— Я из милиции.

— Шейна, сестра, мне сказала… — Женщина потянулась лениво-кокетливо. Она была босиком, звонко прошлепала в комнату. — Пожалуйста!

Он прошел внутрь.

Две небольшие комнаты, кухня. Из-за жары все было завешено, плотно укутано. Чтобы охладить дом, хозяйка вылила на пол не меньше ведра — вода еще стояла у порога.

«Значит, тут все и произошло».

Денисов обратил внимание на дверь. Цилиндровый замок выглядел довольно старым.

— Вы его меняли?

— Нет.

— Выходит, эксперты не брали на исследование…

— Брали. Потом вернули.

Он обнаружил накладку, допущенную следствием. В цилиндровых замках возможность отпирания зависела от поворота цилиндра в патроне. Ключи, отмычки этой конструкции лишь контактировали со стенками скважины и со штифтами. Чтобы установить следы, цилиндр требовалось распилить вдоль скважины и произвести осмотр и микроскопическое исследование. Этот замок распиливанию явно не подвергался.

— Как мне называть вас? — спросил Денисов. — Полина?

Идес?

— Как назовете… — Повторялась та же история с именами. — Тетка вообще меня зовет Лейбла. В честь деда…

Он не стал комментировать.

— Что-нибудь осталось тут от прежней владелицы?

Полина огляделась. Низкая широкая тахта, ковер, журнальный столик.

— Нет, пожалуй… — Она подошла ко второй комнате, там была детская.

— Тут тоже все наше. Кровать мы выбросили… — Полина отошла к двери. — Вообще навели порядок. Тут была одна рухлядь. Часть выбросили, часть сожгли. По-моему, ее ничего. Хотя…

Они вышли на террасу.

— Стол этот. Сто лет еще простоит.

— Крепкий…

Денисов не ошибся. Убитая и ее соседи, проживавшие в штэтле, не были людьми большого достатка. Совершая преступление, убийца не мог рассчитывать на то, что внезапно разбогатеет.

— Стол так и стоял здесь?

— Нет, — Полина вернулась в комнату. — Стол стоял против ее кровати, у окна. А сбоку был диван, черный, под кожу, с валиками и спинкой. Да… — Она вспомнила о чем-то. -Сейчас я вам принесу. — Откуда-то из террасы появилась недорогая стеклянная ваза, с четырехугольным раструбом. -Это возвышалось посреди стола. Тетка ставила в нее георгины…

Сбоку, за окном виднелась грядка с цветами.

— Я думал — тюльпаны… — Денисов не без умысла назвал сорт, луковицу которого он нашел в цветнике на могиле убитой. Полина никак не отреагировала. — Вы были у нее на кладбище?

— Мы приехали на другой день после похорон. Телеграмма запоздала.

— А потом?

— Нет, сначала все некогда было. Потом как-то забылось. -Полина поправила на шее под халатом купальник…

«Наверное, тоже собиралась на пруд», — подумал Денисов.

Заметив, что Денисов все еще смотрит на грядку, прилегающую к забору, она объяснила:

— Это Еси, ее брата…

У самой Полины под окнами не было ничего, кроме обильно разросшихся корней ревеня и нескольких кустов крыжовника.

— За садом Влада следит, его жена.

Они вышли на террасу.

— Дом этот записан на вас? На мужа?

— На меня, — она отчего-то покраснела. — Я вхожу в более близкий круг наследников как дочь сестры. Мой муж приходится ей внучатым племянником.

— Он не живет тут?

— Он служит, — она незаметно снова поправила купальник. — В Белоруссии. Скоро я с ребенком еду к нему в отпуск.

— У вас сын?

— Да, сейчас он на даче. С детсадом.

— Вам… здесь одной… — Денисов не сразу подыскал сло-| во. — Спокойно? После того, что произошло?

— Я ведь ничего этого не видела.

— Вы бывали тут при жизни погибшей?

— Два раза. Тетку я помню плохо… Чаю хотите? У меня жасминовый. Он уже заварен. — Полина прошлепала на кухню, крикнула оттуда: — Может, кофе?

— Лучше чай.

Она вернулась с заварным чайником; чашки, блюдца нашлись в стенном шкафчике. В нем же была и сахарница.

— Муж вашей сестры, Шейны, — спросил Денисов, — он заканчивал Институт народного хозяйства?

— Экономический… — Она разлила чай, принесла из кухни еще круглую хлебницу с печеньем.

— Он был дружен с покойной?

— Что вы! — Полина махнула обнаженной до белых полных подмышек рукой.

— Он бывает здесь?

— Сестра заходит часто.

— А Богораз?

— Теперь редко. Первое время, бывало, все говорил: «Лейбла, ищи Сусаннины деньги! Они где-нибудь в печке. Или в погребе… Давай переберем сруб…»

— Что, по-вашему, произошло тогда? — спросил Денисов. -И почему именно с ней?

Полина пожала плечами:

— Если даже вы не знаете…

Была ли и для нее дверь, которую он хотел вскрыть, так же заперта, как и для него, для уголовного розыска области, для Ваникевича, для всех других?

— Маргулис с кем-нибудь переписывалась? Письма приходили на ее имя?

— Были вначале… — Полина принялась быстро убирать со стола. — В основном открытки. К праздникам. Потом прекратились. Между прочим, этой зимой опять было одно письмо…

— Давно?

— Перед Новым годом. Но я его не видела, кто-то говорил.

— Не помните, кто?

— Нет.

— А куда его дели? Мы можем найти?

— Вряд ли, — она провела рукой по клеенке, — наверное, порвали.

— А от кого?

— Без понятия.

Появившаяся было зацепка тут же исчезла. Впрочем, существовала ли она? Письмо от человека, который в течение пяти лет со дня гибели Маргулис продолжал думать, что старуха еще жива!…

Денисов отодвинул край шторы — на дворе по-прежнему стояло слепящее солнце. Было самое пекло. Сбоку, за террасой, он внезапно увидел не особо чистый халат Лиды-Зельды, старуха стояла за углом, на негнущихся больных ногах, думая, что ее никто не видит.

За деревянной стеной, в глубине дома послышался звук часов, они сначала зашипели, затем стали бить. Тяжело, громко, отрешенно. Денисов прислушался: казалось, ударам не будет конца.

Откуда-то из глубины его памяти возник образ старых, в деревянном черном футляре часов с маятником, с римскими цифрами на циферблате. Неожиданная мысль пришла в голову:

«Убийство мог совершить такой же старый, немощный человек, как и сами потерпевшие…»

— Это у Зельды, — Полина взглянула на свои пластмассовые часики. — Через минуты четыре начнут бить часы у Нейбургера. Они у него позади. А если бы тетя Влада была здесь, она завела бы и свои… — Полина уже изнывала в облегавшем ее синтетическом купальном чулке.

— Можно? — Дверь террасы заскрипела, Лида-Зельда все же решилась войти. — Я не помешала? Сидите, как ангелочки…

Через дверь Лида-Зельда бросила быстрый взгляд на тахту.

— Входите, — сказала Полина.

— Влада сегодня не приедет, — объявила Лида-Зельда. -Оказывается, она за неделю предупредила; к ним сегодня приедут чинить холодильник. Я только сейчас вспомнила.

— А садик? — огорчилась Полина.

— Что я знаю?! Останется неполитым… — Лида-Зельда потрясла огромными кулачищами. — У меня нет на это сил!

— И у вас тоже цветник? — Денисов обернулся к Лиде-Зельде.

— А-а… «Нежность», душистый горошек…

— Тюльпаны?

— Немножко тюльпаны.

— Вы высаживали их у сестры на могиле?

— Боже упаси! Кто сажает тюльпаны на могилах? Сколько времени уже? — Толстая женщина все время спешила. — Ого! Ты знаешь, Лейбла? Уполномоченный показал Нейбургеру фотографии… Так, знаешь, что сказал тот старый прохвост? «Какие-то старухи!…» Я говорю: «Вы хотели, чтобы вам показали голых девочек!» — Лида-Зельда захихикала. — Нам вы тоже покажете?

Весь дом тут же узнавал обо всем по тончайшим капиллярам, которыми были соединены все комнаты, террасы и даже соседи, как сообщающиеся сосуды. Что перегонялось по ним?

Он достал фотографии, которые перед тем показывал Нейбургеру.

— Может, кто-то из этих женщин бывал в вашем доме или был знаком с Сусанной Маргулис… Снимки, правда, не очень качественные. Но, может, вы кого-то узнаете…

Обе женщины подошли ближе.

— Действительно, уже немолодые… — Лида-Зельда взяла фотографии, принялась быстро их перебирать, пока не дошла до снимка, на котором изображена была погибшая в вокзальной комнате матери и ребенка. Фотография убитой вызвала в ней безотчетную тревогу, Лида-Зельда долго смотрела на нее, потом подняла глаза на Денисова.