Решающая роль академика Вавилова в выдвижении Лысенко

В 1965 году американский историк Дэвид Жоравский (см. прим. /89/ к Введению),кажется первым обратил внимание на то, что неоценимую помощь Лысенко в первоначальном выдвижении в научной среде оказал Вавилов а за ним тот же тезис развивал писатель Поповский в книге "1000 дней академика Вавилова" (43).

Против этого взгляда резко и категорично, но без достаточно весомых аргументов, выступил Медведев (44), полагавший, что приведенные Поповским выдержки из писем и выступлений Вавилова должны толковаться иначе6, что крупный администратор Вавилов мог подписывать бумаги, подсунутые ему помощниками, не вдаваясь в их содержание. Позже в книге "Дело академика Вавилова" (46) Поповский привел выдержки из некоторых выступлений Вавилова. Они подкрепили правоту позиции Поповского, так как предположение Медведева этими выдержками отвергалось: выступал Вавилов сам и говорил он, что думал. Ниже я приведу обнаруженные мной дополнительные данные по этому вопросу.

Прежде всего Вавилов поддержал идею яровизации как новаторскую на заседании Наркомзема СССР и Президиума ВАСХНИЛ еще в 1930 году. Отражением высокой оценки работы Лысенко стали строки письма Вавилова одному весьма влиятельному французскому ученому и администратору. Эдмон Рабатэ, генеральный инспектор Французского правительства по сельскому хозяйству и директор Национального агрономического института Франции обратился 7 февраля 1930 г. к Вавилову с просьбой порекомендовать ему литературу по очень специальному вопросу: о развитии первого листа злакового растения (колеоптиле). Колеоптиле окружают проросток растения; образуя вокруг проростка трубку, они защищают его от повреждений и вредных влияний (47). Вавилов быстро отвечает ему письмом, датированным 10 марта того же года, и рекомендует французскому коллеге познакомиться ни с чем иным, как с работой Лысенко по действию низких температур на проростки пшеницы:

"Дорогой сударь! Я посылаю Вам со следующей почтой сборник трудов Съезда селекционеров, который проходил в Ленинграде в прошлом году. Вы найдете там работу Т.Лысенко... Примите, сударь, мои самые искренние чувства уважения к Вам. Ваш Н.Вавилов! (48)

Уже упоминалось, что 20 февраля 1931 года Лысенко был приглашен выступить с докладом о своих работах на Президиуме ВАСХНИЛ (49), и Вавилов похвалил его работу, а летом 1931 года Вавилов как Президент ВАСХНИЛ подписал постановление Президиума этой академии с резолюцией:

"Считать необходимым для разворачивания и расширения работ тов. Лысенко по укорачиванию длины вегетационного периода злаков, хлопка, кукурузы, сои, овощных культур и пр. ассигновать из бюджета Академии 30.000 рублей" (50).

Среди вавиловских выдвиженцев был агроном Полярной станции ВИР в Хибинах -- Иоган Гансович Эйхфельд7. В ноябре 1931 года Вавилов писал ему:

"То, что сделал Лысенко и то, что делает, представляет совершенно исключительный интерес, и надо Полярному отделению эти работы развернуть" (51).

Весной 1932 года, когда формировали состав советской делегации для поездки в США на VI Международный генетический конгресс, Вавилов, исполняя поручение Наркома земледелия СССР Яковлева, и как глава подготовительного комитета посчитал, что в число генетиков (не опытников, или агрономов, или физиологов растений, а в число ГЕНЕТИКОВ) должен быть включен не имеющий к этой науке никакого отношения Лысенко. Он послал 29 марта 1932 года Лысенко личное письмо с приглашением поехать в США, сообщая, что на конгрессе "будет для генетика много интересного" (53) и также будет важно

"...чтобы Вы нам сделали доклад о Ваших работах и к выставке подготовили бы демонстрацию работ.

Последнее совершенно обязательно, но только в компактном виде, удобнопересылаемом. Скажем, на 2 -- 3 таблицах полуватманских листов, фотографии; может быть несколько гербарных экземпляров" (54).

Одновременно, в тот же день 29 марта 1932 года Вавилов отправил письмо Степаненко -- сотруднику лысенковской лаборатории, который вскоре стал директором всего Украинского института генетики и селекции после ареста создателя института А.А.Сапегина:

"Нарком земледелия Союза тов. ЯКОВЛЕВ поручил Президиуму Академии С.Х. наук им. Ленина взять под особое наблюдение работы по яровизации в нынешнем году для оказания максимального содействия в проведении этих опытов...

Прежде всего сообщите выздоровел ли тов. ЛЫСЕНКО? как проводятся массовые опыты по яровизации; как проводится исследовательская работа; какие нужны экстренные меры, чтобы провести работы?

Прошу телеграфировать или непосредственно мне или в особо трудных случаях тов. ЯКОВЛЕВУ о том, что необходимо сделать.

...Если Вы заняты, то прошу поручить кому-либо из ответственных работников, ведающих яровизацией сноситься непосредственно со мною" (55).

Еще до отъезда на конгресс в США, Николай Иванович, как он обещал в письмах Лысенко и Степаненко (56), съездил в мае 1932 года в Одессу, заразился окончательно идеей яровизации и писал оттуда своему заместителю в ВИР'е -- Н.В.Ковалеву:

"Работа Лысенко замечательна. И заставляет многое ставить по-новому. Мировые коллекции надо проработать через яровизацию..." (57).

Таким образом, Вавилов очередной раз показывал, что работу Лысенко он ставит столь высоко, что готов свое детище -- мировую коллекцию сортов -- пропустить через "сито" яровизации. Лысенко на Конгресс не поехал, но и в его отсутствие, выступая на Конгрессе с пленарной речью, Вавилов высказался о работах Лысенко следующим образом:

"Замечательное открытие, недавно сделанное Т.Д.Лысенко в Одессе, открывает новые громадные возможности для селекционеров и генетиков... Это открытие позволяет нам использовать в нашем климате тропические и субтропические разновидности" (58).

Из Америки Вавилов еще раз пишет Н.В.Ковалеву о волнующей проблеме:

"Сам думаю подучиться яровизации" (59).

По завершении Конгресса Вавилов выступил с несколькими лекциями в США, побывал в Париже (60) и опять характеризовал работу Лысенко как выдающуюся, пионерскую, имеющую огромное значение для практики:

"... сущность этих методов, которые специфичны для различных растений и различных групповых вариантов, состоит в воздействии на семена отдельных комбинаций темноты, температуры, влажности8. Это открытие дает нам возможность использовать в нашем климате для выращивания и для работы по генетике тропические и субтропические растения... Это создает возможность расширить масштабы выращивания сельскохозяйственных культур до небывалого размаха..." (61).

Возвратясь из зарубежной поездки, Вавилов публикует 29 марта 1933 года в газете "Известия" пространный отчет о ней, где пишет:

"Принципиально новых открытий... чего-либо равноценного работе Лысенко, мы ни в Канаде, ни САСШ (Северо-Американских Соединенных Штатах -- В.С.) не видели" (62).

Разбирая важнейшую для себя проблему новых культур, Вавилов в 1932 году пишет в книге того же названия:

"Физиологические опыты Алларда, Гарнера, Н.А.Максимова, Т.Д.Лысенко и других исследователей, а также проведенные нами географические опыты показали большое значение в вегетации различий районов по длине ночи (фотопериодизму)" (63),

хотя ни в одной из опубликованных работ Лысенко даже упоминаний о подобных опытах нет и, следовательно, Вавилов просто приписал Лысенко научные достижения, о которых тот и слыхом не слыхал.

В следующий раз Вавилов похвалил работы Лысенко в начале декабря 1933 года на Коллегии Наркомзема СССР. Корреспондент газеты "Социалистическое земледелие" А.Савченко-Бельский подробно описал это заседание:

"Третьего дня в НКЗ СССР тов. Лысенко сделал доклад о яровизации.

На столе длинный ряд снопиков пшеницы. Снопы лежат попарно. В одном -- высокие стебли, тяжелый колос, полновесное зерно. В соседнем чахлые растения, полупустые колоски, щуплые зернышки.