Борс вытаращился на бар-Оффу, силясь что-то разглядеть за нащечниками и личиной шлема. Дьюан подал знак, и еще два гехримита выступили вперед. Один выхватил поводья из неожиданно ослабевшей руки Борса, другой занес тупой конец копья, чтобы выбить всадника из седла. Борс спешился, прежде чем удар достиг цели, и встал лицом к Дьюану.

— Я ездил по делу Посланца, — вознегодовал он. — Тоз велел мне взять коня.

— А я здесь по делу хеф-Улана, — объявил Дьюан, добавив негромко, чтоб услышал только Борс: — Прости, старый друг, но у меня нет выбора.

Борс в смятении покачал головой, едва чувствуя, как его подталкивают в спину копьем. Дьюан повернулся кругом и пошел мимо шатров во внутренний крут, где стояли жилища Уланов. Борс тупо шел следом, не понимая, что творится, и с надеждой взирая на темную палатку Тоза. Он непрерывно твердил, что исполнял приказ Посланца и что тот, разумеется, должен был… или еще объяснит…

Дьюан, однако, и ухом не вел, а гехримиты шагали за ним молча и бесстрастно, как живые мертвецы, ведя Борса, как вели бы к мяснику упирающегося кабана. Страх нарастал по мере приближения к жилищу Нилока Яррума, и Борс почти не сомневался, что слышит издевательский смешок, исходящий из челюстей выбеленного черепа Мерака. Дьюан задержался перед занавесом из бычьей кожи и прокричал имя хеф-Улана. Борс дико озирался, но только и видел, что глядящие со всех сторон любопытные глаза, безразличные к его участи. Он не обнаружил и признаков присутствия Тоза или подмоги. Хриплый крик изнутри шебанга велел гехримитам ввести его. Обезоружив, его пропихнули через вход в прихожую, и он растерянно заморгал, привыкая к полутьме. Нилок Яррум раскинулся посреди шатра на резном стуле из дерева и кости, он тянул темное пиво из оправленного в серебро рога. Баландир сидел слева от него, Вран — справа, Дариен Гримардский и Имрат Вистрийский — чуть дальше за столом. Воздух был тяжелым от дыма и пролитого пива, оставшиеся без присмотра факелы чадили, наполняя покой скорее тенью, чем светом, во взгляде покрасневших глаз, вперившихся в Борса, чувствовалось действие грибов, наполнявших резную деревянную чашу посреди стола.

— Оставьте нас, — приказал Нилок, знаком веля Дьюану и его людям выйти из шатра.

Борс ощутил, как холодный пот сбегает по его позвоночнику, страх крепкими пальцами вцепился в желудок, вызывая желание помочиться. Он сопротивлялся ему как мог, сомкнув колени, порывавшиеся задрожать. А хеф-Улан жег его взглядом, словно просматривая в его теле очертания орла.

— Значит, ты решил взять моего коня, — голос Нилока звучал хрипло из-за воздействия пива и грибов, слова раздавались невнятно. — Ты посмел взять моего коня.

Борс открыл пересохший рот, чтобы возразить, чтобы объяснить, но Нилок в нетерпении дернул рукой, и пиво разлилось по столу. И Борс решил, что разумнее всего молчать.

— Воин, — сообщил Нилок Уланам. — Ничтожный воин украл коня хеф-Улана. Какое наказание он заслужил?

— Орла, — сказал Вран так поспешно, что Борс, несмотря на страх, вспомнил, как ят смотрел на Сулью. — Не меньше.

Баландир нетерпеливо крякнул, потянувшись через стол, выудил из чаши гриб и, шумно жуя, промямлил:

— Мы прикончим его, если ты желаешь, но давай сделаем это побыстрее.

— Ага, — мрачно сказал Имрат, чем-то раздосадованный и утративший терпение. — Мой народ начал волноваться.

— И мой, — добавил Дариен, ударив для выразительности кулаком по столешнице. — Орда собралась, Яррум. Пора выступать, не задерживаясь из-за всяких мелочей.

— Кража моего коня не мелочь, Гримард, — сердито огрызнулся Нилок, попытавшись выпрямиться. — Я хеф-Улан Орды. Как я поведу Орду без коня?

Дариен обратил к Нилоку лицо, пылающее от ярости и действия грибов, его правая рука упала на рукоять кинжала, и на миг Борсу показалось, что тот набросится на хеф-Улана, но он вновь овладел собой и пробормотал:

— Во имя Ашара! Мы что, будем сидеть в этой долине, пока нас не застигнет зима? Я привел к тебе мой народ, чтобы мы получили нашу долю, войдя в Великий Союз, а не ради пререканий из-за какого-то конокрада. Убить его, и все дела.

Борс вытаращился на них в изумлении, между тем Баландир тяжело облокотился на стол и сказал:

— Братья, пристало ли нам ссориться друг с другом? Или мы будем драться, когда Королевства ждут наших клинков? Давайте покончим с этим, и скорее в поход.

— Как мы можем выйти в поход, если ждем Посланца? — прорычал Нилок, и Борс окончательно перестал понимать, что здесь творится. Хеф-Улан опять повернул к нему свое бородатое лицо:

— Ты, его человек, говори!

— Что говорить, хеф-Улан? — запинаясь, выдавил Борс. — Я не понимаю.

— Кровь Ашара! — проорал Нилок, изо рта показались лохмотья недожеванных грибов, они вывалились из слюнявых губ и запутались в бороде. — Говори, почему украл моего коня!

— Я… — Борс запнулся. — Я его не крал. А…

— Значит, ты спросил моего дозволения? — прогремел Нилок с красными бешеными глазами.

Борс покачал головой, затем с усилием и не переводя дух, выпалил пересохшим ртом слова, которые, как он надеялся, охладят гнев предводителя Орлы и предотвратят кровавый исход. — Я сделал то, что велел мне Посланец, хеф-Улан. Не более. Он так приказал!..

Тут Борс замолк. Его охватил еще пущий страх при воспоминании о словах Тоза: «Ты никому об этом не скажешь».

— Ну? — раздраженно произнес Нилок.

Борс облизал губы, перенося взгляд с одного лица на другое и нигде не встречая ни сочувствия, ни надежды. Все это было выше его понимания: он исполнил то, чего потребовал Тоз, а теперь его обвиняют в краже коня хеф-Улана, и он ничего не может объяснить, не грозя вызвать гнев колдуна. С мгновение он думал, что лучше бы отступник, преследовавший его, всадил стрелу меж лопаток — так помирать все-таки было бы легче. Наконец ему удалось промямлить:

— Посланец даст тебе объяснение, хеф-Улан.

— Посланец, — сообщил ему Нилок тяжеловесно и недобро, — скрывается у себя в жилище с самой ночи совета. Он никого не принимает. Посланец не откликается на мои просьбы вести нас. Посланец явно не расположен ничего объяснять, и я обращаюсь к тебе: объясни мне, что происходит.

У Борса словно разверзлась под ногами земля. Открылась бездна, в которой плясало яркое пламя Ашара. Его словно окутало жаром, пот лился по груди и спине, стекал с волос на бороду. Стало очень трудно дальше удерживать мочу. Он обреченно покачал головой и в отчаянии провел ладонью по лицу.

— Я сделал только то, что мне было велено, — пробормотал он.

— А я это знаю только с твоих слов, — прорычал Нилок. — Почему ты увел коня?

Борс чуть не выдал причину, но страх перед Тозом по-прежнему пересиливал страх перед хеф-Уланом. Поцелуй Посланца казался куда хуже кровавого орла, поэтому Борс только и сказал:

— Так мне велели, хеф-Улан.

— Убей его, — вмешался Вран. — Посланцу он служит или нет, говорю тебе, его надо убить.

Борс бросил на Врана ядовитый взгляд и в отчаянии предложил:

— Вы можете сообщить Посланцу о моем возвращении? Наверное, тогда он что-то скажет.

— После того, как отказался слушать меня? — проскрежетал Нилок. — Высоко ты себя ставишь, воин.

— Нет, господин, — ответил Борс, обретя от безумного ужаса невиданное красноречие. — Ты хеф-Улан Орды, никто из людей не выше тебя. Я червь. Я ничто. Я делаю только то, что мне велят. И я следовал приказам Посланца…

Он умолк. Хеф-Улан откинулся на стуле, вытирая с губ влажные куски грибов, темные глаза не сходили с лица воина. Новая волна страха разлилась по всему телу Борса, и он обнаружил, что мысли внезапно стали ясными. Он понял, что случилась какая-то невероятная ошибка, что он еще не видел Нилока Яррума таким злым и растерянным, ибо в его полыхающих глазах угадывалось нечто больше, чем ярость. Там было сомнение. Борс быстро окинул взглядом лица остальных, ища какой-нибудь зацепки. Вран выглядел просто злобным, но Дариен с Имратом хмурились, как если бы в них шла внутренняя борьба, а Баландир взирал на Борса с открытым любопытством.