– Почему бы нет? Но разве он не собирается вступить в орден, который когда-то возглавлял его дядя? Думается мне, его отправят в Крэк, большую северную крепость.
– Он не хочет становиться госпитальером, – ответил Филипп. – Он хочет остаться простым рыцарем и поступить в гарнизон к какому-нибудь барону. – Тут он сделал паузу и с волнением ждал ответа отца. Но, как часто бывало, он недооценил проницательность сира Хьюго.
– И у нас в гарнизоне как раз не хватает одного рыцаря.
– Двух, отец.
– Только не с сегодняшнего утра. Ты же знаешь, что сегодня тебя посвятят в рыцари, Филипп.
– Я об этом не подумал, – проговорил Филипп, на мгновение забывая о Жильбере: его живое воображение уже рисовало ему предстоящую сцену во дворце. Но отец вернул его к действительности.
– И ты хочешь сказать, что этот самый Жильбер д'Эссейли может стать третьим, а?
– Я не говорил этого, отец, – поспешно ответил Филипп, немного раздосадованный тем, что отцу так легко удалось разгадать его замысел.
– Но ты же об этом подумал?
– Ну да, подумал, – признался, краснея, Филипп. – Знаешь, он такой славный. Но у него совсем нет денег, и я…
– И ты хочешь, чтобы я пристроил его? – в темных глазах сира Хьюго засветился лукавый огонек.
Филипп, засмущавшись, уткнулся взглядом в блюдо с финиками. Его хитрый план был разрушен, когда он даже не успел приступить к его исполнению.
– Приведи его сегодня к нам на ужин, – сказал сир Хьюго. – Если он мне понравится, я возьму его на службу. Вместе с лошадью, кольчугой и остальным снаряжением. Сегодня состоится твое посвящение в рыцари, и я не хочу тебе отказывать. Пусть это будет моим подарком.
– Что? – Серебряное блюдо со звоном упало на пол, финики покатились по полу к ногам сира Хьюго.
– Но только в том случае, если ты не разобьешь одно из моих любимых блюд, – спокойно проговорил сир Хьюго. – Тебе нужно учиться сдерживать свои чувства, Филипп.
– Да, отец, – сказал Филипп. – Спасибо вам большое, отец. Думаю, я встречу сегодня Жильбера во дворце. Тогда я приглашу его к нам.
Поспешно закончив завтрак, он почти бегом вылетел из комнаты и бросился седлать своего коня. Сир Хьюго рассмеялся и, нагнувшись, принялся поднимать с пола финики, складывая их в серебряное блюдо.
Когда Филипп с отцом прибыли во дворец, главная зала для приемов была переполнена. На королевские собрания доступ был открыт всем баронам и рыцарям королевства, владеющим землей, но обычно очень немногие из них присутствовали на рядовых собраниях. Сегодня предстояло обсудить военное положение государства крестоносцев и нависшую над ним угрозу со стороны сельджуков, и все решения, принятые в этот день, могли напрямую отразиться на судьбе христиан, поэтому в Иерусалим в этот раз съехались бароны и рыцари даже из самых отдаленных поместий и замков.
Не прошло и нескольких минут, как Филипп отыскал Жильбера и передал ему приглашение на ужин, сообщив также, что сир Хьюго, возможно, примет его к себе рыцарем, обеспечив его содержание. Жильбер очень обрадовался известию. Это было больше того, на что он мог рассчитывать, поэтому он от души поблагодарил Филиппа с обычной своей неловкостью.
– Расскажи мне об этом высоком собрании, – попросил он Филиппа. – У нас в Нормандии нет ничего похожего.
– Это высшее правление, – объяснил Филипп. – Король обязан сообщать собранию баронов обо всех своих намерениях, и только с его согласия он может приводить в исполнение все важные государственные решения.
– Что – все?
– О да. Например, если он собирается объявить войну или учредить новый налог.
Теперь в зале стало свободнее: рыцари постепенно переходили в соседние апартаменты для аудиенций. Кроме Филиппа, в рыцари должны были посвятить еще двух оруженосцев. Сир Хьюго подошел к Филиппу, чтобы подвести его к возвышению, на котором располагался трон, в дальнем конце огромной залы.
– Ты знаешь, что делать? – спросил он, понизив голос.
Филипп кивнул. Он снова почувствовал сильное волнение, как перед поединком у купальни Силоам, – такое же растущее неприятное внутреннее напряжение.
Он уже много раз видел церемонию посвящения в рыцари, которая в те времена была довольно проста, и роль Филиппа заключалась лишь в том, чтобы слушать. На возвышении стояли высшие сановники королевства, маршал, управляющий двором короля, коннетабль и канцлер – все ждали короля, который появился в боковой двери апартаментов, едва Филипп с отцом подошли к возвышению.
Филипп увидел еще двух оруженосцев, которые вместе с ним должны были быть посвящены в рыцари: они расстегивали ремни и снимали ножны с мечами.
Филипп последовал их примеру. Церемониймейстер подал знак сиру Хьюго – тот взял у Филиппа пояс и подвел его к возвышению; оба глубоко поклонились Ги.
Король благосклонно улыбнулся Филиппу, а потом своими руками застегнул пояс вокруг его талии, а тем временем маршал, он же церемониймейстер, Иоанн де Дюр нагнулся и прикрепил к его каблукам шпоры.
– Встань на колено, – шепнул Филиппу сир Хьюго. Филипп послушно опустился на одно колено. Он почувствовал, как клинок меча легко коснулся его плеча, и услышал над головой звучный голос короля.
– Встаньте, сир Филипп.
Филипп поднялся, глядя прямо перед собой. Взгляд его упал на фигуру смуглого бородатого Джосселина де Куртне, сенешаля[40], и на бледное морщинистое лицо старого епископа Триполийского, выполняющего обязанности канцлера королевства.
Король все еще продолжал говорить, давая наставления юному рыцарю.
– Пусть примером вам станет герцог Годфруа Буйонский, образец рыцарской чести. Сражайтесь на стороне христианской церкви и святой правды. Боритесь до последней капли крови со всеми неверными; храните верность своему господину, не оскверняйте ложью свои уста, держите данное вами слово, и да будете во все времена поборником правды, восстающим против зла и несправедливости.
Ги потрепал Филиппа по плечу и произнес несколько ободряющих слов, что сделало Филиппа его другом и почитателем на всю жизнь. Потом он сделал ему знак встать сбоку от него и повторил церемонию с двумя другими оруженосцами.
– Теперь, сеньоры, – просто сказал он, – вернемся к высокому собранию. Филипп, сегодня ты будешь сидеть за моим креслом.
Филипп покраснел до корней волос и низко поклонился. Король оказал ему высшую честь, и он вошел в залу собраний вслед за статной и величавой фигурой Ги де Лузиньяна.
Властительная знать Иерусалимского королевства рассаживалась за длинными столами, стоящими посреди залы. Рядом с королем, во главе стола, расположились высшие сановники, разложив перед собой свертки пергамента и документы с огромными печатями.
Филиппу еще ни разу не доводилось присутствовать на собраниях рыцарства, и поначалу он с огромным интересом наблюдал за происходящим, хотя в первый час обсуждений не произошло ничего особенно интересного.
Сначала королевские сановники приступили к обсуждению текущих дел: налоги и сборы с населения; споры о вооружении и отличительных знаках, поскольку оказалось, что два рыцаря избрали одинаковые символы; длинные ученые диспуты о титулах и праве землевладения и общие рассуждения о правах торговли в королевстве венецианских и генуэзских купцов.
Без сомнения, все эти вопросы имели огромное значение, но Филиппу скоро стало нестерпимо скучно. Ворочаясь на неудобном жестком стуле, он незаметно двигал его в сторону, чтобы укрыться от солнечных лучей, врывающихся в узкие окна дворца. Оглянувшись вокруг, он понял, что был не единственным скучающим здесь человеком: несколько баронов задремали, многие перешептывались друг с другом.
Наконец наступила пауза, и король, отодвинув свое кресло, поднялся. Этого момента все и ждали. Сразу же в зале повисла тишина, и головы всех повернулись к стоящему во главе стола едва ли не самому красивому мужу королевства.