Мы, по моему настоянию, подрулили слишком близко к пожарному гидранту.

— Если тебя оштрафуют, я заплачу, — пообещал я. — У нас нет времени колесить по кварталу в поисках стоянки.

Припарковав машину и заглушив мотор, Халмер спросил:

— Мне здесь подождать?

Именно это я и хотел ему сказать, но, когда он спросил, передумал.

— Чего ради? — ответил я. — Пошли со мной.

— Ладно.

Я не стал ждать, пока он закроет дверцу на ключ и быстро направился ко входу в здание, занимаемое общиной “Самаритяне Нового Света”. По пути туда я бросил взгляд на другую сторону улицы, но, разумеется, Донлон уже не сидел на скамейке у тротуара. На его месте, удобно устроившись, болтали две пожилые женщины, поставив возле себя хозяйственные сумки.

Переступив порог, я на секунду замешкался, привыкая к полумраку, а когда пригляделся, увидел, как брат Вильям поднялся с одной из задних скамей. За ним сидел епископ Джонсон, в черных очках, хмурый и сосредоточенный.

Заметив, что следом за мной вошел Халмер, брат Вильям позволил себе на секунду удивиться, но от комментариев воздержался. Он спросил только:

— Хотите на него взглянуть?

— Да.

— Он там, снаружи.

Мы вдвоем с Халмером последовали за братом Вильямом. Он повел нас влево от входа, в противоположную сторону от машины Халмера, и довел почти до угла. В своей белой сутане он на этой грязной улице выглядел очень необычно. Каким-то чистым. И свежим. Казалось, будто жара отступала перед ним, не решаясь окутать влажным душным коконом его кристально чистое одеяние.

Остановившись на углу, он кивком указал на припаркованную на противоположной стороне улицы, в нарушение правил, запрещающих здесь стоянку, черную машину.

— Там, внутри, — сказал он. — Я подожду здесь.

— Ладно.

Мы с Халмером подождали, пока загорится зеленый и, перейдя улицу, осмотрели машину.

Та же самая, на которой Донлон приезжал ко мне. Окна были опущены, а он словно дремал на сиденье, запрокинув голову, закрыв глаза, открыв рот. Казалось, что его просто сморило от жары. Луч света играл на его щеке, создавая иллюзию естественного цвета кожи.

Халмер остался на тротуаре, а я обошел машину, чтоб разглядеть его получше. Прямо под опущенным стеклом на левой стороне его белой рубашки расплылось буровато-коричневое пятно. Кровавый след спускался к его поясу и коленям, на которых лежал окровавленный пистолет. Я не сомневался, что на нем окажутся отпечатки пальцев Донлона.

Нетрудно было сообразить, как это произошло. Донлон пересел со скамейки в машину и либо ждал, пока я выйду из церкви, либо просто держал здание под наблюдением, пока кто-то не подсел на переднее сиденье. Он не обязательно знал этого человека, просто у того было оружие. Он наставил его на Донлона, отобрал его собственный пистолет, затем приставил его в упор к груди и спустил курок. Затем, вложив пистолет в руку Донлона, дал ей упасть ему на колени и скрылся.

Никто не заметил одиночного выстрела, раздавшегося внутри машины, и по этой причине несколько приглушенного. Если его и расслышали, то приняли за хлопок двигателя.

Наш убийца скор на руку и любитель разнообразия. Это уже пятое по счету убийство, и с каждым разом он меняет тактику. Он использовал нож, автомобиль, тяжелый предмет и пистолет. Он совершил убийство как убийство, подставив по ходу дела оказавшегося рядом свидетеля. Другое его убийство выглядело как несчастный случай, когда машина сбила и переехала Джорджа Пэдберри. Следующее убийство — покушение на меня — казалось, не имело мотива. А это последнее замаскировано под самоубийство.

Где он сейчас? Кому теперь следует опасаться? Опять-таки мне? Или он наметил другую жертву?

Надо поговорить с Робин. Надо самому убедиться, что она в безопасности.

Обойдя машину, я вернулся к Халмеру.

— Мне на какое-то время понадобится шофер. Ты свободен? Он выглядел немного осунувшимся и усталым.

— Конечно. Его и вправду убили?

— Да. Застрелили. И придали видимость самоубийства.

— Зачем было убивать Донлона?

— Не знаю.

Но в уме я перебирал разные варианты, тасовал их, как колоду карт. Когда Джим Колдвелл сообщил мне об извращенце-полицейском, который, пользуясь наркотической зависимостью Айрин, таскал ее по разным сомнительным местам и трахал, у меня в голове сразу замаячил образ Донлона. Он был, безусловно, со странностями, знал про “Частицу Востока”, зачем-то там постоянно ошивался. Но теперь все перепуталось. Может, он сам являлся тем странным полицейским, но не более того, и выслеживал настоящего убийцу Айрин Боулз? Или же он шел по следу того странного полицейского? Или он здесь вообще ни при чем и его мотивы не разгадать, не имея дополнительных фактов?

Халмер ждал. Я сам ждал, когда же меня осенит. За месяцы бездействия я сделался тугодумом. Мне казалось, что пора бы уже во всем разобраться, но до этого было еще ой как далеко.

Если бы погода была получше, посуше, попрохладней, не стояла бы такая изнуряющая жара. Если бы у меня было чуть больше времени. Мне казалось, что, будь в моем распоряжении лишний день — целый день, — я бы повозился со своей стеной, осмыслил бы все увиденное и услышанное и тогда, расставив все точки над “i”, сказал бы: вот что произошло, вот почему, вот кто. Но жара плавила мозги, да и времени не было, потому что наш убийца был встревожен, быстр, хитер.

Он убил Донлона до того, как попытался убить меня, или после? Скорее всего, после. Над этим стоило поразмыслить, но я пока что сделать это был не в состоянии. Я вообще ни на что не был способен.

Тряхнув головой, я сказал Халмеру:

— Ладно, пошли обратно.

Мы снова перешли через улицу, где нас ждал брат Вильям, на лице которого была написана тревога.

— Вы принесли нам насилие, брат, — сказал он.

— Я тут ни при чем, — возразил я. — Меня самого в это втянули.

— Что же нам теперь делать? — поинтересовался он.

— Убраться с этого солнца. Я уже за сегодняшний день вдоволь нажарился.

Мы вернулись к церкви и вошли внутрь. Прохлада и сухость. Епископ Джонсон продолжал сидеть на той же скамье; когда мы вошли, он обернулся.