— Черт побери! — выругался Экстон. Не в силах долее себя сдерживать, он со сладострастным стоном заключил ее в объятия и поцеловал.

Ей пришлось пройти через весьма непростое испытание. Он с силой впился в ее губы и просунул язык ей в рот. Он пробовал ее на вкус со всем пылом человека, который привык брать то, чего он хочет — и когда хочет.

Экстон так же неожиданно, как набросился, отступил от нее. Он оставил ее в покое, когда ощутил на губах солоновато-горьковатый привкус ее слез.

— Негодяй, безродный выскочка, тупая скотина, позор рыцарства! — на все лады визжала в бешенстве старуха.

Она попыталась ударить его посохом, но ее удары произвели на него не больше впечатления, чем ругательства, которые она щедро расточала в тишине зала. Минуту-другую Экстон созерцал хрупкую фигуру девушки, рыдающей в тощих руках своей старой бабки.

И при этом ощущал не меньшее отчаяние, чем эта девица, лишь ценою многих усилий удалось Экстону подавить его.

Да, эту женщину он мог бы с легкостью взять сию же минуту. Завтра, после того, как он побьет этого болвана де Монфора, он овладеет ею. У Генри не должно оставаться ни малейшего сомнения в том, что и замок, и женщина обрели, наконец, полноправного хозяина.

Сжав кулаки, Экстон повернулся и большими шагами двинулся вон из зала. Даже при той поспешности, с какой Экстон осуществлял свой исход, он не мог не слышать рыданий девицы и пронзительных воплей старухи у себя за спиной. Только оказавшись во дворе, он избавился от необходимости слушать эти звуки. Но от собственных мыслей избавиться не удавалось.

Эта женщина была совершенно ему чужая, но он к ней привыкнет. В этом, по крайней мере, он пытался себя убедить. Он научится испытывать возбуждение, прикасаясь к ее телу. И вовсе не так сильно она отличается от сестры, как ему поначалу показалось. Вообще, все женщины похожи друг на друга. До сих пор Экстон искренне в это верил. Почему же он должен сомневаться в этом сейчас?

Однако, рассуждая таким образом, он никак не мог побороть в себе желание немедленно отправиться на розыски Линии. Надо во что бы то ни стало найти ее и решить, наконец, как с ней быть дальше — еще до того, как затеплится рассвет нового дня. Прежде чем ее найдет герцог Генри.

При малейшем же шорохе Линни испуганно жалась в тени, ища укрытия. Хорошо еще, что — благодарение господу и всем святым — стояла безлунная ночь. Ее сердце колотилось с такой силой, что она опасалась, как бы кто не услышал его стука и не обнаружил ее присутствия.

Голоса раздавались во всех закоулках замка, шаги отдавались эхом у конюшен — люди герцога Генри были везде, так же как и люди Экстона. Конвой Юстаса де Монфора из-за многолюдства в замке принужден был встать лагерем вне стен Мейденстона, за рвом. Это еще усиливало ощущение того, что замок превратился в военный лагерь. С таким же пылом, с каким Линни ненавидела и презирала герцога Генри, она молила бога, чтобы он ниспослал герцогу возможность сохранить завтра хотя бы подобие мира среди множества собравшихся в замке и вокруг него вооруженных людей.

Тем временем — пока на дворе еще стояла ночь — ей было необходимо отыскать Беатрис, не попав при этом в силки, которые наверняка расставил на нее Генри. Линни не сомневалась, какого рода намерения на ее счет имеются у герцога, но не могла преодолеть в себе желания хоть немного побыть с сестрой — пусть это и было сопряжено с риском оказаться у герцога в постели. Интересно, как долго еще Беатрис пробудет в зале? Ожидание было невыносимым, хотя, сказать по правде, ждала она не так уж и долго. Стражник, стоявший неподалеку на часах, свистнул три раза в свисток. Потом послышались говор и громкий смех — солдат обсуждал со своим напарником достоинства некоей девицы, которую они называли между собой Крими. Прошло какое-то время, и стражник снова свистнул три раза.

Когда солдат подал сигнал в очередной раз, двери зала распахнулись, и из них выскочил Экстон. Ничего не замечая вокруг, он промчался, словно буря, по ступенькам и выбежал во двор. Там он остановился, будто в попытке отдышаться, терпеливым жестом пригладил обеими руками волосы. Линни видела его очень плохо — так, расплывчатый силуэт, чуть освещенный факелом, полыхавшим у дубовых ворот башни. Но сердцем она угадывала, что он находится во власти гнева и другого, не менее сильного чувства, сходного с глубокой тоской.

Больше всего на свете ей хотелось сейчас броситься к нему и мольбами заслужить его прощение. И, конечно же, успокоить его. Но это бы было чистой воды сумасшествием. Он никогда ей не простит предательства и попытки выставить его дураком. И вряд ли он сможет теперь испытывать в ее присутствии благодатное чувство покоя. Она была своего рода занозой, которая сначала проткнула ему кожу, потом стала нарывать, а завтра… О том, что будет завтра, ей не хотелось думать.

Ужас ледяными пальцами сжал ей сердце. Он не может умереть! Он не должен! Но разве она в силах этому помешать или что-нибудь изменить? Линии съежилась, ей захотелось стать бесплотной, раствориться в темноте ночи.

Когда Экстон наконец исчез из поля зрения. Линии, вместо того чтобы почувствовать облегчение, испытала опустошающее чувство утраты. «Я люблю тебя!» — послала она ему мысленный призыв.

Прошло еще немного времени, двери главного зала снова заскрипели, и в щель просунулась чья-то голова. Потом пошлись две женские фигуры, которые прошмыгнули в коридор и стали спускаться по ступеням. Одна из них выглядела сгорбленной и размахивала при ходьбе палкой, другая — .. О, радость! Это Беатрис! Ну вот, теперь, по крайней мере, с ней радом будет ее любимая сестра. Линии выскользнула из укрытия и настигла бабку с сестрой у основания лестницы. И тут обнаружила, что Беатрис горько рыдает.

— Я не могу! — восклицала она сквозь слезы. — Я не могу и с ним к аналою! Уж лучше я убью себя!

— Не глупи! — прошипела леди Хэрриет. Затем, обнаружив присутствие Линии, она подтолкнула Беатрис к ней.

— Попытайся вразумить эту упрямицу, — бросила она сердито. — И зачем так убиваться. Да не родился еще мужчина, пади которого стоило бы сводить счеты с жизнью!

Беатрис упала в объятия сестры и благодарно улыбнулась ей сквозь слезы.

— Ты здесь, с нами! Какое счастье, что тебе удалось через все это пройти и остаться в живых! Но я не должна была проявлять такую ужасную трусость, не должна была давать согласие на то, чтобы ты принесла себя в жертву этому… этому… — Тут она снова разразилась плачем и не смогла закончить фразу.

Поддерживая рыдающую сестру за плечи, Линии отвела ее в укромный закуток. Там она обняла Беатрис, прижала к себе таким образом дрожащую от страха сестру.

— Тс-с! Тише, сестричка, нас могут услышать. — Она прижимала сотрясавшуюся от рыданий Беатрис к своей груди, вспоминая, как не в столь уж и давние времена сестра подобным же образом утешала ее.

— Дорогая моя сестра, все это время я без конца за тебя молилась, ? прошептала Беатрис, уткнувшись носом Линни в шею, — да все, наверное, зря.

— Ну почему же? — возразила Линии. — Совсем не зря. Ты за меня молилась, и, как видишь, я жива-здорова. Мне не причинили зла. И у тебя тоже все будет хорошо. Экстона ни в коем случае нельзя назвать жестоким человеком. Он…

— Завтра он умрет, поэтому жесток он или нет — значения не имеет, — вмешалась в разговор бабка. Несмотря на то, что голос ее звучал грозно, сама она выглядела маленькой и измученной. Тяжело опершись на клюку, она вдруг закашлялась, мучительно содрогаясь при этом всем своим легоньким телом.

Линии с яростью напустилась на старуху:

— Не все ли тебе равно, кто женится на Беатрис — Экстон или сэр Юстас? И тот, и другой — люди герцога Генри!

— Ты что, уже забыла о своем брате? — нанесла ответный удар леди Хэрриет. — Неужели в твоем сердце нет ни капли благодарности к нему? Ведь он отдал жизнь, защищая тебя и всех нас.

«Меньше всего при этом он думал обо мне», — хотелось сказать Линии. Однако решила все же оставить слова старухи без ответа и заговорила с сестрой: