Ознакомившись со всеми этими фактами, ученый совет Московского государственного педагогического института (там проходила в свое время защита) подтвердил научную состоятельность В. Митрофанова как доктора наук и заявил, что его диссертационная работа отвечает предъявляемым требованиям (там же).
Другой крупный скандал недавнего времени, происшедший в высоких научных сферах, связан с именем бывшего ректора Украинской сельскохозяйственной академии В. Юрчишина. Этот списал для своей докторской диссертации 250 страниц из официальной методики Всесоюзного НИИ садоводства. Затем на основе диссертации издал монографию, где даже не сослался на профессора — истинного автора методики. А в следующей своей книге — «Экономика садоводства» — уже просто объявил автором себя. После разоблачений он был исключен из партии, но остался членом-корреспондентом ВАСХНИЛ и заведующим кафедрой в Украинской сельхозакадемии. Ведь было бы бесчеловечно уволить его из учреждения, где родственные узы связывают его примерно с сотней сотрудников (ЛГ 20.10.76).
(Для сравнения хочется напомнить, что профессор Ленинградского педагогического института имени Герцена, доктор филологии Ефим Эткинд был после двадцати трех лет работы в этом учреждении уволен во мгновение ока по письму КГБ, обвинявшему его в дружбе с высланным Солженицыным. Собранный для обсуждения письма ученый совет, состоявший из пятидесяти «ученых», единогласно проголосовал как за увольнение, так и за ходатайство перед ВАКом о лишении видного ученого докторской степени.)
Основная масса прохвостов, плагиаторов и карьеристов тянется в сферу социальных, экономических, гуманитарных наук. Следить за очередными идеологическими установками и создавать соответствующие данному моменту писания — штука нехитрая. «Мели, Емеля, твоя неделя!». В технических и естественнонаучных НИИ таким прижиться несколько труднее, там больше людей, которые хотели бы заниматься делом и приносить реальную пользу. Однако этих серьезно настроенных ученых подстерегает другая опасность: подпасть под гипноз технической замысловатости задачи и потерять экономические критерии нужности ее решения, Сама необходимость управлять сложным миром цифр, формул, приборов, установок настолько поглощает ум исследователя, что ему не по силам оценить, нужна ли кому-нибудь его работа. Нет заказчика, который сказал бы ему: «За это я буду платить, а за это не стану». Поэтому часто исследуют, что придется. Сказанное не относится к людям чистой науки, к теоретикам. Им для работы нужна только тишина, книги, авторучка и лист бумаги, а это НИИ легко может предоставить. Недаром в этой сфере у нас есть серьезные успехи, есть заслуженное международное признание, есть славные имена. Но ведь основная масса средств, расходуемых на науку, идет не на теоретиков. Львиную долю поглощают отраслевые НИИ, призванные развивать прикладные направления, решать конкретные проблемы, проводить исследования, которые можно было бы тут же использовать в промышленности и сельском хозяйстве. Для этого их обеспечивают мощной производственной базой, экспериментальным оборудованием, специальным транспортом, материалами, топливом, электроэнергией. Каждый крупный НИИ имеет десятки вспомогательных служб, управленческие отделы, копировальные и конструкторские бюро, мастерские, даже небольшие заводики или опытные поля. Поэтому не надо думать, будто из общего числа рабочих и служащих в 103 миллиона человек (цифра, приводимая в 3-м издании БСЭ, том 24-2, с. 241) на решение научных задач отвлечено всего лишь 1,25 миллиона. Реальная цифра должна быть не менее 5–6 миллионов, и она постоянно растет, ибо НИИ расширяются неудержимо.
Какую же продукцию выпускает эта огромная трудовая армия?
Она выпускает отчеты о проделанных научно-исследовательских работах. Отпечатанные методом синькования в 4–5 экземплярах, переплетенные в твердые обложки, эти отчеты застывают потом на полках институтских библиотек и лабораторий. Если работа делалась по заказу, часть копий вручается заказчику. В сжатом виде результаты могут еще быть опубликованы в виде статей в научно-периодических изданиях.
В конце каждого отчета, как правило, должен быть указан экономический выигрыш, который сулит народному хозяйству внедрение рекомендаций данного исследования. Если просуммировать все обещанные выигрыши во всех отчетах, пылящихся сейчас на полках НИИ, выяснится, что мы давно могли бы есть на золоте и стать богаче всех стран мира, вместе взятых. Сколько было истрачено на проведение работы, на зарплату исполнителям, на израсходованные материалы, на заказы спецоборудования, обычно не упоминается. Или, если упоминается, то лишь для того, чтобы показать, какая это ничтожная сумма рядом с обещанной экономией.
Финансирование исследований ведется двояко: либо непосредственно через вышестоящие организации, через министерства и ведомства (плановые работы), либо за счет получения соответствующих сумм от предприятия-заказчика (хоздоговорные).
Тематика плановых работ вырабатывается внутри НИИ, часто при участии заинтересованных заводов, и затем утверждается наверху. При этом администрация стремится к тому, чтобы в названии темы была видна связь с конкретными народно-хозяйственными задачами, чтобы наличествовала вожделенная актуальность. «Даешь связь науки с производством!» Непосредственный же исполнитель стремится к тому, чтобы тема, которую он получит, выглядела наукообразно, чтобы в ней была не только инженерная задача, но и хоть какие-то возможности для теоретизирования. Теория для диссертации — что кость для супа, дает главный навар. Часто инженер, поступающий в НИИ, заранее договаривается с завлабом не только об окладе, но и о получении перспективной в смысле диссертации темы. А завлаб, со своей стороны, ставит условие: тему я вам дам, но только через два года, а сначала вы должны будете выполнить для нас вот такую малонаучную работу по хоздоговору, то есть заказанную непосредственно заводом.
Тремя главами выше вскользь была уже упомянута эта проблема заводских плановиков — «освоить» средства, отпущенные на новую технику. И говорилось о том, что нет ничего лучше, как заказать научно-исследовательскую работу какому-нибудь НИИ. С другой стороны, и НИИ получают план по хоздоговорным работам, которые надо выполнять. Все это финансово-административное давление сильно подогревает взаимное тяготение завода и института. Без такого давления союз науки и производства в тех формах, в каких он у нас существует, развалился бы в одночасье.
Возьмем любую крупную промышленную фирму. Если перед ней действительно возникает какая-то конструкторская или технологическая проблема, требующая для своего решения эксперимента, ей гораздо проще провести необходимые исследования на собственной лабораторной базе. Обращаться за помощью в другую организацию всегда будет означать потерю двух-трех лет. Ведь в самом лучшем случае, при самом доброжелательном отношении НИИ сможет включить предлагаемую тему только в план следующего года, да потом еще надо вести работу, да оформлять результаты в виде отчета, да проводить публичную защиту отчета. Никакое предприятие не сможет себе позволить ждать так долго.
В начале своей инженерной карьеры я оскандалился однажды перед приехавшим в командировку коллегой из ГДР. Спор у нас зашел о делавшейся тогда на Ленинградском металлическом заводе газовой турбине ГТ-25. Я с уверенностью убеждал гостя, что хвостовик рабочей лопатки этой машины имеет три зуба, а не два. Мне ли не знать, если на моей установке по заказу завода совсем недавно проводились специальные исследования этого хвостовика. Расход охлаждающего воздуха, идущего по зазорам, размеры и конфигурация зазоров, распределение температур по сечению — все это очень важно, от этого зависит прочность ротора, вращающегося с большой скоростью в потоке раскаленного газа. Предварительные исследования были совершенно необходимы, чтобы выбрать оптимальную конструкцию.
Немец слушал все это с вежливым недоумением.
Потом извиняющимся тоном заявил, что их группа накануне уже побывала на металлическом заводе, видела там строящуюся машину не в чертежах, а уже в металле, и рабочую лопатку он лично держал в руках. Хвостовик ее сделан двузубым и очень мало напоминает тот, который я сую ему под нос.
