При напряженности плановых заданий почти полная независимость от спроса — вот главная причина конструктивного несовершенства множества изделий. К началу 1976 года на торговых базах страны скопился запас пылесосов «Вихрь», равный двухгодичному выпуску производящего их Мелитопольского завода «Бытмаш». Новый директор многократно просил министерство разрешить ему прекратить производство неудачного пылесоса. Но министерство с разрешением не спешило, и в первую половину 1976 года возврат пылесосов из торговой сети почти сравнялся с выпуском за тот же период — 17 тысяч штук (Изв. 4.7.76).

Удачные конструкторские решения могут долго оставаться невоплощенными в жизнь или даже оттесняться неудачными по самым разным причинам. Ленинградское объединение «Электрокерамика» разработало новые разрядники, которые по своим параметрам лучше прежних, но тем не менее к серийному выпуску их не приступает. Основная причина — изделие нематериалоемкое (ЛП 28.7.76). Иными словами, цена нового изделия будет меньше, и план по реализованной продукции, измеряемый в рублях, окажется невыполненным. Пускорегулирующие дроссели к лампам дневного света изготавливаются как на производственном объединении «Ватра» в Тернополе, так и в белорусском городе Лида. Белорусские аппараты имеют в 3 раза меньшую трудоемкость и в 2 раза меньшую стоимость материалов. Кроме того, они абсолютно бесшумны, в то время как тернопольские трещат, гудят, верещат. Тем не менее именно дросселю «Ватры» присвоен Знак качества. Выпуск его запланировано увеличить до 16 миллионов штук. Газетная статья прямо объявляет причиной шума, льющегося с потолков в больницах, библиотеках и школах, «неправильный выбор конструкторских решений светильников» (Изв. 18.5.76). Но у Союзэлектросвета и Всесоюзного научно-исследовательского светотехнического института есть веские основания отстаивать тернопольскую модель: ведь на подготовительные исследования и опытно-конструкторские работы по ее созданию ими было израсходовано 3,3 миллиона рублей (там же).

Бывает так, что в начальной стадии проектирования задуманная машина представляется всем чудом технической мысли, опережающим по своим показателям все сделанное до сих пор. Однако из-за длительных сроков разработки и еще более длительных сроков запуска в серийное производство чудо постепенно тускнеет, устаревает, отстает. Первый вариант сложного расточного станка с программным управлением (так называемый обрабатывающий центр), создаваемого ЛСО имени Свердлова, впервые демонстрировался на международной выставке в 1958 году. В 1970, в связи со столетием со дня рождения Ленина, по приказу министерства был предпринят штурм с целью запустить станок, наконец, в серию. Ценой лихорадочной работы конструкторов и цехов, путем натяжек, самообманов, временных заплат что-то такое было сляпано, так что газеты смогли с великим торжеством объявить о выпуске первой партии уникальных станков. Но, когда схлынул газетный тарарам, производство недоработанной модели было остановлено и попытки запустить ее в серию продолжались еще и в 1977 году.

Инженер, работающий в заводском конструкторском бюро, постепенно осваивается с особенностями своего предприятия, научается загонять творческую фантазию в рамки, созданные материально-технической базой и финансово-плановыми рогатками. Возможность сбегать в цех, уточнить технологические характеристики имеющегося оборудования, тут же выяснить у снабженцев, какую сталь и какие узлы они могут легко достать, а для каких надо будет искать заменители, — все это помогает не попадать впросак, создавать пусть не самые оптимальные, но реально выполнимые конструкции. Гораздо тяжелее приходится тем, кто работает в специализированных КБ, то есть не связанных с конкретным предприятием, получающих заказы со стороны.

Возьмем проектную организацию, занимающуюся, скажем, промышленным строительством. Она подчинена своему главку, а через него — министерству. По этой цепочке поступает заказ: Министерство химической промышленности решило строить там-то и там-то новый завод, и Госплан выделяет соответствующие средства. Технологическое оборудование имеет такие-то параметры, такой-то вес, должно быть установлено вот в таких количествах и с таким взаиморасположением агрегатов. Просим спроектировать здание вот на такую, примерно, сметную стоимость.

Очень хорошо, отвечает КБ, включаем ваш заказ в наш план на следующий год. (Следующий год — это в лучшем случае.) В свое время создается группа из конструкторов и архитекторов, они берутся за работу, изготавливают проект, несут его на утверждение, но заказчик почему-то принять проект отказывается. Выясняется, что за это время его инженеры изменили характер технологических линий. Или не удалось достать планировавшегося ранее оборудования, и будет устанавливаться другое. Так что весь проект здания надо переделывать и подгонять под новые агрегаты. И хорошо еще если успеют внести изменения на стадии проектирования. Сколько раз приходилось переделывать уже на стадии строительства, не ватман выбрасывать, а бетон ломать.

Казалось бы, чего проще: инженер-химик узнает о том, что технология создаваемого завода будет изменена, снимает телефонную трубку и говорит инженерам-строителям: «Ребята, вы 5-м цехом уже занимаетесь? Только начали? Приостановите проектирование на два денька — послезавтра доставим вам новые исходные данные». Куда там! Ведь это что же получится? Если сроки сдачи проекта будут сорваны, скандал пойдет уже на уровне главков, а то и министерств. И главк строительного КБ скажет главку заказчика, что, мол, ваши все время совались с изменениями данных, вот и сорвали сроки. И нашему родному главку крыть будет нечем. Нет, лучше уж мы затаимся. Может быть, те и сами не уложатся в срок, тогда мы и вынырнем с переделками. Вся эта хитрая политика называется на газетном языке «межведомственными рогатками». Очень много заброшенных промышленных строек остаются надолго стоять пустыми каменными коробками именно из-за невозможности оперативно согласовывать технологический проект со строительным. Стараясь избежать подобных осложнений, многие министерства и крупные ведомства сейчас стараются обзавестись собственными проектными организациями или хотя бы маленькими КБ.

Госплан утверждает только самые крупные стройки, стоимостью 2,5 миллиона рублей и выше. То, что помельче, министерства могут возводить своими силами. Но рядовые инженеры-проектировщики не всегда осведомлены об этой разнице. Работать им приходится очень напряженно. Начальство, указывая на надвигающиеся сроки, требует от них сверхурочной работы, не разрешает идти в отпуск. В КБ всегда пожар, всегда работа на грани срыва. И мало кто из низовых сотрудников знает, что далеко не все спроектированные ими корпуса будут реализованы в камне и металле. Что многие ведомства заказывают проекты всевозможных предприятий просто так, на всякий случай, или чтобы показать свою активность, или чтобы израсходовать отпущенные на проектирование лимиты. Потом комплекты чертежей и смет, аккуратно переплетенные в папки, будут стоять на полках заказчиков, демонстрируя масштабность их замыслов и устремленность к будущим победам. А потом их тихо спишут с баланса ведомства, как бросовую техдокументацию. Проект хлопчатобумажной фабрики в Новокузнецке изготовили в 1956 году, а списали только в 1975. Стоимость проектирования — 124 тысячи рублей (Изв. 11.1.76). За 1973-74 годы Минхимпром СССР списал таких неосуществленных проектов на 7,1 миллиона рублей, Минводхоз — на 19,2 миллиона, а всего по Союзу за эти два года было списано в утиль рабочих часов конструкторов, архитекторов, техников, чертежников на 140 миллионов рублей (там же).

Не надо представлять себе людей, заказывающих неосуществляемые потом проекты, циничными карьеристами, не жалеющими чужого труда и государственных денег. Они могут быть убеждены, что для руководимой ими отрасли данное предприятие необходимо, они будут торопить проектировщиков, а потом требовать у вышестоящих средств на строительство, кричать, доказывать. Ну, а если не дадут денег — что тогда? Они честно старались ради дела, а вовсе не осуществляли ходкую среди карьеристов заповедь: «Я требую — значит я существую».