— Я не буду с ней. Хочешь, я сегодня же скажу Кате, что все кончено?
— Нет. Прости, Жень, но я не хочу быть с тобой. Те чувства, которые были еще пару месяцев назад, прошли. Мне очень жаль, что приходится говорить тебе это. Просто устала, понимаешь?
— Подожди! — Женька с большим трудом сохраняла нормальное выражение лица, но не собиралась так быстро сдавать позиции. — Я тебя понимаю, Лил. Ни один человек не смог бы так спокойно и с достоинством пережить такую нервотрепку. Я никогда не обманывала тебя, ведь правда? Ты мне очень нужна. Ты мне была нужна все это время. Ну, ты же знаешь, как и почему так все получилось. Но теперь все будет по-другому, я обещаю тебе! Больше не будет никакой Кати, только ты и я.
Я, молча, слушала этот эмоциональный монолог, думая о том, что, действительно, уже многое изменилось. И если вначале, на этапе острой моей влюбленности в Женьку, эти слова стали бы для меня толчком, то теперь…. И о том, что есть большая разница между фразами «ты мне нужна» и «я тебя люблю». Женька была честна. Но она меня не любила.
— Нет, Жень. Извини. Я слышала нечто подобное от тебя уже не один раз. Я просто устала. И не вижу смысла тратить свое время, наблюдая за твоими внутренними метаниями.
— Да нет никаких метаний! Больше ничего такого нет, и не будет! Ты можешь дать мне еще один шанс, я все исправлю, обещаю. Я очень хочу сделать тебя счастливой, по-настоящему счастливой. Я знаю, как это сделать, поверь мне. Ты больше не услышишь ни слова о моем прошлом. Ну, пожалуйста, не обрывай все так….
— Я подумаю, хорошо? Я пойду.
Мы поцеловались, и я с тихой мстительностью отметила, что этот поцелуй стал для нее гораздо более значим, чем вся та кутерьма, в которой она жила в последнее время.
Пару дней спустя мы со Светкой пошли на концерт органной музыки в католическом костеле. Божественность этого сочетания: орган, Бах и высокие готические своды… Непередаваемые чувства. Мы выплыли с моим боевым товарищем на вечернюю летнюю улицу, физически ощущая белые крылья за спинами.
— Ой, смотри. — Светка кивнула, указывая на припаркованную у обочины Женькину машину.
— Откуда она здесь?
— Я сказала ей, что мы идем на концерт вечером, я же не думала, что она приедет. Или мне нужно фильтровать информацию? Ой, а они с Катей.
Негромкие хлопки двух дверей одной машины одновременно явили мне Женьку с непонятным выражением лица и Катю, напряженно улыбающуюся.
— Привет! Мы решили заехать за вами, поедем ужинать?
Мне стало интересно. Я прекрасно выглядела, за спиной крылья, медленно меняющие окраску и размер — с небольших белых на огромные сине-фиолетовые. Почему бы нет? В конце концов, если кто-то теперь и должен чувствовать себя не в своей тарелке, то уж точно не я.
Мне было интересно посмотреть, как будут развиваться события, как Женька поведет себя по отношению к Кате в моем присутствии, и, разумеется, наоборот. И, вообще, — зачем ей наша встреча вчетвером?
Мы расселись на открытой летней площадке ресторана, заказали множество разнообразных алкогольных коктейлей, и вечер покатился дальше, как тележка с пьяным ямщиком и молодыми, не смирившимися еще с обреченностью на удила, конями. Женька смотрела на меня и только на меня, казалось, что окружающий мир для нее не существует.
Катя нервничала, но всячески пыталась это скрыть, она то и дело прикасалась к Женьке, вставляла в разговор через слово предложения, начинающиеся со слова «мы», периодически рассказывая различные трогательные истории из их с Женькой совместной жизни. Я немного флиртовала с Катей. Светке было любопытно наблюдать за развитием ситуации. А я получала удовольствие оттого самого путешествия колобка значимости, который уже занял уверенное место на носу рыжей лисы.
Сдержанность становилась моей новой привычкой, наш разговор плыл исключительно в дружеской тональности. Я болтала с Катей обо всяких пустяках и увлеченно кивала, вставляя редкие реплики походу ее рассказов о том, как они «в прошлом году…» Наконец-то, меня не задевали эти беседы. Значит, все правильно, — уговаривала я себя, — значит начал присутствовать хоть какой-то контроль над моей личной жизнью.
На Женьку глаза почти не смотрели, но между нами явственно сплетались канаты энергии. Обе эпатажные, любящие некую театральность, самоуверенные и сильные, мы улыбались, каждая о своем, и всем остальным было очевидно, что между нами все далеко не просто. Первой сдали нервы у Кати. Перехватив очередной откровенный Женькин взгляд по мою душу, она вдруг резко встала из-за стола и направилась к выходу. Женька, просидев еще пару минут, молча двинулась за ней. Некоторое время спустя они вернулись. Катя красная, как морковка, извинилась за свои резкие движения. Я поняла, что вечер завершен, и попросила Светку подвезти меня домой.
Ночью меня разбудил звонок.
— Все. Мы разошлись.
— Во-первых, доброй ночи и тебе, дорогая. Во-вторых, дружеские обсуждения вашей личной жизни резонно было бы отложить до утра.
— Хватит, а? Ну сколько можно топтаться на моих чувствах? Катя все поняла сама. Больше ее в моей жизни не будет.
— Я тебя поздравляю. Но что ты хочешь услышать от меня?
— Что ты дашь мне еще один шанс. Ты — единственный человек, который мне нужен. Правда. Ты же все чувствуешь сама, как оно есть. Ты не можешь не видеть, как я к тебе отношусь. Ну, пожалуйста, Лил, не отталкивай меня. Я понимаю, что тебе надоело, что ты, возможно, уже разочаровалась во мне, но я верю, что у нас все будет хорошо. Я чувствую, что ты — мой человек. И что я — твой. Не смейся! Я хочу сделать тебя счастливой. Я хочу, чтобы ты доверяла мне. Я знаю, как сделать тебя самой счастливой в мире.
— Мне кажется, что все слишком смешано в кашу. Только что твоя Катя покинула помещение. И ты уже звонишь мне. Может быть, не стоит все валить в одну кучу? Я пока не готова обсуждать с тобой что-то серьезно. Время покажет — у кого и на что есть шансы. Спокойной ночи, Жень. Ложись уже.
— Хорошо, я лягу. И тебе спокойной. Просто, мне важно, чтоб ты знала: я реально, искренне, хочу быть с тобой. Слышишь? Просто знай это. Ты можешь мне верить. Теперь уже точно.
Я заснула с улыбкой.
7
Она впервые призналась мне в любви месяца четыре спустя после знакомства, и только недели через три после того, как я все-таки согласилась «дать нам еще один шанс». Я знала, что для нее слова «я тебя люблю» — не пустой звук. Меня искренне радовало, что человек с такой, порою безответственной, очень разнообразной личной жизнью не успел девальвировать это, испепеляемое циничным временем, понятие. После стольких переживаний и бурь в наших стаканах воды, наконец-то пришло время успокоиться и наслаждаться жизнью.
Мы начали жить вместе. У нас, конечно, было все не как у людей. Никакого романтичного начала, розовых очков влюбленности, никакого очарования неведомого. Вместе с тем, никакого и разочарования. Сначала мы воевали на расстоянии, теперь — в одной квартире. К счастью, кое-какой опыт за плечами уже имелся, к несчастью — он был практически неприменим к нашей паре. Мы узнавали друг друга, рискнув сократить дистанцию до минимума.
Любить — это же еще и действия, хотя Бродский и пишет: «…Что любовь, как акт, лишена глагола». Я любила по-разному, меня любили по-разному. И все же — это действие в том числе. Это нежность, проявленная в мелочах, в паре слов, сказанных без причины. Это погладить по голове, взъерошить волосы, поцеловать руку в запястье… Это позвонить и написать. Это что-то не о себе совсем. Я носила в большой корзине совсем другой опыт «любить», и еще больше опыта «не любить».
Я быстро училась, но такое это грустное открытие, что мне — со всем океаном внутри, со всей — такое ощущение — как будто лететь низко-низко на огромной скорости над монгольской степью с горячим ветром внутри и снаружи и с огромной, просто бескрайней, безбрежной красотой, которой ты принадлежишь, а она — тебе… нужно учиться. Не уединяться с этим пространством, от которого задохнуться на вдохе можно — если дышать, молча, не бродить одной по улице с вечной «музыкой в ушах», а проявлять. Говорить. Делать.