Возможно, подумал я, эта поездка в провинцию проветрит мне мозги; вряд ли она меня порадует, зато мозги проветрит, это уж точно; по крайней мере, будет хоть какой-то поворот, хоть какая-то встряска.

Вблизи Баб-эль-Мандебского пролива под обманчиво недвижной гладью моря скрываются обширные коралловые рифы, разделенные неравномерными промежутками и представляющие серьезную опасность для морехода. Их можно распознать лишь по выступающим кое-где на поверхность красноватым верхушкам, по едва заметно изменившемуся цвету воды. А если случайный путешественник при этом еще вспомнит о необычайно высокой популяции акул, характерной для этой части Красного моря (и достигающей, если мне не изменяет память, около двух тысяч особей на квадратный километр), то он, как нетрудно понять, ощутит легкий озноб, несмотря на давящий, почти нереальный зной, от которого чуть подрагивает вязкий воздух вблизи Баб-эль-Мандебского пролива.

К счастью, небо явило милость в другом: погода здесь всегда хорошая, даже слишком хорошая, и раскаленный горизонт никогда не утрачивает той слепящей белизны, какую можно увидеть на металлургическом заводе при третьей фазе переработки железной руды (я говорю о минуте, когда перед глазами возникает словно повисший в воздухе и странным образом родственный этому воздуху поток жидкой стали). Вот почему капитаны в большинстве своем благополучно одолевают эту преграду и вскоре уже тихо плывут к спокойным, отливающим радужным блеском водам Аденского залива.

Иногда, впрочем, подобное происходит и наблюдается наяву. Сейчас утро понедельника, первого декабря; мне холодно, я жду Тиссерана на вокзале Сен-Лазар, у платформы, откуда поезда отправляются на Руан, под электронным табло; я замерзаю все сильнее и все сильнее злюсь. Тиссеран появляется в последнюю минуту; нам трудно будет найти свободные места в вагоне. Если только он не взял себе билет в первый класс; это было бы вполне в его духе.

В нашей фирме четверо или пятеро сотрудников, с любым из которых я мог бы составить тандем, и выбор пал на Тиссерана. Меня это не слишком радует. Тиссеран, напротив, уверяет, что он – в восторге. «Мы с тобой вдвоем – классная команда, – заявляет он сразу, – я знаю, мы отлично сработаемся…» (Он округло разводит руками, словно желая символически изобразить наше будущее взаимопонимание.)

Я знаю этого парня; мы с ним часто беседовали у автомата с горячими напитками. Обычно он рассказывал постельные истории; я чувствую, что эта командировка в провинцию будет кошмаром.

Чуть позже наш поезд уже несется по рельсам. Мы расположились среди компании разговорчивых студентов, очевидно из какого-то коммерческого училища. Я сажусь у окна, чтобы хоть немного отдалиться от этого гвалта. Тиссеран достает из кейса цветные брошюры по бухгалтерским программам – материалы, не имеющие никакого отношения к теме нашей командировки. Я позволяю себе высказаться на этот счет. Он загадочно роняет: «Ах да, «Сикомор» тоже славная штука» – и продолжает свой монолог. Я начинаю подозревать, что всю техническую сторону дела он намерен взвалить на меня.

На нем эффектный костюм из ткани с красными, желтыми и зелеными узорами – прямо средневековая шпалера. Из верхнего кармана пиджака торчит огромный платок в стиле «путешествие на Марс», галстук такой же. Всем своим обликом он напоминает супердинамичного, не лишенного юмора торгового агента. А я одет в теплую стеганую куртку и толстый свитер в стиле «путешествие на Гебриды». Думаю, в готовящемся распределении ролей мне достанется изображать «системного администратора», знающего, но несколько нелюдимого специалиста, которому некогда подбирать себе одежду и который совершенно не способен вести диалог с пользователем. Эта роль меня вполне устроит. Пожалуй, он прав, мы с ним составим отличную команду.

Возможно, он вытащил все эти брошюры для того, чтобы попытаться привлечь внимание девушки, сидящей слева от него, – студентки коммерческого училища, право же, очень хорошенькой. Тогда его слова только по видимости обращены ко мне. Придя к такому выводу, я решаюсь взглянуть на пейзаж за окном. Светает. Появляется солнце, кроваво-красное, немыслимо красное на фоне темно-зеленой травы и подернутых туманом прудов. В глубине долины над деревнями поднимаются дымки. Великолепное и слегка устрашающее зрелище. Но Тиссерану не до этого. Он пытается поймать взгляд студентки, сидящей слева. Проблема Рафаэля Тиссерана – более того, стержень его личности – заключается в том, что он очень некрасив. Некрасив настолько, что его внешность отталкивает женщин, с которыми ему хотелось бы переспать. Он изо всех сил пытается их привлечь, но ничего не выходит. Они его просто не хотят.

Впрочем, в его фигуре нет особых отклонений от нормы: он – мужчина средиземноморского типа, правда немного толстоватый, что называется, «приземистый»; кроме того, у него быстро растущая плешь. Но это еще полбеды; хуже всего дело обстоит с его лицом. У него жабья морда – тяжелые, грубые, словно расплющенные черты лица, полная противоположность тому, что считается красотой. Лоснящаяся угреватая кожа как будто все время сочится жиром. Он носит бифокальные очки, так как он еще и сильно близорукий, но даже если бы он носил контактные линзы, боюсь, это бы мало что изменило. И самое плохое: в разговоре он не выказывает ни обходительности, ни находчивости, ни юмора; он абсолютно лишен обаяния (обаяние – это качество, которое иногда может заменить красоту, по крайней мере у мужчин; люди ведь часто говорят: «Он такой обаятельный» или «Обаяние – это главное»; так говорят люди). Он, конечно, ужасно страдает от этого; но чем я могу ему помочь? И вот я любуюсь пейзажем.

Немного погодя он заводит разговор со студенткой. Мы едем вдоль Сены, ярко-алой, сплошь залитой лучами восходящего солнца – как будто в ней не вода, а кровь.

К девяти часам мы прибываем в Руан. Студентка прощается с Тиссераном и, конечно же, не хочет дать ему свой телефон. На несколько минут он погрузится в уныние; так что искать автобусную остановку придется мне.

Здание местного управления сельского хозяйства выглядит мрачно, а мы, как выясняется, опоздали. Здесь начинают работу в восемь часов – как мне вскоре предстоит узнать, в провинции это бывает довольно часто. Мы тут же приступаем к делу. Тиссеран берет слово; он представляет себя, представляет меня, представляет нашу фирму. Затем, очевидно, будет рассказывать об информатике, о комплексном программном обеспечении и его преимуществах. Дальше – о занятиях, о методе, по которому мы будем работать, да мало ли о чем еще. Так мы без проблем дотянем до двенадцати, особенно если тут в ходу старая добрая «кофейная пятиминутка». Я снимаю куртку, раскладываю на столе бумаги.

В комнате сидят человек пятнадцать; среди них есть секретарши, специалисты среднего звена, очевидно техники – во всяком случае, они похожи на техников. С виду это люди не особо злые, не питающие особого интереса к информатике – и все же, размышляю я, скоро информатика изменит их жизнь.

Я сразу определяю, откуда будет исходить опасность: это совсем молодой парень в очках, высокий, худой, гибкий. Он уселся в глубине комнаты, словно для того, чтобы наблюдать за всеми присутствующими; про себя я называю его «Удав», но во время «кофейной пятиминутки» он представится нам как Шнебеле. Это будущий начальник создаваемого отдела информатики, каковым обстоятельством он, похоже, очень доволен. Рядом с ним сидит человек лет пятидесяти, крепко сбитый, угрюмый, с рыжей шкиперской бородкой. Наверно, бывший аджюдан или что-то в этом роде. Один глаз у него неподвижный – должно быть, он воевал в Индокитае, – и он долго будет таращиться на меня этим глазом, словно требуя, чтобы я объяснил, зачем сюда явился. По-видимому, он душой и телом предан своему начальнику-удаву. А сам он, пожалуй, похож на дога – или на одну из тех собак, которые, схватив добычу, ни за что не разомкнут челюсти.