Службы безопасности под началом Саддама вели яростную борьбу и против коммунистов, давних противников БААС. Как часто наблюдалось и в других странах, например в Германии, идеологическая схожесть неминуемо приводит к жесткому противостоянию и соперничеству. Оба «знаменосца социализма» никак не могли ужиться в одной стране. В конце 50-х годов, при режиме Касема, коммунисты провели резню националистов, включая и баасистов. Через несколько лет они поменялись ролями.
Что касается Саддама, он всегда смотрел на отношения с коммунистами прагматически. Для него коммунизм был иностранной идеологией, не годившейся для арабов: «Традиционно марксизм привлекает угнетенных. Однако в случае арабской нации дело обстоит не так… Социалистические программы в арабской истории исходили не только от бедных, но и от людей, которые сами не знали угнетения, но стали лидером бедняков. У арабской нации никогда не было такого классового сознания, как у других наций».
Однако, будучи прагматиком, Саддам предложил Бакру пойти на сотрудничество с коммунистами, чтобы укрепить власть. Многих из них выпустили из тюрем, амнистировали и, более того, им предложили войти в правительство. Но реакция коммунистов оказалась совсем иной, чем ожидали баасисты: отдавая должное антисионизму и антимпериализму «возрожденцев», они отказались участвовать в правительстве, пока БААС не либерализует политическую жизнь Ирака, то есть допустит создание многопартийной системы, образует демократическое коалиционное правительство и предоставит курдам настоящую автономию.
Бакр и Саддам расценили ответ коммунистов как признак того, что они не заинтересованы в сотрудничестве и намерены вытеснить баасистский режим. Последствия такой оценки отразились в еще одной крупномасштабной чистке: коммунистов арестовывали «пачками», пытали и казнили.
Осенью 1969 года Бакр и Саддам почувствовали себя более уверенно и решили, что для «окончательного укрепления» своей власти необходимо разобраться и с «военной группировкой». (Стоит отметить, что в точности такую же терминологию использовал и Сталин, когда в конце 30-х годов устроил чистку в рядах командного состава Красной армии.) Как и в прошлом, были задействованы излюбленные и проверенные Саддамом методы: запугивание, террор и вымышленные «заговоры». В начале 70-х годов, благодаря планомерной чистке в армии и кадровым перестановкам, власть пресловутой «военной группировки» была сломлена навсегда. Преданность нового военного руководства уже не вызывала сомнений. А офицерский корпус, находящийся под постоянным наблюдением служб безопасности, непрерывно фильтровался и пополнялся сторонниками Бакра и Саддама. Как гордо заявлял будущий президент Ирака: «С нашими партийными методами нет ни малейших шансов у тех, кто с нами не согласен и намерен, оседлав парочку танков, напасть на правительство».
Дуэт Бакр — Хусейн держал в своих руках всю власть в стране. С самого начала их партнерство не было привычными взаимоотношениями между номером первым и номером вторым. Бакр передал Саддаму значительно больше полномочий, чем руководитель обычно передает заместителю. Частично это объяснялось возникшими у президента проблемами со здоровьем (в 1971 году Бакра госпитализировали по поводу «легкого недомогания»), а также тем, что он «был сделан из более мягкого материала», чем Саддам, которому, как впоследствии отмечали его российские почитатели, вполне подошла бы фамилия Сталин.
Несмотря на то, что налицо было двойное руководство, многие решения все чаще принимались под давлением Саддама. Хотя он сам яростно отрицал это, говоря: «Я знаю, кое-кто утверждает, что Саддам Хусейн — первый человек в Ираке, но у нас есть президент, осуществляющий свои конституционные права. На наш взгляд, он первый человек в государстве, и более того — мы считаем его нашим отцом и вождем».
Симбиоз Бакра и Хусейна, вероятно, устраивал обоих деятелей, стремившихся внушить иракскому народу преданность партии и сделать БААС своим послушным инструментом. Расширяя и укрепляя подчиненные ему службы безопасности, Саддам с благословения Бакра использовал их для уничтожения каждого, кто угрожал всевластию правящего дуэта. На смену же устраненным на ответственные должности в партии, государстве и армии приходили главным образом те, кто был связан родственными узами с Саддамом или же пользовался его полным доверием.
Так Бакр невольно способствовал укреплению позиции своего энергичного и честолюбивого напарника. При этом президент наверняка полагал, что молодой и неопытный Саддам, всегда крайне высоко отзывавшийся о нем и, казалось, готовый выполнить его любую просьбу, не является для него соперником. К тому же сам номер второй постоянно демонстрировал свою предельную лояльность, неизменно подчеркивая, что Бакр заменил ему отца. Между тем, Саддам Хусейн, предпочитавший долгое время пребывать как бы в тени «старшего товарища», вряд ли когда-нибудь забывал о своей заветной цели, предназначенной ему Аллахом (Гитлер предпочитал указывать на Провидение), — стать единовластным лидером и, более того, вождем всей арабской нации.
В самом начале 70-х годов, когда он еще не стал формально человеком № 1 в Ираке, Саддам завершил формирование своих политических взглядов, и тогда же определились те внешнеполитические проблемы, решать которые ему приходилось до последнего дня правления.
Палестинский вопрос всегда был главным для арабских националистов. По их мнению, «сионистское образование» создали империалистические державы исключительно для того, чтобы не допустить арабского единства. Поскольку дорога к этому единству проходит через «освобождение арабской родины» от сионистов, борьба за Палестину является делом всех арабов.
Баасистам, включая, конечно, и Бакра с Саддамом, была присуща особенно страстная риторика в поддержку «палестинских братьев». Они выступали против политического решения и утверждали, что единственный путь для освобождения Палестины — вооруженная борьба. Но их риторика практически никогда не превращалась в действия.
Так, в сентябре 1970 года, когда иорданская армия занималась избиением палестинцев, которые стали прямо призывать к свержению короля Хусейна, Бакр и Саддам предпочли остаться в стороне, хотя и неоднократно обещали: «Сражающиеся баасисты выступят в поддержку наших героических братьев, воюющих в Иордании за победу и освобождение Палестины…»
В то время на территории Иордании находился иракский контингент войск приблизительно в 20 ООО человек, но ни один иракский солдат не шевельнулся, чтобы помочь палестинцам.
Саддам активно поддержал коллективное решение о невмешательстве. Впоследствии он объяснял свою тогдашнюю позицию тем, что не приемлет использования вооруженных сил «одним арабом против другого». Объяснение звучит не слишком убедительно, и, как считают некоторые эксперты, «его поведение в 1970 году было мотивировано чисто прагматическими соображениями, а именно нежеланием вмешиваться в конфликт, чреватый военным поражением, пусть мелким, но способным скомпрометировать режим БААС и, косвенно, его собственную позицию».
В войне 1973 года, когда Египет и Сирия успешно атаковали Израиль, Саддам склонил колеблющегося Бакра послать бронетанковую дивизию на сирийский фронт. В этом случае Риск был значительно меньше, чем в 1970 году: Ирак не сражался с Израилем в одиночку, и его формирования стали лишь небольшой частью арабских войск. Даже если бы экспедиционный корпус был разбит, эту неудачу никто бы не стал рассматривать как поражение Ирака. С другой стороны, за сравнительно низкую цену Багдад изобразил из себя бескорыстного защитника арабского дела.
Военное вмешательство Ирака не оказало никакого влияния на ход войны, и его можно считать просто жестом солидарности. Исправив панарабскую репутацию своей страны при помощи символического участия в войне, Саддам при первой же возможности отозвал иракские войска, не забыв при этом отчитать Сирию за «неумелые действия» и пораженчество.
Примечательно, что яростная риторика Саддама и его сподвижников была направлена не столько против Израиля, сколько против правителей других арабских государств, которым предъявлялось обвинение в том, что они предали «святое дело Палестины» и потому заслуживают свержения. Поэтому неудивительно, что уже в 70-е годы иракская БААС оказалась в конфликте почти со всем арабским миром. Наибольшая конфронтация возникла с Сирией: дамаскские баасисты не хотели уступать Багдаду право считаться главным бастионом арабского национализма.
