, на пиру.

— На пиру?

— А ты думала, я тебя без пира с новосельем поздравлять буду? — усмехнулся Ярыш. — Вперед, к застолью веселому и песням дружинным!…

А на другой день нежданно-негаданно приехал Кисан. С очень небольшой охраной и в парадной одежде.

— Я приехал без твоего дозволения, великая княгиня, только того ради, чтобы узнать, нет ли у тебя каких-либо пожеланий, достаточна ли твоя охрана, полны ли твои погреба и не нуждаешься ли ты в чем-либо?

Этот продуманно длинный вопрос он задал после учтивого приветствия. Подробность вопроса предполагала какую-то беседу с княгиней Ольгой, возможно, с глазу на глаз.

Причина заключалась в том, что накануне первый боярин великого князя вынужден был провести неприятный разговор с самим владыкой Киевского княжества. Инициатива исходила отнюдь не от сорвавшегося со всех колков князя Игоря, а от самого Кисана, поскольку срыв со всех колков перепутал всю пряжу, которую так долго и любовно прял первый боярин.

В Киевском государстве было весьма неспокойно. Прорвавшаяся сквозь хазарские заслоны печенежская орда крепко оседлала пороги, где брала тяжкие пошлины с торговых караванов, а порою и просто грабила их. Внешняя торговля Киева хирела, что резко обострило отношения как со славянскими племенами, так и между родами русов, боровшимися за власть и влияние. Это подогревалось тем, что у правящей четы до сей поры не было детей, а князь Игорь старел и терял управление, срываясь в истерических припадках.

Возбуждение кровавым пробегом по усадьбам русов еще не покинуло великого князя. Когда Кисан вошел и, поклонившись, остался у дверей в ожидании дозволения пройти, Игорь продолжал метаться по личным покоям и бессвязно выкрикивать, словно и не замечая замершего у порога первого боярина:

— Я приказал повесить его, как собаку!… Я узнал, выведал, собственными ушами слышал признание!… Она, моя супруга, ходила к вещунье за приворотным зельем. Знаешь, для кого? Знаешь?… Для Хильберта! Для сына Зигбьерна, Олегова любимца!…

— Ты уже говорил об этом, великий князь, — очень тихо сказал Кисан.

— Что?…

Кисан знал, как успокаивать великого князя. Игорь перестал метаться и молча уставился на своего первого боярина.

— Ты рассказываешь то, во что не веришь сам. Следовательно, это — не истина. Об истине не говорят первым встречным, ее берегут, стерегут и постепенно понимают ее. Осознают и только тогда принимают решения, как действовать.

— Она… Она выгнала меня!…

— Выгнала не она, — все так же тихо пояснил Ки-сан. — Нас выгнала королева русов из дома ее отца, великий князь. Дозволь повторить то, что я тебе уже говорил.

— Не помню, — буркнул Игорь. — Я был так возмущен этой дерзостью, что…

Он неожиданно замолчал и развел руками.

— Ты сможешь противостоять боярским дружинам русов, в том числе и самому Свенельду? А ведь их тут же поддержат все славянские племена, которые ты примучивал с особым удовольствием.

— Ты смеешь указывать мне, холоп?!

— Я обязан удерживать тебя от поступков… — Кисан чуть помолчал. — Не очень продуманных, великий князь. Ты сам даровал мне это высокое право.

— Да?…

— Да, великий князь. Мы связаны одной грудью. Последний аргумент подействовал на Игоря. Он осторожно опустился в кресло, долго молчал, понурив голову. Кисан терпеливо ждал, зная, как медленно зреют в княжеской голове решения, противоречащие его настроению.

— Ну, и что же я должен делать?

— Навестить великую княгиню в Берестове и постараться уладить то, что произошло накануне.

— Да?… — Игорь вздохнул.

— Обещай, что сурово покараешь убийц и погромщиков, которые действовали против твоей воли.