Управляющий Иво подошел к сиру Хьюго. Обычно он исполнял обязанности секретаря своего господина, поскольку сир Хьюго был несколько слаб в латыни. Вместе они принялись разглядывать черные буквы на пергаменте.
– Состоялось собрание королевского двора, мой господин. Султан Саладин разорвал мирный договор и наступает через Галилею на Тивериаду[53].
Сир Хьюго поблагодарил Иво за помощь и устало опустился на стул, растерянно глядя на письмо. Невероятным усилием воли Филипп заставил себя воздержаться от одолевающих его вопросов; Жильбер в смущении потер свой большой вздернутый кверху нос и вопросительно уставился на сира Хьюго.
Барон одним глотком допил вино в бокале и налил еще, потом повернулся к юным рыцарям.
– Я отправляюсь в Иерусалим на рассвете, – сказал он. – Думаю, король объявит arriere ban[54].
Оба они, Филипп и Жильбер, знали, что это означало: все мужчины королевства, способные держать в руках оружие, призывались в феодальное войско короля.
– Вероятно, я вернусь дня через четыре, – продолжал сир Хьюго. – К моему приезду должно быть все готово. Оставьте небольшой гарнизон для охраны замка, уменьшив его вдвое против обычного.
– Вдвое? – удивленно воскликнул Филипп. Он даже представить себе не мог, что его отец мог пойти на такой риск.
– Да, вдвое. Нам понадобятся все способные держать оружие. Необходимо обеспечить войско едой и кормом для лошадей для двухнедельного похода. Попробуйте достать в городе необходимое количество повозок. И конечно, обычный резерв вооружения – я имею в виду стрелы и копья. Соберите все мехи для воды, какие только сможете найти. Возможно, в такую жару нам вода понадобится больше, чем пища.
Жильбер, ты осмотришь оружие вместе с Льювеллином. Филипп, ты займешься лошадьми. Нужно, чтобы все они были в отличной форме.
Он продолжал отдавать распоряжения спокойным голосом, краткие, четкие указания, не забыв ни одной мелочи, предусматривая все возможные непредвиденные затруднения, подсказываемые ему богатым опытом участия в разных кампаниях на Востоке.
– Если останется время, – добавил он в конце, – расширьте ров у южной крепостной стены, Филипп. Пошли гонца в город, и прикажи ему согнать крестьян. Впрочем, ты можешь заняться этим уже завтра утром. Так будет лучше, если обстоятельства неожиданно изменятся.
Они перешли из трапезной в солар. Сир Хьюго продолжал отдавать приказания, дополняемые время от времени Льювеллином как самым опытным из присутствующих воином. К тому же заботы об экипировке воинства замка и так постоянно лежали на нем. Да и вряд ли кого еще стал бы слушать барон, кроме старого преданного слуги.
Жильбер расспрашивал об arriere ban: эта система, принятая в государстве крестоносцев, отличалась от обычаев его родной Нормандии.
– Во время войны каждый барон и рыцарь обязаны взяться за оружие, – объяснял сир Хьюго. – Человек имеет право отказаться, если он серьезно болен или обессилел от старости. Король платит из своей казны каждому рыцарю пятьсот бизантов, и на эти деньги рыцарь должен приобрести для себя четырех лошадей. И одному Богу известно, где король достанет деньги для этой войны. Властительные сеньоры Иерусалима никогда не отличались особым богатством.
– А если просто заменять лошадей прямо во время боя? – спросил Жильбер. Он бы никогда не осмелился задать такой вопрос, не стань он рыцарем благодаря сиру Хьюго, иначе ему пришлось бы сражаться простым солдатом в пехоте.
– О-о! Кажется, к этому клонит и достопочтенный мессир де Дюр, – сказал сир Хьюго. – Он называет это системой возобновления: каждый рыцарь получает свежую лошадь из числа трофейных или коней рыцарей, павших во время битвы.
Было еще темно, когда утром следующего дня сир Хьюго выехал из ворот замка. С побережья моря дул свежий ветерок, обвевая лицо Филиппа, с тревогой смотрящего вслед растворяющейся в темноте группе всадников.
Вздрогнув от холода, он накинул на плечи тяжелый плащ.
Рассвет наступил очень скоро и неожиданно, как всегда на Востоке.
Стоя на крепостной стене, Филипп видел, как по небу разливается утренняя заря, окрашивая в нежнорозовый цвет холмы на горизонте, и когда взошло солнце, прорезая своими лучами пелену белесого тумана над болотами в низине, обширная долина будто окунулась в море сияющего света, возвещающего наступление нового дня. Серые в утренних сумерках холмы снова приобрели привычный красновато-коричневый оттенок, и воздух мгновенно налился тяжелой духотой – первый признак знойного летнего дня.
Над головой Филиппа взыграла труба, послышались резкие крики – это опытные воины старой баронской гвардии отдавали приказы слугам, раздался топот тяжелых ног по каменным ступеням и плотно утоптанной земле двора. Слуги выводили из стойла сонных лошадей; огромный замок пробуждался к жизни после тяжелого ночного забытья.
Филипп повернулся к стоящему сзади него Жильберу, и они прикинули планы на предстоящий день.
– Я поеду в город и пригоню крестьян с лопатами, чтобы расширить ров, – сказал Филипп. – К тому времени, как я вернусь, Льювеллин подготовит оружие и соберет солдат. Ты ему в этом поможешь. Тогда мы сможем приступить к осмотру укреплений замка.
В городке Филипп собрал крестьян и отправил их в Бланш-Гарде. Им совсем не по душе пришлась эта дополнительная повинность, которая отрывала их от работы на полях, тем более что владетельный сеньор д'Юбиньи непременно спросит с них причитающуюся ему долю урожая, но по феодальным законам они были обязаны подчиняться своему господину, и Филипп надеялся, что хотя бы в какой-то мере может положиться на них.
Когда он вернулся в замок, Льювеллин уже собрал солдат. Явились все, кто мог держать в руках оружие, и, завершив смотр гарнизона и вооружения, Филипп и Жильбер приступили к выполнению первого задания сира Хьюго. Они разделили всех людей на две группы: одну маленькую – опасно маленькую – для защиты Бланш-Гарде и другую, намного больше, куда вошли лучшие солдаты гарнизона, для участия в сражениях. Они должны были отправиться с сиром Хьюго.
Филипп понимал, что хотел сказать отец, отдавая подобное распоряжение: нет смысла оставлять в тылу большое войско, поскольку угроза шла не с юга, как во время прошлой войны. На этот раз Саладин готовился нанести удар в сердце королевства. И если сельджукам удастся зайти так далеко на юг, пройдя до самого Бланш-Гарде, можно считать, что война проиграна и королевство будет уничтожено, а тогда уж совершенно не будет иметь никакого значения, сумеет ли выстоять крепость.
Когда гарнизон был разделен, Жильбер начал еще раз медленно и дотошно проверять обмундирование солдат. А Филипп тем временем прошел в стойла, чтобы осмотреть лошадей.
Половину войска сира Хьюго будут составлять конники, так как барон был довольно богат, а остальные лошади останутся в резерве для рыцарей. Скоро Филипп привел стойла в состояние бурной активности. Кузнецы возились у своих горнов, из недр которых вырывались волны горячего воздуха; лошади взволнованно ржали и били копытами, и человеку, не знающему, в чем дело, могло с первого взгляда показаться, что в конюшнях начался настоящий содом. Но за всем этим кажущимся беспорядком скрывалась четкая организация: каждый знал свое дело, и Филипп был доволен их работой.
Ему всегда хотелось, чтобы в конюшнях отца стояли крупные сильные лошади. Боевые кони с Запада были несравненно сильнее, чем восточные лошадки, а в те времена рыцарь выигрывал сражение во многом благодаря выносливости и мощи своего коня. Но лошади с Запада так и не смогли привыкнуть к восточному климату и постепенно теряли силу. Арабские скакуны, увы, менее выносливые, оказались несравнимо более приспособленными к местным условиям, и все же сир Хьюго был вынужден заказать новую партию лошадей из Европы, истратив целое состояние на то, чтобы достать себе и двум юным рыцарям достойных коней. Да и понятно, почему. Вооружение рыцаря весило немало, и местные кобылки просто издыхали под тяжестью оседлавших их воинов.
