Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

И эта сплетня становится для меня еще одним открытием — ничего подобного я прежде не слышал и полагал, что перед Этими равны все: от Короля до последнего скомороха! Но, оказывается, есть и для Анку разница среди живущих! Почему же Королевская семья так часто прощается со своими членами, которых забирают Анку? Ведь Король богаче любого Верминиуса! Спрашиваю о том Симона и он тяжело вздыхает, будто осуждает мою неосведомленность:

— У них при Дворе такое кубло змеиное, что частенько нужно кого-нибудь убрать, чтобы сохранить остальных. Этим отдают тех, кого добрый суд за измену или еще за какой грех и так бы приговорил к усечению головы. А так выходит, что и семья королевская вместе с народом страдает. Понимаешь?

Я понимаю. За последнюю седьмицу я так много стал понимать, что уже самому хочется сходить к Анку и попросить их меня сожрать! Потому что от обилия мыслей в голове начинают болеть зубы. Страшно неприятно.

— Вот, Симон, четыре монеты, мне нужно их на время припрятать, — говорю своему просветителю, — отнеси их к тому, кто даст наивысший доход!

Он смотрит на меня жалостливо, шмыгает сопливым носом и принимается снова меня поучать:

— Одон, наивысший доход даст скупщик краденного Астольфо. Только подумай — хочется ли тебе с ним связываться? Ведь в любой миг к нему может пожаловать стража, отобрать деньги и товар, а самого его вздернуть на дереве! А если сунешься к ним — привлекут к делу как сообщника и тогда тебя даже твой сиротский несовершеннолетний статус не спасет.

Денег хочется. Еще больше хочется денег дармовых — чтобы ты жил, а они на тебя сыпались с неба. Но оказывается все не так просто.

— Можно отдать это золото Гогену, — рассуждает Симон. — Тот тоже высокий доход обещает. Но он имеет дела с моряками, а там если вдруг корабль с товаром утонет, то считай, что и твои деньги пропали — Гоген не станет тебе ничего возвращать. Такое случается.

— Что же делать? — у меня свербит в одном месте и каждую оловяшку, которую мог бы получить, я уже считаю своей.

— Иржи отдам, — заключает Симон и принимает из моей трясущейся руки кругленькие монетки. — Он хоть и не обещает прибыток больше половины, но имеет дела с королевскими поставщиками — дело надежное! Ты побудь здесь, Одон, я скоро вернусь.

Я признателен ему, но как отблагодарить за науку — не знаю. Платить ему из кассы не хочется — деньги за мед, это деньги за мед. Успеваю торопливо крикнуть ему в спину:

— Доход с одной из этих монет — твой, Симон! — так будет вернее, пусть пошевелится, чтобы и себе денег заработать и не потерять мои.

Он замирает на пороге, оборачивается, я вижу на губах усмешку — он мою хитрость раскусил сразу. Ну и пусть. Я ведь не собираюсь его обманывать? Все честно.

А пока он устраивает дела, я отпускаю товар покупателям и прикидываю: можно ли будет стать менялой после того, как мы откопаем сокровища Карела? В том, что это однажды случится — я уверен как в неминуемом восходе солнца. И еще непременно нужно будет напроситься в ученики к кому-то из них — к Иржи или к тому же Фоме.

Решено! После того как разбогатею, стану менялой!

Вечером я еще успеваю забежать к Марфе, но она дуется на меня — что надолго забыл о ней, что занят своими делами, что мне нечего ей сказать. А мне и в самом деле нечего — ведь не рассказывать же глупой о своих приготовлениях к налету на замок Сиды?

Скучно мне с ней — девчонка тараторит что-то о своих подружках, о праздничных подарках, а мне зевать хочется. Она чувствует перемены во мне и тоже смурнеет. А я сижу и думаю — как завтра все обернется? И не до чего другого мне дела нет. Поэтому вместо пьяного празднования веселого дня Сейны, мы хмуро молчим, будто совсем чужие, а потом мне это надоедает, я говорю:

— Устал я, Марфа. Пора мне спать. Завтра много работы.

И, не прощаясь, ухожу.

Глава 4

В которой все-таки совершается нечто такое, о чем многим приходится в последствии долго сожалеть

Утро выдается холодным, мокрым и ветреным. Не стояла бы еще темнота — впечатление от рассвета было бы самым удручающим: тучи, косые струи дождя, серость и бульканье пузырей в канавах. Но пока не взошло солнце такая погода нам даже на руку: вряд ли кто-то потащится по скользким улицам в такой неприветливый час.

На улицах ни единого живого существа — ни собак, ни чокнутых Желающих. Только я, мой приятель, завывающий в подворотнях ветер, скрипящие под его напором ставни и шлепающий крупными каплями по нашим спинам и шляпам дождь.

Мы встречаемся с людьми Шеффера у низенькой башни Замка Наместника, одной из тех, что остались у замка от старой постройки. Новые-то повыше, да покрепче будут. Но потайная дверь, от которой имеется ключ, есть только в этой.

Шеффер — бывалый дядька возраста моего отца, если бы тот был сейчас еще жив. Такой же угрюмый и малословный. Его подручные, их оказывается не двое, а трое, укрыты мокрыми капюшонами драных плащей; лиц не разглядеть, да не больно-то и хотелось, другие дела есть.

Один из них остается возле прикрытой двери — на всякий случай. Я, правду сказать, не очень понимаю, что это за случай? Если только проследить за тем, чтобы ее случайно кто-нибудь не запер до нашего выхода? Почему нельзя просто закрыть ее изнутри? Странно все это.

Карел тащит нас за собой по темным переходам, сам впереди, за ним Шеффер, следом я и замыкают нашу вереницу два молчуна.

В одном ответвлении замечаю светляк чадящей свечи — кто-то поставил ее на бочку перед неприметной низенькой дверцей, но никого в проходе нет и мы спешим дальше.

Внезапно Карел останавливается перед двойной развилкой и они с Шеффером долго соображают — в какую сторону двинуться? Вертят в руках ту странную картинку, на которой кто-то неумелый изобразил план замка, но понимания не приходит. Дрожат язычки пламени в масляных лампах, длинные тени ползут по круглым сводам старинного коридора, чувствуется в стылом воздухе запах какой-то травы, даже, скорее, болотной тины — общая картина немного жутковатая, а если еще вспомнить, куда мы с Карелом идем на самом деле, то становится и вовсе страшно! Шеффер со своим идет за сокровищами — ему легче. А мы за смертью Клиодны! И как станем выбираться — я не очень себе представляю.

Мне с моего места слышен только малоразборчивый торопливый шепот обоих:

— … налево пути… не быть. Вот здесь… кладка!

— Переверни, дурень… мы здесь, вот башня… сокровищница. Направо!

И мы крадемся дальше. Все в той же последовательности. Издавая еле слышный шорох, когда плащи полами задевают оштукатуренные стены.

Я чувствую, как постепенно понижается уровень пола; уклон едва заметный, но он есть и еще редкие ступеньки — должно быть, мы уже под землей. Глаза уже привыкли к царящему здесь мраку, фонари едве-едва тлеют, но от белых стен их огонь многократно отражается и подземелье выглядит гораздо светлее, чем начало нашего пути.

Я замечаю сбоку небольшую каморку, в которой грудой свалены кости — чистые, будто вываренные кем-то, белые, с мослами и острыми щепами, торчащими в разные стороны. На них скачут блики от наших светильников. Их много: бывшие когда-то чьими-то руками-ногами, ребрами, спинными столбами и черепушками, сейчас они выглядят как что-то чужое и гадкое. А ведь за каждой костью — чья-то жизнь. Когда-то они ели, пили, миловались и танцевали, растили детей и лепили горшки. А теперь только безжизненные осколки. И я так же когда-то… Тьфу, бесы! Лучше о таком не думать совсем!

Снова останавливаемся и снова шепчутся наши предводители, но я уже не слушаю, потому что мне хочется до ветру. Так сильно, что нет никакой возможности обращать даже малую часть своего внимания на что-то другое. Не наделать бы в штаны. Видимо, скрежетанье моих зубов достигает слуха Карела, потому что он оглядывается и больше глазами, чем словами, спрашивает о причине беспокойства.

Знаками объясняю ему, он качает головой, улыбается и показывает на стену. И правда, кого я стесняюсь?

13
{"b":"285942","o":1}