— Нам этого будет достаточно.
И я понимаю, что спорить с ней бесполезно — это будет спор с самим собой.
Хозяин дешевого постоялого двора, полная противоположность Тиму Кожанные щеки — желтая кожа на длинном лице Скайса — что за дурацкое имя! — натянута как на барабане и лишена единой морщинки. Хотя годков Скайсу прилично за тридцать. Росту в нем изрядно — он выше меня на две головы, хотя я сам никогда на малорослость не жаловался. Он сух и тощ. И характер у него склочный и мелочный:
— Подорожные завтра с утра сами отметите. Белья я вам тоже не дам, для вашей конуры под лестницей оно не положено. В комнате не жрать — мне не хватало еще потом за вами гнилые огрызки убирать. И это… — он зыркает на укутанную в балахон Хине-Тепу, — когда девку пользовать станете — чтобы тихо мне! Будут жалобы — пойдете под мост ночевать. Понятно все? Валите!
Мне не нравятся такие люди. Не на своем месте они. Не должен быть хозяин постоялого двора таким гадом. От этого дело страдает и мне совсем не хочется оставить ему лишнюю оловяшку за усердие. Впрочем, ее — лишней — у меня-то как раз и нет.
К тому же утром, в приемной у квартального главы выясняется, что отметки в подорожных решением Совета городских глав будут стоить нам половины оставшейся наличности! Это «открытие» ввергает меня в то тоскливо-дремотное состояние духа, что всякий раз наваливается на меня в момент неудач: хочется забиться куда-нибудь подальше, в какую-нибудь неприметную щель, и надежно спрятаться от неудержимого потока несчастий. Только вот что-то подсказывает мне нынче, что любое укрытие может стать первостатейной западней, из которой выбраться окажется куда сложнее, чем в нее попасть.
Одному Иштвану все происходящее по непонятным мне причинам нравится! У него на губах постоянная восхищенная улыбка, глаза блестят, голова вертится из стороны в сторону с регулярностью крыльев ветряной мельницы, а изо рта едва не течет струйка слюны:
— Эй, Одон, это что за здание? Почему у него такие огромные цветные окна? И смотри сколько колонн! Да оно все из колонн состоит! Не дом, а какой-то хитрый дырявый забор под крышей! Смотри-ка, там какие-то люди внутри бродят!
— Ты еще пальцем покажи, придурок, — шиплю на него. — Это Храм Третьего!
— Кого Третьего?
— Святого Духа Третьего! — его непонятливость начинает раздражать.
— Ты сердишься? — расплывается приятель в очередной улыбке, — зря! Ну подумай сам — мне-то откуда об этом знать?
Он прав и его правота заводит меня еще больше:
— Вот и нечего! Просто смотри и не спрашивай! Я же тебя не спрашивал там!
— Да чего ты бесишься? От того, что денег мало осталось? Тоже мне горе! Дай-ка мне пару монеток.
Я не понимаю, что он хочет сделать? Пожертвовать Третьему? Как глупо — Третий, известное дело, здоровьем занимается, а не богатством.
— Зачем?
— Потом расскажу, давай! — он аж притопывает от нетерпения.
Протягиваю ему оловяшки, рассуждая про себя, что две монеты ничего не решат для нас.
— Подожди-ка!
Он резво стартует по направлению к «забору под крышей» и вскоре я вижу, как мелькает между головами паломников и жрецов его вихрастая макушка.
Что он задумал сделать? Как благословение Третьего поможет нам разжиться деньгами? Видимо, я чего-то не понимаю. А если не понимаешь, то лучше отойти в сторону и не мешать.
Но раньше, чем я успеваю принять какое-то решение, Иштван возвращается. На его счастливой роже читается такое самодовольство, что мне становится не по себе, я хватаю его за рукав и тащу в подворотню.
— Ты подумай! — восклицает он, к чему-то принюхиваясь, — Здесь даже мочой не пахнет! Что за мир! И кругом — одни недотепы.
Я на мгновение задумываюсь, стоит ли принять последнее заявление на свой счет, но не успеваю прийти ни к какому выводу — Иштван протягивает мне руку, а в ней… приличных размеров звенящий кошель!
— Ты где это взял? — я постепенно проваливаюсь в бешенство.
— Срезал у какого-то простака, — ухмыляется Иштван. — Это было так же просто как попасть стрелой в глаз… дракону!
В моей голове не укладывается — как можно в нашем положении настолько безответственно поступать? Мог бы сразу подойти к любому Анку, да и взгреть его дубиной — результат был бы одинаков. К чему эти промежуточные звенья — кошелек, воровство…
— Какому еще дракону?
— Большому, зеленому, с крыльями и хвостом! — он изображает пальцами нечто, что должно мне объяснить тонкости драконьей сущности.
И это совершенно выводит меня из себя. Я начинаю орать шепотом и брызгать слюной:
— Дурак! Ты украл кошелек! Если в ближайший час пропажу обнаружат и сообщат о ней Анку — те найдут нас! И тогда придется драться с ними!
— Разве не за этим мы здесь?
— Дурак! Драться нужно тогда, когда есть шансы на победу! А у нас их по твоей милости больше нет!
Я уже не знаю, каким Святым Духам молиться, чтобы вразумили они недоумка! Мне очень хочется дать ему пинка, а то и вытянуть вдоль хребта кнутом, но не хочется привлекать постороннего внимания.
— Ты вообще в своем уме? — хватаю его за шевелюру и громко шепчу в ухо. — Ты понимаешь, что ради этого кошелька ты навлек на нас беду? Ты не понимаешь, что теперь нас станут целенаправленно выслеживать? Нет? Да что же ты за дурень такой?!
Отшвыриваю его от себя и замахиваюсь, собираясь треснуть ему в морду изо всех сил.
— Подожди! — он вскидывает руки над головой.
В его глазах я вижу испуг. И злость уходит.
— Может, обойдется? — он глупо моргает. — Пересидим где-нибудь пару дней, подождем, пока все уложится, успокоится?
— Молись, дурень, чтобы так и было. У кого ты его снял?
— Толстый дядька какой-то. Важный, с бородой до пояса. С перстнями на пальцах. Еще туфли у него такие были, знаешь, остроносые, с камушками на пряжках, дорогие! Он этот кошель положил на какой-то поднос, там таких много лежало, а я…
— Ты спер святые дары?! — я буквально выстреливаю быстрой догадкой.
В голове что-то щелкнуло и ситуация начала быстро превращаться из мрачной черной в самую светлую. Если он украл деньги до того, как на них наложили лапу жрецы, но после того, как с ними расстался неведомый благодетель, то искать нас никто не станет! Первые потому что священники ничего не знают о даре, а толстяк — потому что уже расстался с кошелем!
— Ну, я же и говорю! — бросается в торопливое объяснение Иштван. — Подобрался поближе к тому месту, где жертвуют деньги, сделал вид, что бросаю свои монеты, поскользнулся, свалился на сидящего рядом монаха, вместе с ним упал на поднос с деньгами и тиснул под шумок вот этот кошель! А его прямо передо мной положил толстяк с кольцами! Вот! Нам-то деньги сейчас куда нужнее, чем вашему Третьему. Верно? Для людей же стараемся! Избавим их от Морриг-колдуньи, всем легче станет!
Его способ обогащения кажется мне невозможным. И уж точно в моем мире так никто не поступает уже много лет! Но зато теперь у нас есть деньги и не нужно каждое мгновение думать о том, что будешь жрать через час.
Развязываю тесемки, переворачиваю кошель, и мне на ладонь высыпаются десять золотых и сколько-то олова.
— Иштван?
— Да?
— Я тебя называл дурнем.
— Да я не обижаюсь! — но в голосе слышится ликование. — Я же не местный, всех порядков не знаю. Могу иногда и ошибаться.
— Прости меня. Беру свои слова обратно. Ты не просто дурень. Ты бесовски удачливый дурень. Спасибо тебе, дружище, ты нашел простой выход там, где я видел только стену.
В самом деле, я настолько связан догмами и правилами своего мира, что просто не вижу, что можно сделать шаг в сторону и безопасно получить все, что пожелаешь. За многие годы люди уже привыкли к тому, что никто не позарится на их деньги. Привыкли к безопасности, обеспеченной Анку и уже просто даже не думают о том, чтобы присвоить чужое. Это открытие становится для меня откровением.
— И знаешь, что, Иштван?
Я вижу, как он тщательно соображает, кем выгоднее быть — просто дурнем или бесовски удачливым дурнем. Похвала это или порицание? Но ни к какому выводу не приходит.
