— Если кто-то из нас еще останется, — буркнул Рикол. — Слышишь, как лупит по воротам этот треклятый таран? Ворота пять дней не выдержат! Слезы Госпожи, Бедир! Не следовало давать им возможности подойти так близко. Тот морок обернулся нашей погибелью.

— Он еще может обернуться их погибелью, — задумчиво произнес Кедрин.

— Как это? — спросил его Бедир. — Едва ли мы можем позволить себе новую вылазку, даже под покровом ночи. И огонь использовать нельзя.

— Сигнальная вышка опять в действии, верно? — спросил принц и, когда Рикол кивнул, продолжил: — А Низкая Крепость тоже в осаде?

— Пока нет, — военачальник покачал головой. — Фенгриф сообщает, что варваров на восточном берегу нет. Но нам это без толку: крепости были рассчитаны на сопротивление независимо друг от друга, да и лодок, чтобы доставить через реку подкрепления, нет.

— А «Вашти»? — спросил Кедрин. — Если Гален ночью переправит кешитов, можно будет напасть на таран с двух сторон.

— Да благословит тебя Госпожа, — вздохнул Рикол, — Хотя, подозреваю, в ней-то и дело. Это может получиться.

— Да, — Бедир кивнул, глядя на сына с уважением, которое тронуло Кедрина до глубины. — Может.

Галена они нашли среди людей с носилками. Лодочник поднимал тела, рассыпавшиеся в его руках зловещими чешуйками праха. Бедир с Риколом отвели Галена в сторону и объяснили, что требуется.

— «Вашти» возьмет пятьдесят человек, — немедленно ответил он. — Этого достаточно?

— Должно бы, — сказал Бедир. — И за нас окажется неожиданность. Пятьдесят кешитов Фенгрифа из-за приречной стены и сотня тамурцев из тайного хода. Вполне.

— И вторая сотня наготове, чтобы в случае чего прикрыть отход, — добавил Рикол.

— Тогда свяжитесь с кешитами, — просиял Гален, — а я соберу своих.

С вышки передали предложение в Низкую Крепость и получили немедленное согласие Фенгрифа. Уточнили замысел. Под покровом ночи Гален поведет «Вашти» через реку и вернется за два часа до зари. Два отряда подступятся к тарану, истребят варваров при нем и затащат его в крепость. Неблагоразумно поджигать его после разгрома, который они недавно претерпели.

Кедрин с трудом сдерживал нетерпение, ожидая вылазки. Ему кусок не лез в горло из-за отвратительного зловония, которое все не покидало его ноздри, он ел через силу. Подкрепившись, юноша занялся проверкой снаряжения и заточкой меча. Бедир предложил ему поспать, но никому в крепости было не до сна. Отказ Кедрина хотя бы попытаться уснуть вызвал у отца натянутую улыбку.

— Ждать всегда тяжелее всего, — заметил Бедир. — Часы перед боем ползут еле-еле, но постепенно ты привыкнешь.

— Привыкну? — проговорил принц, думая о создании в мехах, которое видел среди пламени.

— Рано или поздно, — ответил Бедир, суровым взглядом окидывая сына. — Это лишь начало. Мы можем покончить с тараном, но остаются баллисты. И сама Орда.

— И Посланец, — пробурчал Кедрин. — С ним-то как быть? Если король прибудет вовремя и мы потесним Орду, что делать с Посланцем?

— Он должен сгинуть! — с яростью вскрикнул Бедир. — Если он переживет осаду, мы должны двинуться в Белтреван и уничтожить его. Созданию Ашара нельзя позволить остаться в живых. Он должен сгинуть во имя Королевств.

— Да, — убежденно ответил Кедрин, — но это будет нелегко.

— Нелегко, — согласился отец. — Но мы это сделаем.

— Я сделаю, — голос Кедрина был тих, почти задумчив, — это моя задача.

— Ты говорил такое раньше, — Бедир нахмурился, взволнованный чем-то необычным, что ощущал, но не мог выразить словами. — Почему ты так в этом уверен?

— Не знаю, — Кедрин покачал головой, не способный пока ничего объяснить. — Я чувствую, но не могу сказать, почему и как. Думаю, я понял это сразу же, когда впервые его увидел. Подозреваю, он тоже это знает. Я опять это почувствовал, увидев его сегодня у баллист.

— Я не видел его, — в голосе Бедира слышалось удивление, глаза блестели от любопытства. — Я видел, как снаряды подожгли баллисты, но не увидел Посланца.

— Он там был, — Кедрин пожал плечами. — Он расхаживал среди пламени и воздевал к нам руки. А затем все это началось.

— Он могучий чародей, — Бедир положил руку на плечо сына. — Будь осторожен во всем, что его касается, Кедрин.

— Буду, — пообещал юноша.

— Возможно, лучше бы тебе не сопровождать меня нынче ночью, — Бедир говорил осторожно и всматривался в лицо Кедрина. — Пожалуй, тебе бы стоило остаться за стенами. Если Посланец знает о тебе, ты можешь оказаться в беде.

— Нет! — пылко ответил Кедрин. — Не стану я от него прятаться. И нынче ночью я буду с тобой.

— Да будет так, — согласился Бедир, видя решимость на лице, столь похожем на его собственное, — но прошу тебя, берегись.

Кедрин широко улыбнулся, отложил точило и убрал клинок в ножны.

— Буду беречься, отец. Не бойся.

Бедир просиял, затем бросил взгляд на тающую свечу.

— Час близится. Поищем остальных.

Кедрин кивнул, счастливый, что ожидание подходит к концу. Чувства его смешались. Он не все понимал, не все мог определить в своих ощущениях. Да, конечно, здесь было волнение, ибо это станет его первым настоящим боем — меч против меча, человек против людей, действительно желающих ему смерти, но юноша не сомневался, что окажется для варваров достойным противником. Он осознавал опасность, и это вызвало слабый привкус страха, который удалось легко прогнать. Кедрин не был уверен, что почувствует, когда его клиник врежется в живое тело: раньше он думал, что это будет гордость и неистовство — но это раньше, когда он смотрел на первый бой как на порог возмужания. Теперь он уже был много старше и видел в убийстве куда меньше славы, ибо начал воспринимать лесной народ не как безликого и страшного врага, а как игрушки злобного создания, которое подняло Орду. Будь он способен сразить Посланца, он, безусловно, не колебался бы, ибо костями чувствовал, что колдун — воплощенное зло, что у него нет законного места в мире. Но отнимать людские жизни ему хотелось куда меньше. Хотя он понимал, что придется их отнимать, и это словно пятнало его злом, которое несет Посланец, будто скверна загрязняла все, связанное с этим чудовищем. Кедрин подумал, не свидетельствует ли такое чувство о новой ступени зрелости, но беспокоился, как бы оно не оказалось признаком трусости. Это необходимо, говорил он себе. Выбора нет, ибо если не убрать от ворот таран, варвары сумеют прорваться в крепость, и Королевства падут. Но он не мог не вспоминать слова Сестры Гранин, что жителям Королевств не за что ненавидеть лесной народ, и задумался, не в том ли причина его смятения. Неужели часть духа Гранин вошла в него, когда они объединились, чтобы покончить с наваждением Посланца?

Он почувствовал себя так же, как тогда, когда Бедир поведал ему о Писании Аларии: возникло только больше вопросов, но не ответов, явилось больше сомнений, нежели уверенности, и вот он ломает голову, видя свою цель, но не путь, который к ней ведет. Затем он вспомнил другого учителя и применил мудрость Тепшена Лала, чтобы очистить ум и сосредоточиться на предстоящем бое. Кедрин последовал за Бедиром во двор перед тайным ходом, выводящим на север. Факелы, которым здесь полагалось гореть, теперь были потушены, а ночь темна и прохладна, хотя в ней уже не было той непроглядной темени, которую насылал Посланник Ашара. Принц видел людей, которые уже поджидали их, несколько тусклых звездочек, пробившихся сквозь облачный покров, робко поблескивали на шлемах и клинках. Кедрин слышал шарканье сапог, когда воины шевелились — то ли чтобы согреться, то ли просто в нетерпении. Он был готов к выполнению задачи, все сомнения и вопросы разом покинули его ум. Он знал только, что должен пройти тайным ходом и выполнить свой долг тамурского воина. Если это приведет к чьей-то гибели, пусть будет так.

Он терпеливо стоял в стороне, пока Бедир совещался с Риколом, командовавшим второй сотней, затем испытал огромное облегчение, когда отец обернулся и произнес: «Приготовились». Это слово солдаты передавали друг другу, и принц услышал слабое позвякиванье кольчуг, когда воины обнажали мечи и поднимали щиты. Сам он щитом пренебрег, предпочитая, чтобы обе руки были свободны для действий мечом, как учил Тепшен Лал. Шлем Кедрину тоже никогда не был по нраву. Он считал, что тот слишком громоздок и больше мешает видеть и слышать, чем защищает. Сейчас голова его была обнажена, волосы стянуты на затылке, торс защищен кольчугой тонкой работы, руки — наручами, а на штаны тоже нашиты кольца — покрупнее кольчужных, но достаточно крепкие, чтобы не поранило ноги. Сапоги он надел высокие, из крепкой дубленой кожи. Как и все, поверх кольчуги он набросил накидку с тамурским знаком кулака, ярко-красного на серебре.