— Завтра, дорогой Ватсон, вы узнаете все, что вас так сильно интересует, — сказал он, снимая замаранное платье и забираясь под одеяло. — А сегодня мы будем спать.

Выругав в душе своего приятеля, я разделся и погасил свет. Я слишком устал, чтобы еще раздумывать над происшедшим, и лишь только завернулся в одеяло, как в ту же минуту уснул самым крепким сном.

Уверенность, что на другой день я узнаю все подробности этого таинственного дела, успокоила меня.

— Вставайте, Ватсон, вставайте! — голос Холмса разбудил меня на следующее утро.

От вчерашней беготни у меня болели ноги и ломило все тело. Страшно хотелось спать, но интерес к таинственному делу поборол усталость, и я вскочил при первых же звуках голоса моего друга.

Холмс, вероятно, проснулся давно, так как на столе уже кипел самовар и лежали теплые калачи, которые мы так полюбили с самого приезда в Москву.

Быстро умывшись, я сел пить чай вместе с Холмсом.

— Не собираетесь ли вы снова на кладбище? — спросил я его.

Холмс, улыбаясь, отрицательно покачал головой.

— Нет, сегодняшний день мы проведем с живыми людьми, а ночь покажет нам, что нужно делать, — ответил он.

— Значит, одеваться просто?

— О, да! Можете даже надеть сюртук, так как нам придется сначала посетить Ивана Андреевича.

Туалет наш занял немного времени, а утренний чай с легкой холодной закуской — еще меньше.

После этого мы покинули гостиницу и поехали к Серпухову, но не застали его дома. Он был на фабрике, и когда мы заявили, что нам необходимо видеть его безотлагательно, нас провели в большой фабричный корпус и попросили справиться в машинном отделении.

Он оказался там и, завидя нас издали, весело махнул рукой.

— Ну, что? — спросил Серпухов, здороваясь. — Мне говорили уже о посещении моей матушки афонскими монахами… Ха-ха-ха! Ужасно забавно иметь с вами дело! Скажите же: удалось вам, по крайней мере, выяснить душевное состояние старухи? Может быть, вы даже повлияли на нее?

— Не знаю, насколько мы повлияли на почтенную Надежду Симоновну, но выяснить ее душевное состояние мне удалось вполне, — ответил Холмс.

— И что же?

— Пока ничего. Вот если вы разрешите мне сделать еще раз три наблюдения, то я ручаюсь, что избавлю вас навсегда от непосильных трат.

— Не может быть! — воскликнул обрадованный Серпухов.

— Это так же верно, как то, что я стою перед вами, — отвечал Холмс твердо.

— В таком случае я не только позволяю, но умоляю сделать хоть сто двадцать три опыта, — улыбнулся Серпухов.

— Первый из них я хотел бы проделать сейчас.

— А именно?

— Мне необходимо еще раз осмотреть комнату вашей матушки. Прошлый раз мне говорили, что она гуляет именно в это время, потому мы пришли именно сейчас.

— Вы не ошиблись. Она вышла на прогулку в сад минут двадцать тому назад, следовательно, в вашем распоряжении имеется сорок минут. Старуха пунктуальна, как хронометр.

Сказав это, Иван Андреевич подозвал к себе главного управляющего и, дав ему несколько указаний, пригласил нас следовать за собой.

Старухи в самом деле не было дома, и мы без всяких препятствий проникли в ее комнату. Как только Холмс вошел в нее, он тотчас же бросился к большому образу, и я заметил, как он впился в него глазами, по-видимому, изучая каждую деталь. Он то становился на стул, то опускался на колени, разглядывая в иконе сквозь увеличительное стекло, с которым никогда не расставался, каждый квадратный вершок.

Судя по тому вниманию, с которым он делал свои наблюдения, и по легким кивкам головы, поиски его должны были дать ожидаемый результат.

Провозившись с иконой около двадцати минут, он заглянул за нее. Но она была плотно привинчена к стене, и рассмотреть что-либо за ней не представлялось никакой возможности. Потерпев здесь полнейшую неудачу, Холмс исследовал пол и стены, но, по-видимому, не нашел в них ничего подозрительного. Тогда, поставив стул к окну, он вскочил на него и, вынув из кармана складной нож, прорезал два небольших отверстия в глухих портьерах, подобранных на день к обоим косякам окна. Все это он проделал с быстротой молнии.

Я и Серпухов смотрели на его действия с нескрываемым любопытством. Заметив наши взгляды, Холмс улыбнулся.

— Все идет своим порядком, — произнес он, слезая со стула. И, обернувшись к Серпухову, добавил:

— Первое дело сделано. Теперь я буду просить вас о другом.

— Я рад исполнить все, что вы прикажете, — ответил Серпухов.

Как только мы вышли из комнаты старухи, Холмс остановился.

— Куда выходит та часть стены, к которой прикреплен образ? — спросил он Серпухова.

— В маленькую пустую комнату. Прежде в ней помещалась прислуга, но теперь мы всех служащих перевели на другой конец дома.

— Можно осмотреть эту комнату?

— Конечно.

— Капитальная эта стена или нет?

— Капитальная.

— Тем лучше, — серьезно произнес Холмс.

Все вместе мы отправились в названную комнату. Она была маленькая и совершенно пустая, не более четырех аршин в длину и трех в ширину, освещалась маленьким оконцем.

Став на колени, Холмс принялся тщательно осматривать пол через увеличительное стекло. Проделав это, он принялся за стены.

Но по его невозмутимо спокойному лицу мы никак не могли понять: удачны его поиски или нет.

Проделав все, что было нужно, Холмс обернулся к Серпухову.

— У кого находится ключ от этой комнаты?

— У меня.

— В таком случае я воспользуюсь этой комнатой на сегодняшнюю ночь.

— Вы хотите здесь остаться? — удивился Серпухов.

— Да, мы с Ватсоном с удовольствием переночевали бы здесь и чувствовали бы себя совсем хорошо, если бы вы приготовили нам на ночь холодные закуски.

— О, непременно!

— Еще два слова. Никто не должен знать, что мы ночуем здесь. Завтра рано утром вы незаметно выпустите нас.

— Прекрасно.

— Затем укажите нам путь, которым мы могли бы выбраться отсюда ночью во двор.

— Я могу оставить дверь открытой.

— Хорошо. Теперь же мы будем до вечера вашими заказчиками.

— И, надеюсь, пообедаете у меня?

— Если вы позволите.

Разговаривая, мы удалились с этой половины дома и перешли в кабинет Ивана Андреевича.

К обеду вышла и Надежда Симоновна. Иван Андреевич представил нас ей как своих крупных заказчиков, но мадам Серпухова взглянула на нас так, как будто перед ней были не живые люди, а безвоздушное пространство.

Обед был не из веселых, и причиною этого было сосредоточенное молчание Надежды Симоновны. Только за жарким она обратилась к сыну с короткой фразой:

— Ты обещал мне денег. Когда ты дашь их мне?

При этих словах Шерлок Холмс оживился.

— О, я думаю, сыновья не должны медлить с удовлетворением требований своих матерей! — произнес он любезно, толкая в то же время ногой Серпухова.

Надежда Симоновна взглянула на Холмса с благодарной улыбкой.

— Я доставлю вам деньги сегодня, матушка, — быстро проговорил Серпухов, очевидно, поняв движение Холмса.

— Спасибо! — прошептала старуха. — Ведь эти деньги пойдут на спасение наших душ.

— Тем лучше, матушка, — отвечал Серпухов. — После обеда я выпишу вам чек на пять тысяч, и вы завтра же получите из банка деньги.

Старуха оживилась. Она стала расспрашивать нас о торговле, семейных делах, говорила сама, и вторая половина обеда прошла много веселее.

Потом мы снова удалились в кабинет хозяина под предлогом переговоров о делах и легли немного отдохнуть на кожаных диванах.

В семь часов Серпухов разбудил нас.

— Матушка снова пошла в сад, и сейчас удобный случай забраться незаметно в ту комнату, — проговорил он. И, подавая нам довольно объемистый пакет, добавил: — А вот вам, господа, ужин. Здесь вы найдете пару жареных цыплят, пару рябчиков, холодные котлетки, ростбиф, масло, хлеб, соль и вино.

— Можно подумать, что вы снаряжаете нас в дальнюю экспедицию, — улыбнулся Холмс. — Однако мне хотелось бы получить от вас еще кусочек воска и гуммиарабик.