Кто-то скажет великие по безнадежности фразы всех времен и народов: «Я не хочу напрягаться в отношениях со своим любимым». «Я хочу отдыхать дома». «Я имею полное право на своей территории вести себя так, как мне заблагорассудится».
Да ради бога! Только вы непременно разлюбите, стопудово разлюбят вас, и ничего хорошего без дистанции уважения и внутреннего «Вы» не получится. Таков закон: если ты справляешь нужду на новый персидский ковер — то он, как ни крути, получится малость загаженным, потому что самоочищающихся ковров в природе не существует.
Итак, нагадил — берешь тряпочку и вперед, долго и усердно, потом брызгаешь освежителем, проветриваешь помещение… Долго? Лень? Уберите ковер, заведите коврик из Икеа за 54 р. 40 коп. И никогда — никогда больше не заходите в магазин ручного изготовления персидских ковров.
Только по причине отсутствия внутренней культуры большинство пар стажем больше года-двух живут в отхожей яме, причем разгребать авгиевы конюшни приходится через разводы, ненависть и пожизненную вражду.
* * *
— Турурумпумпум. Гык. — Женька уже десять минут была занята сложной процедурой переодевания в домашнюю одежду, разговаривая сама с собой и периодически захлебываясь от хохота. — Любимая? Ты там где? Вот ты где! Упс! Не надо на меня так смотреть.
— Нормально смотрю, весело тебе?
— Ага, очень. Давай мультики включим, а? Ну почему ты не хочешь? Так хорошо. — Она растягивается на полу, поставив рядом с собой бутылку ледяного пива.
Она под коксом. Не в первый уже раз. Я нахожусь в той самой ситуации, именуемой в шахматной игре «вилкой». С одной стороны, я понимаю, что должна реагировать на ее небезобидные развлечения, с другой — я знаю, что в отношении с алкоголем и наркотиками примитивной реакцией возмущения ничего не добиться. Она редко нюхает кокаин, по ее словам, но и этой информации я тоже не могу доверять. Я его не пробовала. Меня это пугает. Я, как непьющий алкоголик, много лет проработавший с химически зависимыми, знаю об этом многое.
— Хочешь — смотри, я займусь своими делами.
Но ей скучно. Ей нужна компания.
— Ну, любимая, хм. Упс, прости, — она пошатывается и брызгает сдавленным смешком. — Ты такая красивая у меня. Я тебя хочу.
По-видимому, секс под кайфом входит в ее обязательную программу сегодняшнего «хорошего вечера». Я чувствую себя, почему-то, немного заторможенно. Я не хочу этого видеть, просто нет желания на нее смотреть. Я помню, что такое же состояние у Женьки уже было пару месяцев назад. И еще раньше. Я не знаю, как часто она нюхает. Пьет она часто, раз пять в неделю. Но кокаин — достаточно дорогое удовольствие. Впрочем, деньги на удовольствия у Женьки есть.
— Может быть, как-нибудь в другой раз?
— Ты не хочешь меня? — взрывается она и тащит меня за руку к тахте.
— Не очень.
— Не имеет значения, любимая, — не очень ласково шепчет она. — Сейчас захочешь.
Я не хочу с ней спорить. Не хочу отталкивать ее. Просто мысленно даю ей пощечину в тот момент, когда закрываю глаза, целуясь, но, почему-то, отказываюсь от агрессии, выбирая удовольствие. Мне всегда нравится наш секс. Но на этот раз у меня впервые четко возникло чувство тотальной отстраненности. Как будто все, что происходило, было неправдой, понарошечным вариантом реальности. Не со мной. Мне так не хотелось знакомиться с новой мыслью, что эти отношения — ненадолго. И наши — тоже. И дело было не только в кокаине.
— А где ты его берешь? — немного позже мой бесполезный вопрос повис в воздухе как пар в морозную погоду при выдохе, моментально тающий пар.
— Ты о чем?
— Ты знаешь.
— Не понимаю тебя, — снова хохочет она. — Это — солнечный удар.
— Ага, понятно. А скажи, если повторно не выходить на солнце, то сколько длится действие этого удара?
— Недолго.
— А потом не плющит? Не становится грустно?
— Мне — нет, я же на нем не сижу.
Ура, мы все-таки перешли к обсуждению, непосредственно, кокаина.
— Я тебе ничего не буду говорить, — заявляю спокойным тоном. — Если это не будет задевать моих интересов.
— Правда?
— Да, полагаю что это — бесполезно. Когда я пила, то любое вмешательство… Короче, делай, что хочешь, но мне с тобой, когда ты пьяная или под кайфом, скучно.
— Почему, — удивленно протянула Женька.
— Разные волны, — пожимаю плечами. — Разные состояния. Мне это не нравится, но бессмысленность нотаций и ультиматумов мне заведомо очевидна.
— Ты — моя радость, — Женька счастлива. Она уловила только ту информацию, которую хотела услышать. — Ты — идеальная жена.
Мне стало окончательно тоскливо.
На следующий день все повторилось. Я ловила себя на мысли, что пытаюсь отследить тот момент, когда она делает это. В ванной. Интересно, где она прячет свои запасы, много ли у нее кокаина? Где она его берет? Давно ли это все продолжается? Еще пять минут назад мы спокойно болтали за ужином, у нее был нормальный взгляд и обычный голос. Трехминутная отлучка в ванную явила мне совершенно другого человека. По-видимому, доза была покруче предыдущей. Женькины глаза смотрели в разные стороны в какое-то, видимое только ей одной, пространство. Она протопала мимо меня, держась одной рукой за стену, и рухнула на диван с бессмысленной улыбкой на лице. «Ну что? — спросила я у себя, — ты хочешь жить с этим человеком? Создавать с ней семью? Тогда что ты делаешь здесь?»
Ответив себе на эти вопросы, я уехала ночевать к друзьям. Женька бомбардировала меня звонками всю ночь, но я не брала трубку. Сказка подходила к концу. Добрая. Начиналась страшная.
— Ну, прости меня. Я поняла, что тебе это неприятно. Я больше не буду, правда.
— У тебя еще осталось? — мы сидели на кухне на следующий день, Женька быстро вычислила место моей дислокации и вторглась на чужую территорию без предварительного артобстрела. Я предпочла разговаривать без свидетелей и вернулась домой.
— Есть, не хочу тебе врать. Хочешь, выброшу? При тебе. Сейчас.
— Ну, давай.
Она отправилась на этот раз в гардероб, зашуршала куртка, молния на кармане свистнула два раза.
— Вот. — Женька протянула мне маленький пакетик с белым порошком.
— Не жалко?
— Нет, немного, — она улыбнулась. — Но ты — дороже.
Я не стала смотреть, как она спускает кокаин в унитаз. Зачем? Я понимала, что, если она захочет, то таких пакетиков…
Тем не менее, еще неделю я внимательно присматривалась к ней. И ничего не заметила. Ни в тот день, ни в последующие. Потом я перестала об этом думать.
* * *
Пока все было прекрасно, в моей голове не возникало никаких посторонних мыслей, но, стоило нашему кораблику покачнуться, стоило подуть холодному ветру, как на небе, в быстром беге облаков, мне снова стало видеться имя, складывающееся то из пушистых перьевых белых, то из иссиня-темных грозовых. Кира. А как она там? Чем наполнена ее жизнь сейчас? Думает ли она обо мне, хотя бы иногда? Читает ли мой дневник? Счастлива ли со своей Элиной? Или, может быть, они уже расстались? Рука тянется к телефону, чего проще — несколько секунд и я услышу ее голос в трубке. Но это же нечестно! И что я ей скажу?
Если бы все говорили правду, то как бы она звучала? «Привет, Кира. Я почти забыла о тебе, почти перестала морочить себе голову иллюзией тебя, я влюбилась в другую, и пока не возникало сложностей, я о тебе и не вспоминала. Но теперь, когда в моих отношениях с Женькой мне стало холодно и неуютно, твой светлый образ тут как тут. Я почти скучаю. Я хочу увидеть тебя. И, вполне возможно, не только увидеть». Так?
Или та же правда, но озвученная Женьке: «Знаешь, дорогая у меня не без большой любви в прошлом, помнишь, я рассказывала? Так вот, мы с тобой ссоримся часто в последнее время, мне иногда очень скучно, тебе тоже, я перестаю верить в наше будущее. И регулярно вспоминаю о Кире. И мне иногда кажется, что я сделала ошибку. Что, вполне возможно, с ней я была бы счастлива. И она, вероятно, лучше бы понимала меня. И, может быть, это она — моя судьба? И иногда мне кажется, особенно в последнее время, что у меня еще остались чувства к ней».