Вот это и есть идиотизм. Весь мир содрогается от лицемерия, жестокости и садизма Вашингтона и его присных, уничтожающих под лозунгами “демократии” и “гуманности” вместе с неугодными им режимами сотни тысяч ни в чем не повинных людей и готовых то же самое сделать с Россией, когда, разумеется, обеспечат себе полную безнаказанность. Недавно скончавшийся выдающийся африканский деятель Нельсон Мандела, кстати, отнюдь не коммунист и даже не радикал по убеждениям, не раз повторял, что США являются настоящим врагом независимых стран. А российский журналист-либерал, как бы не замечая этого, обвиняет российскую власть в том, что она несправедливо «обижает» США, создавая из них «образ врага»!

И еще один очевидный симптом серьезного клинического заболевания. Широкую известность и популярность у либеральной публики Ганопольский приобрел в основном за счет крикливых, зачастую с явным перехлестом обличений, свойственного нынешнему правящему режиму «авторитарного кошмара», «попрания всех прав и свобод», господства «дикой полицейщины», избавиться от которых можно лишь выездом за рубеж. И вдруг в конце своих “печальных размышлений” исполняет настоящий гимн прелестям жизни в этой “ полицейской” и малокультурной России: “Хотя на самом деле, скажу я вам, жизнь солнечна, прекрасна и удивительна. И смысл жизни — ею наслаждаться”. Только что истерично выкрикивал, что все мы, россияне, оказались если не в морге, то по крайней мере, в тюремной камере. И сразу же, почти не сбавляя темпа, что всем нам надо в этом морге заливаться радостным смехом и наслаждаться жизнью… А ведь обидится, если подобные перепады приравняют к идиотизму. Ну а к чему же еще?

В конце ХХ века великий русский сатирик М.Е. Салтыков-Щедрин заклеймил русского либерала убийственной формулировкой: «Применительно к подлости». Она вполне актуальна и сегодня с необходимым, правда, добавлением «…и идиотизму».

В. ЛИТОВ

Как-то незаметно прошел 70-летний юбилей знакового события отечественной истории – создания по инициативе Советского правительства Совета по делам Русской православной церкви (сентябрь 1943 года) и Совета по делам религиозных культов при СНК СССР (несколько позднее – май 1944 года). Следует отметить, что создание этих органов государственного контроля за деятельностью религиозных организаций получает взаимно противоположные оценки. С одной стороны, левацкие комментаторы считают этот шаг вынужденной, но не обязательной уступкой сталинского правительства в тяжелые военные годы церковной иерархии с целью сплочения всех патриотических сил внутри страны и ведения контрпропаганды - западные союзники, активно разыгрывали концепцию «плененной церкви» в СССР. С другой стороны, данный шаг переоценивается сторонниками «белого» патриотизма, представлявшего данное действие (наряду с введением погон, учреж-дением орденов в честь дореволюционных полководцев и т.д.) свидетельством тайного желания Сталина воссоздать российскую империю по дореволюционному образцу.

Между тем действия Советского правительства носили прежде всего прагматичный характер, свидетельствующий об уважении к верующим гражданам страны и понимании ненужности и вредности троцкистской концепции «уничтожения религии» в виде одномоментного и карательного акта. Многие рядовые верующие и значительная часть церковной иерархии выразили поддержку справедливой освободительной борьбе Советского государства с немецко-фашистскими захватчиками, и этот шаг воспринимался как дань уважения патриотам.

Кроме того, развитие социалистического общества ставило задачи последовательного осуществления политики Советского государства в отношении религий, контроля за соблюдением законодательства о религиозных культах. Создание Советов и деятельность их уполномоченных на местах вносило упорядочение в дело церковно-государственных отношений, связи правительства с религиозными организациями, гарантировало религиозным организациям всех конфессий возможность обращения с жалобами и заявлениями в компетентный орган. В 1965 году оба органа были объединены в Совет по делам религий.

Совет был полномочен принимать решения о регистрации и снятии с регистрации религиозных объединений, открытии и закрытии молитвенных зданий и домов, осуществлял связь между правительством СССР и религиозными организациями. Все служители культа в СССР для осуществления своей профессиональной деятельности должны были иметь регистрацию Совета.

Во главе Совета в разное время стояли выдающиеся государственные деятели Г. Карпов (Совет по делам РПЦ), В. Куроедов, К. Харчев, Ю. Христораднов.

Отметим, что деятельность Совета в настоящее время активно критикуется выходцами из религиозного антисоветского подполья, а также теми религиозными структурами, которые претендуют на роль в обществе, свободную от «излишнего» общественного и государственного контроля. Светскость государства (кстати, утвержденная Конституцией) видится ими как досадная преграда на пути к клерикализации, стремлению поставить под контроль науку и культуру, образование и политику. Для них деятельность уполномоченных по делам религии (разумеется, не свободная от ошибок и промахов) является образцом попрания свободы вероисповедания.

Данная точка зрения, подкрепленная все более неоднозначно воспринимаемыми в обществе политическими процессами времен перестройки и гласности, привела в лишению в 1991 году Совета по делам религий регистрационных, распорядительных и контролирующих функций, а затем и полной ликвидации его структур. Однако продолжающаяся уже более двух десятилетий политика известной степени бесконтрольности властей над деятельностью религиозных организаций, как и религиозной жизни вообще, позволяет говорить о необходимости воссоздания светских институтов контроля за религиозными организациями с использованием советского опыта. Мы видим открытое игнорирование определенными церковными кругами принципов светскости и равенства религий перед законом, всплеск религиозного экстремизма и замешанного на псевдорелигиозности радикального национализма, засилия деструктивных сект и небезопасного влияния иностранных религиозно-политических центров на духовную жизнь граждан России.

Осуществляемый в данное время контроль сравнительно эффективен, на мой взгляд, только в антиэкстремистской сфере. Религиозный экстремизм является благодатной почвой для ксенофобских и сепаратистских настроений. В остальном контроль малорезультативен и подчас создает проблемы на пустом месте, что не может не вызывать недоверие религиозных общин к проводимой государством политике. А многие религиозные общины, чаще сравнительно немногочисленные, не имеют органа, куда они могли бы придти за помощью, советом, содействием, который мог бы поддержать социально значимые проекты и инициативы религиозных кругов. Такой орган мог бы стать третейским судьей в противостояниях и распрях в рядах той или другой конфессии.

Кроме того, часть религиозных деятелей открыто требует для себя не предусмотренных действующим законодательством льгот и преференций (установление сборов, налоговые льготы, права регистрации актов гражданского состояния, особых условий поступления на службу в армию и на госслужбу и т.д.). Если такие «шаги навстречу» будут делаться государством, то они, представляется, должны сопровождаться правом государства установления дополнительных требований к священнослужителям соответствующей конфессии (например, к образованию), обязательному приведению образовательных программ в религиозных структурах в соответствие с требованиями госстандартов. Разумеется, создание такой нормативной базы требует значительных усилий законодателя. Религиозные же организации, не требующие какого-либо особого статуса и господдержки, могут продолжать пользоваться правами независимости от устанавливаемых государством требований при условии соблюдения законодательства о культах.