Невеста[21] Глядит икона древними глазами. Лампады бледной маленькое пламя Колеблется. И девушка к огню Подносит фотографию того, Кого любила прежде — иноверца. Теперь она венчается с другим… Вот фотография горит, и только дым Останется. Сгорают очи, губы. И задохнулось сердце. Быть может, с инквизиции кострами Сравнится это немощное пламя. В церкви[22] Чего ты с ненавистью смотришь на меня, Старуха в черном? Хоть я не христианин, Но я не покушаюсь на твои святыни. Я просто слушаю евангелье. Хочу Сравнить два перевода — Ноли Я, как филолог, слушаю. Как юноша, На девушку смотрю. И только. А девушка испуганно глядит В глаза апостола. Прижалась к матери И слушает, как проклинает мать еретиков. Я знаю[24] Я знаю, что ты до меня Других целовала. Их было немало. Но губы твои так свежи! На них не осталось следов. Вот так и лодка гладь озера режет, А потом набегает волна — И след исчезает. Гладь снова ясна. И смотрятся в озеро тихие клены, И странник стоит восхищенный. Нет…[25] Нет, любовь меня напрасно мучит. Ты мне синий не подаришь взгляд. Так, над югом проплывая, тучи Белый снег для севера хранят. Тропы и тротуары Москва вечером[26] Люблю я гулять по вечерней Москве, Когда время подходит к шести тридцати. Куда ни пойти — Тонет мысль в синеве. Столько мягкого света! А на перекрестках под часами Влюбленных силуэты. Светофоры разговаривают с вами Зелеными, красными, желтыми словами. Стоят притихшие громады зданий, Текут минуты, и в каждой Столько расставаний, надежд, свиданий, И жажды счастья, и любви тревожной… Целые годы заполнить можно. Мокрая осень[27]
Небо бесформенно, как мозг тупицы. Унылый дождь заливает улицы. Изредка вынырнет плащ или зонт, На велосипеде кто-то сутулится. Милиционер ушел с перекрестка, В тумане лишь светофора вспышка. Путаются в ногах деревьев Листья, как озорные мальчишки. Девушкам злая старуха-осень Носить запретила открытые платья. Как терпит она наготу деревьев — Вот чего не могу понять я. Московская весна[28] Черные провода, полные птиц и невидимой дрожи, на фоне светлого неба спокойны и строги. Они похожи на гигантские нотные строки, где птицы — лохматые ноты — гордо гимны поют весне… Нотные провода, вы мелодия шумного города! Я вас вижу, читаю и пою иногда — вы по мне! Тоннели[29] Метро «Арбатская». — Прощай! — сказала ты. Умчался поезд — наяву, во сне ли?.. Как черные большие рты, разинуты тоннели. Рифмованные слова[30] В стихах слова, рифмуемые нами, на молодежь похожи временами: они, как в загс, приходят к нам, поэтам… Не каждый брак событие при этом. Есть браки гармоничные на диво: «любовь» и «кровь» — старо, но справедливо. Но разве может трепетная «роза» всю жизнь страдать от лютого «мороза»?! Когда у рифм характеры не схожи — не быть семье, хоть вылезь тут из кожи, и хочется им стать словами прозы, чтобы сходиться просто и без позы, любя не по созвучьям, а по сути… Стихи в двадцатом веке — те же люди… Весна[31] Стали пустыми зимние бары. В летние дансинги стекаются пары. Все острее радость побед И боли врезанный в сердце след. вернуться Фан Ноли — известный албанский писатель и общественный деятель периода буржуазной республики. Константин Кристофориди — просветитель, филолог, зачинатель албанской прозы, один из крупнейших деятелей эпохи национального возрождения середины XIX века. |
