В воскресенье резко похолодало. С севера неожиданно подул ветер, и вода в озере стала свинцово-серой. Солнечные лучи больше не падали на соломенные циновки. Резкие порывы ветра гнали облака на юг. Мы закрыли окна и включили во всех комнатах электрические обогреватели.

Я натянул свитер и отправился прогуляться по раскисшей дорожке. Было тихо. Земля под кустами пропиталась водой и стала темно-коричневой. Я подумал, что хорошо бы было до конца жизни вот так же беззаботно бродить среди деревьев. Мне захотелось стать индейцем и жить здесь в те времена, когда сюда еще не пришел белый человек.

Когда я уходил из дома, телефон звонил; когда я вернулся, он продолжал надрываться. Тогда я вынес на пристань шезлонг и просидел там до самых сумерек. К вечеру телефон умолк.

В понедельник начали прибывать первые гости. Это случилось днем. Мы сидели на кухне и пили виски и вдруг услышали, как снаружи коротко прогудел автомобильный клаксон. Я посмотрел в окно на подъездную дорожку и между кустами увидел боковые окна машины и профиль человека в шоферской фуражке.

— Кто-то приехал, — сказал я Кэппу.

Он обошел вокруг стола и встал рядом со мной.

— Пойди узнай кто.

Спустившись по ступенькам, я подошел к воротам и остановился у машины жемчужно-серого «кадиллака». На заднем сиденье развалились трое. Шофер с крупным мясистым носом неподвижно застыл, положив руки на руль и не глядя на меня. Я остановился у заднего окна и наклонился. Тот, кто сидел в середине, сказал:

— Мы к Эдди Кэппу.

— Он хочет знать, кто вы такие.

— Ник Ровито.

Я вернулся в дом и слово в слово передал Кэппу наш разговор.

— Хорошо! — он кивнул и, выскочив на крыльцо, радостно крикнул:

— Эй, Ник!

Из машины заорали в ответ:

— Это ты, старый сукин сын?! — Захлопали дверцы машины, и шофер съехал с подъездной дорожки на площадку.

Из машины вышли трое. Все они были похожи друг на друга — плотные, коренастые, с бычьими шеями и тяжелыми головами, всем лет по пятьдесят с гаком. Все трое держали руки в карманах тесных пальто. Ровито и Кэпп с улыбками обменялись рукопожатиями, двое других кивнули Кэппу, тот — им, а затем все вошли в дом.

Ровито окинул меня пристальным взглядом.

— А ты кто такой?

— Рэй Келли.

Он осмотрел меня, выпятив толстые губы, сунул руки в карманы пальто и, повернувшись к Кэппу, промычал что-то, по-видимому, означавшее «я дам тебе знать».

— Устраивайтесь поудобнее и давайте выпьем, — предложил Кэпп. — Как насчет «Палаты лордов»?

— Я — пас, — смущенно сказал один из прибывших. — Врач запретил.

Ровито хмуро посмотрел на него.

— Но наливать-то еще не разучился?

— Что ты, Ник — Ну так давай.

Они расположились в гостиной. Я немного посидел с ними, но разговор шел о старых временах и об общих знакомых. На меня никто не обращал внимания, и вскоре я спустился вниз и устроился на пристани. Окно гостиной над моей головой было открыто, но, хотя до меня доносились звуки их голосов, слов разобрать было нельзя.

Минут через пятнадцать — двадцать на пристань вышел тот, кому врач запретил пить, и встал, прислонившись к стене лодочного сарая. Закурив сигарету и бросив спичку в воду, он пару минут пялился на озеро, а затем повернулся ко мне.

— Ты хромой, да?

— Да, — сухо ответил я.

— Что, упал в детстве с самоката?

Я в упор посмотрел на него — он улыбался.

— Нет.

— А, все понятно, — продолжал он, — Не любишь трепаться по пустякам, да? Неразговорчивый и крутой, да?

Тут я обратил внимание на то, что последние пару минут не слышу голосов из окна, но не стал выяснять, в чем дело. Вместо этого я встал, аккуратно сложил шезлонг и изо всех сил ударил им своего оппопнента в живот. Он согнулся пополам и второй удар я нанес по жирному затылку. Он упал, а я ногой спихнул его в воду и, подняв голову, посмотрел на лица зрителей.

— Ну что, довольны?

Кэпп и компания заулыбались.

— Ничего, — Ровито кивнул.

Пожав плечами, я направился к дому.

— Эй, а как же Джо? — окликнул меня Ровито.

— Что — Джо? — я прищурившись посмотрел на него.

— Ты не собираешься помочь ему выбраться из воды?

— Нет. Я не шутил. Я никогда не шучу.

Я вернулся в свою комнату и, доставая бутылку из-под кровати, слышал, как они выбегают из дома, чтобы выловить из воды беднягу Джо.

В понедельник вечером приехали еще двое, а несколько гостей позвонили по телефону и сообщили, что остановились в мотелях на другой стороне озера.

Во вторник днем в дом нагрянули сразу десять человек. Большую часть времени я просидел в своей комнате. Иногда кто-нибудь как бы по ошибке открывал мою дверь, но тут же с извинениями уходил. Никто не спрашивал, кто я такой, и, хотя меня больше никому не представляли, все знали, что я сын Кэппа.

Хотя никто из этих людей не принимал участия во встрече в Аппалачине, было видно, что она их многому научила. Все подъезжали к дому с разных сторон и по разным дорогам. Две машины никогда не останавливались вместе, не останавливались вместе у одного и того же мотеля или ресторана. Все приехали без охраны.

Встреча состоялась в 11 вечера в среду. Подъездная дорожка и стоянка были забиты «кадиллаками». Только два из них были с нью-йоркскими номерами, один — из Флориды, другой — из Калифорнии. Некоторые шоферы остались в машинах, другие вошли в дом вместе со своими хозяевами.

Для встречи были приготовлены две большие комнаты на верхнем этаже, окна которых выходили на озеро, куда снесли все стулья и столы, что были в доме, а также пепельницы и мусорные корзины. Холодильник ломился от пива и льда. Бутылки «Палаты лордов» рядами выстроились на буфетах. Те, кто приехал первыми, играли в покер, дожидаясь остальных.

В 10.30 в мою комнату вошел Кэпп. Он был одет в один из темных костюмов, купленных им в Платтсбурге. Воротничок его белой рубашки и черный галстук были слишком широкими и остроконечными, то же самое можно было сказать и о его черных ботинках. На его левом мизинце сверкало золотое кольцо, а из нагрудного кармана торчал уголок белого носового платка. Он курил большую черную сигару. Его седые волосы были зачесаны назад и блестели. Складывалось впечатление, что он как-то потяжелел и приобрел более солидный вид, хотя и не выглядел толще.

— Ну что, мой мальчик, час пробил? — усмехнулся он и сразу стал похож на актера, готового выйти на сцену.

Присев на край кровати, он с сомнением посмотрел на пустую бутылку, стоявшую на полу рядом с пепельницей.

— Ты, часом, не надрался?

— Нет.

— Очень хорошо. Потому что я хочу вкратце рассказать тебе об этих людях.

Я закурил и приготовился слушать. Если он был в настроении поболтать, я не возражал.

— Не считая нас с тобой, здесь собрались тридцать восемь человек. Ник Ровито, Ирвинг Баумхайлер и Маленький Ирвинг Стайн здесь потому, что я здесь. Семеро других приехали потому, что здесь они. И еще двенадцать приехали из-за этих семерых. И еще шестнадцать потому, что здесь те двенадцать. Понимаешь?

Я молча кивнул.

— Но все дело в том, — продолжал Кэпп, — что ты должен обращать внимание только на Ника, Ирвинга и Маленького Ирвинга, только на этих троих.

Считай, что остальных для тебя просто не существует. Только Ник Ровито, Ирвинг Баумхайлер и Маленький Ирвинг Стайн. Ты ведь их знаешь, да?

— Кроме последнего. Маленького Ирвинга.

— О, это такой лысый коротышка. Ты его сразу узнаешь.

— Понятно.

— Очень хорошо. Все, что от тебя требуется, это быть на моей стороне, во всем меня поддерживать. Ты ничего не обязан говорить, если только сам не захочешь. Впрочем, наверное, чем меньше ты будешь говорить, тем лучше. Но не отходи от меня ни на шаг, по крайней мере пока не закончится обсуждение.

Если тебе надо в туалет, сходи сейчас.

Я покачал головой.

— Точно?

— Точно, черт побери.