Ты Эрика рожденья знаешь тайну,
И темные места из жизни нашей,
Как полдень, ясны для тебя, мой друг.
Поверишь ли? из всех прекрасных женщин,
Которых я любил, Екатерина —
Одна она не умирала в сердце
Моем; и часто лик ее, увенчан
Цветами юности и красоты,
С волшебною улыбкой приникал
Христьерна к изголовью. Но вчера,
В полночь прошедшую, она руками
Холодными, как лед, меня обвила,
И в слух мой вторгнулись с каким-то воплем,
Как будто звук трубы последнего суда,
Слова ужасные: «Железа!.. дети!
Три дня лишь сроку дам!» Вскочил я с ложа...
Глазами впалыми, мертвец уж давний,
Она смотрела на меня, и все
Шептала неподвижными губами,
Которые уж прах земной подернул:
«Железа!.. дети!..» И распалась понемногу;
А все еще цепей был слышен звук.
И даже днем все этот образ
Стоит передо мной, все слышу эти звуки.
