И тот препроводил меня в сторонку.

     Я вам пишу прощальную листовку.

     Гремят на стадионе автоматы".

     ...Стрелок устало сдул дымок с винтовки,

     Отёр лицо и выругался матом.

      БАРРИКАДА

     Очистив Кремль от всей советской братии,

     Туда вселились праздничной оравой.

     Преподнесли нам розы демократии.

     Но эти розы хлюпали кроваво.

     Стреляли пушки тупо по Цхинвали.

     Горел Сухуми — здравница Кавказа.

     Так осетин грузины целовали.

     Так миловали тех грузин абхазы.

     Распяв страну, в нее вгоняли гвозди.

     Никто, казалось, не повел и бровью.

     Но вот в садах, где винограда грозди,

     Загрохотали пушки Приднестровья.

     В Москве взлетали тяжкие дубины.

     Солдаты порезвиться были рады.

     Им ветераны подставляли спины.

     Их не спасли военные награды.

     Парламент был похож на звонкий улей.

     В нем бушевали страсти и надежды.

     С трибун звучал надрывный голос улиц.

     Трещали власти утлые одежды.

     В парламенте дымилась трубка Хаса.

     Борис в седом Кремле звенел стаканом.

     У них скопилась разногласий масса.

     Все кончилось смертельным ураганом.

     Народ пошел за трубочкой чеченца.

     Войска привлек к себе стакан граненый.

     Так вместо мирных и любезных конференций

     Забрезжил ствол холодный, вороненый.

     Парламент был объявлен вне закона.

     Он отстранил от должности тирана.

     В Елоховской заплакала икона,

     А у Христа в ребре открылась рана.

     Баррикада, баррикада,

     Ты заступница от ада.

     Ты насильникам преграда.

     Стяг последнего парада.

     Её сложили у стены Дворца,

     Вблизи от золотых деревьев парка.

     Она была изделием творца.

     Созданием художников поп-арта.

     В ней были трубы ржавой арматуры,

     Пивные ящики, разбитый старый "телик".

     Обломки сталинской архитектуры, —

     Отбитые куски коринфской капители.

     Мешки с землей с соседнего газона.

     Сырые бревна и стальные балки.

     Пустая чаша старого вазона,

     Счастливо обретенная на свалке.

     Помятые листы прогнившей крыши,

     Кирпичный сор, разбитый шкаф зеркальный.

     Но Божий Дух, где хочет, там и дышит.

     Преображает мусор в храм хрустальный.

     Она была военным бастионом,

     Где люди собирались драться насмерть.

     Она была цветком в саду зеленом,

     Была цветком осенней дивной астры.

     Она была клокочущей трибуной,

     С которой раздавался глас народа.

     Она была строкой, которой Бунин

     Описывал красу родной природы.

     Она была стреляющей "Авророй",

     Пехотой, совершающей бросок.

     Была той чудной девочкой из хора,

     Чей заливался в церкви голосок.

     Она была — гремящий звездолет,

     В ком русский дух стремился к звездам дальним.

     Была — ручей, в котором первый лед

     Морозным днем сложил узор хрустальный.

     Она была прекрасней Парфенона,

     Взлетела выше Эйфелевой башни.

     Была венцом "труда и обороны",

     Где встретимся с врагами в рукопашной.

     У баррикады не смолкали речи.

     Там жгли костры, гитары не стихали.

     Поэт, свалив копну волос на плечи,

     Захлебывался пылкими стихами.