Потом видели, как из буфета вышел захмелевший мужчина и начал пересчитывать свои деньги, почесывая затылок и, наверное, сокрушаясь, что много пропил. В стороне другой мужчина продавал малых поросят, толстеньких и хорошеньких живых игрушек. А потом вдруг закричал, что у него украли деньги. Он крутился во все стороны, показывая зевакам, мигом здесь собравшимся, свои штаны, где был карман. Грабители вырезали его вместе с частью штанов и теперь на том месте сверкала голая нога и трепетал на ветру лоскут семейных трусов.

— Пошли отсюда, такое зрелище вредно для здоровья, — сказала бабушка и потащила дочурку домой.

О результатах поездки Юрий узнал недели через две из письма. Мама писала, что городок им с бабушкой вообще понравился, главное, что тихий, не суматошный, застроен в основном частными домиками с большими участками земли. Значит, проживание там ничем не будет отличаться от славгородского, только и того, что дом намного просторнее, удобнее и вообще лучше. На первом этаже в нем располагался гараж с мастерской, сарай, прачечная с сопредельной комнатой для глажки, оборудованной комодами для хранения белья; на втором — кухня со столовой, зал, две вместительные гардеробные комнаты, библиотека с несколькими рабочими столами, где можно было также посмотреть телевизор; на последнем — три спальни, каждая со своими санузлами. Через все этажи проходят туалетные комнаты с душем и буквально игрушечный лифт, хотя в доме есть и широкие лестницы. Егор Аполлонович все распланировал: сам собирался поселиться в библиотеке, кое-что переставив там, а верхний этаж полностью отдать родственникам: женщинам и Юрию, когда он приедет сюда жить.

«Кажется мне, почему бы не жить вместе? — писала Анна Аполлоновна. — Домработницу дядя Егор освободит, и я возьму эти хлопоты на себя. Бабушка еще бодро крутится на кухне, возится на огороде, поэтому тоже будет помогать мне. Живность держать не будем — в фермерском хозяйстве, где дядя Егор работает юристом, мяса хватает. Зато вокруг — чистый воздух, ощущается, что недалеко есть море и горы, ей-богу. Не только степь, перетертый чернозем и ветер. А может, погода была такая благоприятная — влага, без пыли и грязи в воздухе. Мы с бабушкой решили перезимовать дома, а по весне отправляться на новое место».

Спустя время женщины возвратились в Славгород, затаив в себе соответствующее настроение, чтобы готовиться к переселению в Кореновск. Теперь их собственный дом показался маленьким, тесным и очень несчастным, каким-то обиженным. Да, к хорошему привыкаешь быстро. Зато все вокруг, даже вредные соседи, стали роднее, все время думалось о вечной разлуке с ним и это было невыносимо. А потом снова потянулось то же самое — ранней весной не удержались и засадили огород, потом жалко стало бросать посаженное, решили собрать урожай и уже после этого ехать отсюда. А там еще что-то случилось, и снова отъезд со Славгорода откладывался.

На последнем курсе Юрий в конце концов получил от Надежды согласие выйти за него замуж. Начали готовиться к свадьбе. Какой здесь может быть переезд, когда новой семье надо дать толк? — совещались между собой мать и бабушка Юрия. Тем не менее, как бедному жениться, так и… без помех не обходится. Так и здесь — снова пришлось отложить свадьбу, потому что в конце лета тетка Варвара, Надина мать, простудила почки и серьезно заболела — перестаралась женщина и в знойную пору не убереглась от сквозняков. С учетом того, что Надежда других родных или хотя бы родственников не имела, не годилось — тем паче после такого долгого ожидания — торопиться, не считаться с материной болезнью.

На общем совете двух семей, Юриной и Надиной, решили подождать со свадьбой до Нового года — тетка Варвара обещала придерживаться всех врачебных предписаний и обязательно выздороветь. Дядя Егор готовил единственному племяннику хороший подарок и держал дом в полной готовности к приему своих родственниц, которые не позже конца зимы обещали, в конце концов, распродаться и покинуть Славгород.

Надежда шила свадебные наряды и собирала приданое, заодно присматривая за матерью, соблюдением ею диеты и правильным употреблением целебных напитков. А Юрий, умоляя судьбу, чтобы на этот раз ничего не изменилось, заботился об одном: чтобы на все траты хватило денег, тем более знал — его студенческая братия не дремлет, и друзья не дадут ему отвертеться от мальчишника.

С каждым днем становилось все холоднее. Зимнее небо, как глаза слепца, бесцветно и близко нависало над землей, безуспешно стараясь сохранить там хоть какой-нибудь уют. Но все зря. Стужа усиливалась за счет ветров, по-злодейски выхватывающихся то из-за угла, то из подъезда, то из длинного закрытого переулка, и похищающих отовсюду едва устоявшееся или созданное людьми тепло. Дома и улицы большого города, столицы, посинели от мороза и взялись инеем, как белыми мхами; уменьшенные в размерах деревья сиротливо жались друг к другу, к закоченевшим зданиям, к склонам московских холмов, дружно леденея насквозь. Черные фигуры людей, одетых до похожести на ходячие подушки, быстро передвигались туда и сюда, чернея на фоне белого снега и портя его вид, будто это были корки заживающих ран.

Выйдя из метро станции «Домодедовская», Лиза, движимая естественным инстинктом, не стала ждать, пока рассеется нашпигованная колючками елок толпа, а растолкала людей, ловко прошмыгнула между ними со своей здоровенной сумкой, пересекла проспект, где получалось, и махнула рукой такси, приглашая остановиться рядом. Она не хотела ехать дальше троллейбусом или автобусом, потому что была измучена спешкой последних дней. Работы у нее было выше крыши — надо было своевременно сдать курсовую работу и несколько зачетов, пошить к Новому году новый наряд, так как была приглашена в интересную компанию на празднование, подготовиться и собраться к продолжительному отъезду из дому. Кроме того, двое последних суток она без сна сидела над проектом росписи кулис Дворца культуры Ивановской ткацкой фабрики, куда как раз скоро отбывала на полугодичную практику. Это была необязательная работа, что-то наподобие конкурсной, но она давала шанс показать себя с лучшей стороны и по окончании лицея получить от этого предприятия приглашение на работу в качестве молодого специалиста. С проектом росписи кулис Лиза опаздывала — срок его представления на рассмотрение истек еще вчера. Это хорошо, что преподаватель, курирующий сбор проектов со стороны учебного заведения, был ее далеким свояком, даже не родственником, и согласился принять работу завтра утром, до начала рабочего дня, чтобы зарегистрировать ее задним числом. И под этим предлогом обязал Лизу отвезти все отобранные художественным советом лицея работы в Иваново на своем горбу.

— А ты за это поможешь мне, согласна? — доверчиво спросил он, когда они с Лизой договаривались о завтрашней встрече.

— Чем? — Лиза съежилась, не очень желая иметь любые обязанности и перед кем-либо.

— Отметишь там мое удостоверение о командировке, а я пару-тройку дней поработаю дома.

Девушка согласилась — надо идти людям навстречу, если они тебе помогают. И вот теперь ей пришлось на ночь глядя переться со своего Орехово-Зуева, чтобы здесь переночевать у подруги и завтра утром успеть сдать проект кулис.

Лиза Паперовская уже третий год училась в Московском профессиональном лицее декоративно-прикладного искусства имени Карла Фаберже, готовясь стать мастером росписи по тканям. Она сюда поступила после окончания девяти классов и до сих пор гордилась этим. Конечно, Иваново хоть и город невест, пропащее с точки зрения устройства личной судьбы место, но выбирать все равно не из чего: в Москве она не найдет дешевого, по своим возможностям, жилья; а дома — не найдет работы. Ездить же всю жизнь за тридевять земель от дома на работу, как она ездила в лицей, — спасибо большое, уже не желает. Не хочет утром вставать с зарей, а вечером укладываться спать с петухами. Так вот, лучшего места для трудоустройства, чем Ивановская ткацкая фабрика, она не представляла. Эти мысли заняли ее, и она не заметила, как доехала до места. Рассчиталась с таксистом и, зябко согнувшись, побежала в подъезд жилого дома.