Молодому мужчине необходимо бороться за свою самостоятельность и независимость как от забытья Уробороса, так и от владычества Великой Матери. В этом проявляется сознание «высшей мужественности», по выражению Э. Нойманна, «в противоположность ее “низшей”, фаллической разновидности», подчиненной желаниям и прихотям. Употребляют также антитезу «хтонической» и «солнечной» мужественности. Именно последняя связана с осознанием. Мужское «солнечное» сознание может упрочиться путем мужской дружбы и дружбы со сверстницами-«сестрами». (Вспомним тут сестру Аполлона — Артемиду.)

Аполлон как юный солнечный герой побеждает Змея и устанавливает новые отношения с силой бессознательного. Теперь оно у него на службе, и пифии-прорицательницы вещают во славу нового мужественного бога. А сын Матери обрел новую степень независимости.

Важным этапом в мифологической истории и религиозной практике стали отличия Аполлона в сфере искусств. В классической греческой мифологии он стал предводителем Муз [19]. Под его началом музы воспевают богов прошлого и настоящего, покровительствуют певцам и музыкантам, даруя им талант, наставляют людей, убеждая их в правильности божественных законов, и утешают в несчастьях. Музы классического периода — неотъемлемая часть олимпийского пантеона, символ гармонии мира. Лишь в поздний, эллинистический период музы идентифицировались с конкретными искусствами и науками.

В жизни реального мужчины-Аполлона, его связь с музами — это способность видеть красоту и гармонию, узнавать ее в мире, а также самому «производить» что-то прекрасное. Это стихи или пение, литературные опусы или архитектурные чертежи. Это особое видение мира. И стремление как-то передать свой взгляд другим людям. Это желание формирует цель жизни и способ существования. Так становятся художниками, музыкантами, танцорами и поэтами, просто понимая, что существовать по-иному невозможно. Это истинное призвание. Архетип Аполлона (как и любого другого божества) — это то, что зовет и настойчиво требует. Человек может полностью отдаться этому призыву, или уступить лишь частично, или даже «закрыться» по каким-то своим (или общим для всех в тот момент) причинам.

Не всем дано заниматься искусствами. Мужчина-Аполлон вполне может отличиться в знании языков или изучении сложных наук. Это период, когда особенно важным становится признание со стороны других, посторонних, людей. Человек осваивает новые сферы, овладевает особыми навыками, получает какие-то плоды своих трудов и делится этим с окружающим. Чем лучше у него получается делать что-то очень хорошо, тем выше одобрение окружающих. Опасность этого этапа — чувство неполноценности или неадекватности, если что-то не получается. В результате человек иногда даже отказывается заниматься этим, совершенствоваться в какой-то области. Впрочем, у него может быть достаточно сил и мотивации для развития и доказательства своей полноценности.

Как раз это и может дать архетип Аполлона, который всегда был уверен в собственном совершенстве и, главное, умел убедительно это доказать. Помогают тут и восторженные нимфы-обожательницы и музы-вдохновительницы: маменьки, бабушки, тетушки, подружки.

Важным аспектом этого периода является и четкое определение себя. Классический Аполлон точно понимал, кто он и каков он, чего ему от себя ожидать. Это не Арес, склонный забываться в рубке битвы, не Гермес, который точно сам не знал, чем займется в следующий момент, не Дионис, склонный к безумию, удивительным происшествиям и даже превращениям, не Гефест, сомневающийся в себе и других. Аполлон ни в чем не был так уверен, как в себе. Эта определенность в своем стремлении к порядку и смыслу хорошо помогает в жизни и мужчинам-Аполлонам.

Посейдон — брат Зевса, Гера — жена громовержца и Аполлон — сын верховного олимпийца как-то взбунтовались против своего брата, мужа и отца. За это Зевс наказал их. Посейдона и Аполлона он послал, будто простых работников, строить городские стены смертному царю Лаомедонту. Но Лаомедонт отказался платить за труд, и Аполлон тогда наслал своими стрелами на город чуму, а Посейдон вызвал большое морское чудовище. Этим и закончился первый срок рабства бога Аполлона. Второй раз Аполлон так обиделся на своего отца за убийство молнией его любимого сына Асклепия, что перебил циклопов, которые ковали Зевсу молнии. Зевс разгневался еще больше и отправил Аполлона служить смертному царю Адмету. Аполлон отбыл свой срок в рабстве, помог спасти жизнь царю и вернулся обратно домой без происшествий.

В жизни мужчины-Аполлона наступает момент, когда все вдруг рушится. Происходит это по разным причинам, как и все в нашей жизни. Бывает в этом вина самого человека, но иногда он лишь отчасти несет ответственность или происходящее вовсе от него не зависит. Значение имеет лишь реакция на происходящее и адаптация к ней. Есть что-то немыслимо ужасное для мужчины-Аполлона, любимца Судьбы или своей семьи, когда происходит катастрофа, навсегда меняющая его мир.

Оскар Уайльд, блестящий и талантливый английский писатель, познавший славу уже в молодые годы, ввязался в судебный процесс, который привел его к публичным унижениям и тюремному заключению. Там он переосмысливает и свою жизнь, и ценности:

«Но дни униженья и бесчестья — не то, что дни величия и славы. Тебе еще предстоит узнать, что Благополучие, Наслаждение и Успех бывают грубого помола и суровой пряжи, но Страдание — самое чуткое из всего, что есть на свете. Что бы ни тронулось в целом мире мысли или движения — на все Страдание откликается созвучной и тягостной, хотя и тончайшей, вибрацией. По сравнению с этой дрожью трепетный листок расплющенного золота, фиксирующий направление сил, невидимых глазу, колеблется слишком грубо. Это рана, которая кровоточит от прикосновения любой руки, кроме руки Любви, но и касанье Любви тоже заставляет ее обливаться кровью, только не от боли» [20].

В происходящем он укоряет и себя самого, и свою любовную зависимость, и, главное, — свое неведение о том, что есть мир, отличный от рафинированного эстетизма лондонских денди, и этот мир — более настоящий.

«Боги щедро одарили меня. У меня был высокий дар, славное имя, достойное положение в обществе, блистательный, дерзкий ум; я делал искусство философией, и философию — искусством <…> Я относился к Искусству, как к высшей реальности, а к жизни — как к разновидности вымысла <…> Но вместе с этим во мне было и много другого. Я позволял себе надолго погружаться в отдохновение бесчувствия и чувственности. <…> Я стал растратчиком собственного гения и испытывал странное удовольствие, расточая вечную юность. Устав от горних высот, я нарочно погружался в бездну, охотясь за новыми ощущениями. Отклонение от нормы в сфере страсти стало для меня тем же, чем был парадокс в сфере мысли. Желание в конце концов превратилось в болезнь или в безумие — или в то и другое сразу. Я стал пренебрежительно относиться к чужой жизни. Я срывал наслажденье, когда мне было угодно, и проходил мимо. Я позабыл, что любое, маленькое и будничное, действие создает или разрушает характер, и потому все, что делалось втайне, внутри дома, будет в свой день провозглашено на кровлях. Я потерял власть над самим собой. Я уже не был Кормчим своей Души и не ведал об этом. Тебе я позволил завладеть мной, а твоему отцу — запугать меня. Я навлек на себя чудовищное бесчестье. Отныне мне осталось только одно — глубочайшее Смирение…» [21].

В жизни разных людей этот этап проявляется по-разному. Иногда не собственное «падение с пьедестала» заставляет мужчину-Аполлона принять Смирение, а катастрофа, происходящая с близкими людьми, или глобальное бедствие, такое, как война или другое гибельное для многих сильное социальное потрясение. Это момент знакомства со Смертью либо с ужасной изнанкой красивой или просто обычной, приятной жизни, либо открытие страшной семейной тайны. Это то, что невозможно изменить, а можно лишь согласиться с его существованием. Принять как данность и смириться.