Проханова теперь снова будут мочить, как мочат все последние десять лет, используя любимые приемы — ложь, оскорбления, имитация падучей, угрозы, — ища самые уязвимые места, чтобы стереть в порошок вольнодумца, чтобы другим неповадно было замахиваться на главного идола отечественной демократии — на доллар, сегодня приятно подмоченный русской и чеченской кровью. Может, придумают что-нибудь совсем чудное. У творческой интеллигенции, получившей в свои руки такое могучее оружие, как телевидение, огромные возможности и богатейший опыт уничтожения инакомыслящих, накопленный еще в достославные большевистские времена. Черная метка уже послана — наивно-злобным интеллектуальным бормотанием мадам Ремизовой. "Независимой газетой" господина Березовского.

Но роман написан, а рукописи, как известно, не горят, тем более опубликованные. Герой книги, православный воин Хлопьянов, продолжит свое хождение по мукам уже в ином мире, неподвластном земной воле. Погибая, он, в сущности, только начинает свой поход, собирая, клича к себе растерянные православные души. "...Это видение посетило его на московской толкучке, породило ощущение тоски. Москва, столица небывалой цивилизации, на которую то с ужасом, то с любовью взирала земля, превратилась в азиатский торговый город. Закрывала свои театры, библиотеки, факультеты искусства и науки. Открывала огромную, набитую дешевкой толкучку. Сливалась с Кабулом, Аддис-Абебой, Пномпенем. Это и было поражение. Это и была оккупация. Без ковровых бомбежек, полевых комендатур, расстрельных рвов и газовых камер. Его страна, ее драгоценности, ее величие, ее наивный и грозный лик, ее таинственное, как смугло-золотистый иконостас, прошлое, ее слепящее, как полярное солнце, будущее — все превращалось в хлам, перерабатывалось в мусор, распылялось в сор, в дешевку, в конфетти нарядных ярлыков и наклеек, в неоглядную свалку, над которой кружило, как огромный черный рулет, воронье... Работник, который совершил истребление, был невидим. Был удален в бесконечность. Его могучие крушащие руки дотягивались из космоса, доставали из-под земли. Он был недоступен для Хлопьянова, неуязвим для его удара. Повелевал народами, управлял странами, распоряжался ходом истории. Здесь, на московской толкучке, он присутствовал в виде целлулоидного флакона с шампунем, картинки с изображением девицы, дешевого бисера на женской блузке... Хлопьянов страшно устал. Был опустошен. Его жизненных сил не хватало на борьбу с пустотой. Его кинули в огромную лохань, где шло гниение, совершался распад, действовала химия разложения. И он чувствовал, как растворяется в этих кислотах и ядах".

Гибель святых мучеников на Руси всегда означала некую черту, предел, за которым кончается терпение народа. Роман подводит читателя к этому пределу. Мало кому в наше подлое время удавалось сказать что-то новое, не сказанное прежде, о человеческой душе, о ее божественном предназначении. Наверное, чтобы это сделать, надо, кроме литературного дара, обладать способностью А.Проханова задумываться о простых "детских" вопросах бытия и говорить о них в с е р ь е з, не боясь показаться смешным или неправильно понятым. При этом опираться на мощные духовные амбиции, присущие скорее сверхсуществу. Горячая искренность писателя, абсолютное отсутствие обезьяньего юмора, за который, как за соломинку, цепляется угасающая официальная постсоветская культура, трепетное, любовное отношение ко всему сущему, обреченному на тлен, приговоренному к истреблению беспощадными завоевателями, — поднимают многие страницы романа до уровня обличительной проповеди аввакумовского накала. Но это, опять же, для тех, кто способен внимать.

"Красно-коричневый" А.Проханова — одно из самых грозных предупреждений тем, кто, обуянный дьявольской энергией, полагает, что целый народ можно умертвить с такой же легкостью, как козявку, ползущую по зеленому листу. А возмездие, что ж, оно приходит порой так же неожиданно и застает врасплох, как сама смерть.

МОРФОЛОГИЯ ТЬМЫ

Последний роман Александра Проханова "Красно-коричневый" является двояким образом литературной редкостью по сегодняшним временам. Во-первых, он выделяется на фоне современного постмодерна прямой апелляцией к фактам сегодняшней истории, к тому, что случилось непосредственно с нами самими в недавние драматические дни 1993-го. Во-вторых, этот роман свободен от навязшей в зубах "цитатности" внутри культурного, а точнее — посткультурного хихиканья и пересмеивания вокруг когда-то созданного и сказанного, а вместо этого — напрямую обращается к фундаментальным архетипам коллективной души. Тем самым, особенно в силу второго момента, роман поднимается до порядка первичного (а не вторичного, "цитатного") произведения.

Наша тема в данной статье — анализ крайне важного смыслового узла романа, раскрывающего своеобразную морфологию тьмы, художественно осмысляющего деятельность тех сил, с которыми сражается центральная фигура повествования — полковник Хлопьянов, а также — факторов, которые противостоят этой тьме. Иными словами, нас интересует морфология "большого заговора", в который вписана "длинная синусоида истории".

Сама постановка вопроса о "сценарии заговора" — архиактуальна в нынешней ситуации, когда управляемого посредством недавно еще столь ручного и домашнего "голубого экрана" обывателя приучают верить любым объяснениям происходящих событий, которые выгодны "Мировому правительству". Как правило, лучшим объяснением является полное отсутствие таковых или ссылка на некие "случайности", которых в последние годы стало слишком много: "случайно" погиб генерал Рохлин, которого "застрелила" из пистолета с тремя предохранителями вдруг почему-то ставшая "невменяемой" жена; "случайно", по непонятным причинам, несколько "ненормальных" террористов в армянском парламенте перебили руководство этого государства; случайно, наконец, друг Чубайса и порученец Собчака Путин превратился перед выборами в чуть ли не "главного российского патриота", противника НАТО и Запада.

Культивирование "политического идиотизма" становится важной чертой созванного мировой масонерией "информационного общества".

В "случайность" всего происходящего верят, к сожалению, и многие патриоты. Одни считают, что если бы Пуго и Крючков были решительнее в 1991 году, то ГКЧП победил бы Горбачева и спас Союз. Другие убеждены в том, что если бы в 1993 году вместо чеченца Хасбулатова спикером был бы Астафьев, Константинов или Бабурин, то режим Ельцина уж точно был бы сметен. Третьи верят в то, что если бы Ю.Андропов прожил бы еще лет десять, то СССР был бы самой сильной сверхдержавой, победил бы США в "холодной войне".

Такой "позитивистский" подход к происходящему мог бы рассматриваться как чисто умозрительная проблема, если бы он относился к явлениям политической жизни Полинезии или Гвинеи. Однако в условиях, когда против России реально осуществляется крупномасштабный стратегический заговор, сценарий которого расписан на годы вперед, такая детская наивность становится по-настоящему опасной. Она позволяет манипулировать массовым сознанием, навязывать стране каких угодно "лидеров", рисовать ложные "образы врага", "обманные мишени", отвлекать внимание от реальных угроз национальной безопасности и самому существованию России.