Она брала коробочку и трясла ее. Я осталась в живых .

– Да, но это произошло несколько лет тому назад, – напомнила она себе.

Кровь пульсировала в висках. Ей сменяли бинты. Как кинематографично. Дьявольски жаль, что я не могу видеть этого. Вокруг выжидательные лица – между ними быстро снует камера – за кровать падает грязная марля, разматывается слой за слоем – и затем… почему… почему…

Доктор… она прекрасна .

Но это не так. Ей говорили то, что она хотела бы услышать. Два ужасных кровоподтека и вспухшая красная кожа. Само лицо было цело, никаких шрамов, но она была не красивее, чем всегда. Нос все так же напоминал тесак, ну и что? Он не был сломан, и гордость не позволяла ей подвергнуть его пластической операции.

(В душе она ненавидела свой нос и считала, что он наряду с ее высоким ростом способствовал назначению ее командиром «Властелина Колец». Женщин неохотно назначали на такие должности, но тот, кто решил поручить ей эту работу, считал, что это не относится к женщине ростом в пять футов и что такой можно доверить командование дорогостоящим космическим кораблем).

Дорогостоящий космический корабль.

Сирокко, ты опять отклоняешься в сторону. Прикуси язык.

Она так и сделала и почувствовала вкус крови… увидела перед собой стену замерзшего озера… подняла голову от разлетевшегося вдребезги стекла, осколки которого тут же обрушились в бездну. Пояс кресла удерживал ее над пропастью. Тело скользнуло через обломки, она потянулась к своим ботинкам…

Она прикусила язык еще раз, прикусила сильно, и почувствовала, как что-то коснулось ее колена. Она сложила два ощущения и поняла, что прикоснулась сама к себе.

Это была оргия в темноте, оргия, которой женщина предавалась сама с собой. Она исступленно любила свое вновь обретенное тело. Она туго скручивалась, лизала и кусала все части тела, которые только могла достать, одновременно щипая и дергая их руками. Она была гладкая и безволосая, скользкая, как угорь.

Когда она попыталась дышать, плотная, почти студенистая жидкость заструилась ей в нос. Это не было неприятно; она даже не испугалась, когда это произошло.

И появился звук. Он был очень тихий, это был стук ее сердца. Она не могла прикоснуться ни к чему, кроме собственного тела, как ни вытягивалась. Какое-то время она пыталась плыть, но не могла сказать, продвинулась ли куда-нибудь.

Раздумывая над тем, что ей следовало бы предпринять, она заснула.

Процесс пробуждения был неопределенным, постепенным. Какое-то время она не могла понять, спит ли она еще или уже в сознании. Она могла немного поспать, разве нет?

Подумав об этом, она тут же пришла к мысли – как она может спать в такое время? После того, как эта мысль пришла ей в голову, она потеряла уверенность в том, что вообще спала. Разница в состоянии была крошечной, без ощутимых различий. Сон, сновидение, сон наяву, здравомыслие, сумасшествие, настороженность, дремота; она не могла дать определения ни одному из этих состояний. По учащению сердцебиения она поняла, что ей страшно. Она знала, что начинает сходить с ума, и цепко держалась за ту часть своего «я», которую могла воссоздать из вихря сумасшествия.

Имя: Сирокко Джонс. Возраст: тридцать четыре года. Расовая принадлежность: не черная, но, однако, и не белая.

Юридически она была американкой, но в действительности являлась членом многонационального объединения Третьей Культуры, не имеющих национальных корней, то есть – личностью без гражданства. В каждом большом городе Земли были американские гетто. Дома массовой застройки, английские школы, дешевые закусочные. Сирокко жила в большинстве из этих городов, они немного походили на военные поселения, но были менее безопасными.

Ее мать не вышла замуж. Она была инженером-консультантом, работала на энергетические компании. Она не собиралась заводить ребенка, но ее планы нарушил охранник арабской тюрьмы. Он проявил к ней сочувствие, когда она была арестована во время пограничного инцидента между Ираком и Саудовской Аравией. Пока посол вел переговоры о ее освобождении, родилась Сирокко. К тому времени на пустыню было сброшено несколько ядерных бомб, пограничный инцидент перерос в локальную войну, тюрьма была переполнена. Когда установилось политическое равновесие, Сирокко с матерью отправились в Израиль. Пятью годами позже мать заболела раком легких, причиной которого были радиоактивные осадки. Четырнадцать последующих лет она лечилась, и лечение было ненамного легче самой болезни.

Сирокко выросла большой и одинокой, ее единственным другом была мать. Они приехали в Соединенные Штаты, когда Сирокко было двенадцать лет. К этому времени она умела читать и писать, и американская система образования не повредила ей. Ее эмоциональное развитие было совершенно иным. Она нелегко находила друзей, но была преданным другом. У ее матери были твердые убеждения относительно того, как следует воспитывать молодую леди, они предусматривали наряду с танцами и вокалом занятия стрельбой и каратэ. Казалось, у Сирокко не было недостатка уверенности в себе. Никто не знал, насколько она ранима, она прятала это так глубоко, что ей даже удалось одурачить психолога НАСА, проходя тестирование на пригодность к командованию кораблем.

– Ну, и насколько все это было правдой? – спрашивала себя Сирокко. Она не лгала сама себе. Да, она страшилась ответственности, ложащейся на командира корабля. Наверное, все командиры в душе сомневаются в себе, понимая, что не вполне соответствуют возложенным на них обязанностям. Но ее интересовало не это. Что, если остальных это не пугает? В таком случае ее секрет переставал быть секретом.

Она задавалась вопросом, как она пришла к командованию кораблем, если это было совершенно не то, чего она хотела. А чего она на самом деле хотела?

Я хотела бы выбраться отсюда , пыталась сказать она. Я хотела бы, чтобы что-нибудь произошло .

Вскоре в самом деле что-то произошло.

Она почувствовала левой рукой стену. А затем то же самое почувствовала правой. Стены были теплые, гладкие и упругие; и это соответствовало предположению, что она находится в желудке. Она чувствовала, как стены движутся мимо ее пальцев.