Осень[32] Птицы, как пассажиры в вокзалах, Собираются вместе и в дали летят. Как танцующий румбу стиляга, Скачет бешено град. В лесу[33] Один я на зелени свежей лежу. Здесь клены качаются в шуме. И тень от деревьев в прохладном лесу Мои окружает раздумья. А ветви, под ветром листвою звеня, Как девичьи косы, повисли. И будто слетают с ветвей на меня Деревьев зеленые мысли. Ноктюрн[34] Дыханье застывает на стекле, А за стеклом метель и снега клочья… Как мыслям не заледенеть во мгле В пути к тебе, среди морозной ночи?.. Радуга[35] Радуга меж туч застряла, Будто бы в мозгу усталом Тихий миг, воспоминанье Светлое… Мир дремлет…[36] Мир дремлет. Тихий час прохлады ранней. Свет в облаках, а лес еще в тумане, И над рекою сны… А на ветвях сосны звезда повисла. Смотрит так светло!.. Все зло притихло. Отступило зло. Серое небо[37] Серое небо. Туча находит на тучу. И в мозгу толчея воспоминаний. Сижу у окна, И кажется мне — Не хлопья падают с выси, А тысячи писем, Никогда не полученных писем. Если Черное море[38] Если Черное море приснилось тебе Зимней ночью холодной, Это лишь потому, Что я часто ему Говорил о тебе. Волны темные были тобою полны, И бежали они заполнять твои сны Шумом, пеной, лазурью… Это я виноват, Если Черное море приснилось тебе. Стихи о велосипеде[39] Назначив встречу милой, сам не свой, крутя педали, я вдоль улиц правил… И вдруг — свисток! Подходит постовой. — Вы допустили нарушенье правил!.. Где фара?.. — Я надеюсь на глаза… — А тормоза?.. (Видали привереду!) — Помилуйте, к чему мне тормоза, ведь я же на свиданье к милой еду! — Ну, вот что, гражданин, платите штраф…— По-своему был прав он — и не прав! Я опоздал… А через пару дней глаза ее наполнила прохлада: казалось ей, что я небрежен с ней — не торможу в местах, где это надо. Я с той поры не езжу к ней — и вот с другим теперь она играет в прятки… Должно быть, у него другой подход И тормоза в отличнейшем порядке… Стволы и ветви[40]
Я был в лесу… В простой блокнотик в клетку стих за стихом сбегал с карандаша… Я вверх взглянул и вдруг увидел ветку — она клонилась, листьями шурша. Ее подружки рядом с ней витали, в блокнотик мой косились с высоты — наверное, стихи мои читали седым стволам, кривившим дупла-рты. Писал я, как любили, как мечтали… Шуршанье веток гнало тишину. И только старики-стволы молчали,— все вспоминали бури и войну. Искрилось море…[41] Искрилось море, небо синело, Светлые волны затеяли танцы. Ветер-бродяга от нечего делать Шляпу сорвал с головы у албанца. «Шляпа албанская! Шляпа на волнах — Критик воскликнул, волнения полный, Видом чудесным приведенный в раж: — Вот он типичный албанский пейзаж!» Мы в бесконечность…[42] Мы в бесконечность построили мост Без громовержца и Феба. Наступила пора производства звезд И изготовления неба. О Луне[43] Большая спутница Земли, Тебя так много воспевали, Что мы могли едва ли Придумать новые слова. Но вот сегодня слышу я, Смотрю, глаза расширив: Летит соперница твоя,— Еще Луна в эфире. Висела ты, как сфинкс, немая, А эта новая, другая — Она со мной заговорила, Она послала мне сигналы, Она в простор меня позвала. Течет в ней кровь Земли моей, Стук сердца слышен, в вышине, И стих родится о Луне, И он при всем старанье Не станет подражаньем. |