— Ну, Эд, — заскулил голос. — В этом городе лишняя предосторожность не помешает. Ты меня знаешь, с пушками я никогда не балую.

— Больше она тебе не понадобится.

— Конечно, Эд, никогда в жизни!

— Вот и договорились. Иди прямо к лифту — я следом. За домом моя машина. Иди прямо к ней, там и поговорим.

Лесли услышала, как тихо хлопнула дверь, затем шум лифта. Она так никогда и не увидела лица человека, который зачем-то пришел в дом к ее двери и теперь должен был расплатиться за свой промах — платить единственную цену, которую знает преступный мир.

В последнее время Лесли спала плохо, но в эту первую ночь на новом месте она погрузилась в сон долгий, глубокий, без сновидений, когда проснулась, из-за края задернутых штор пробивались яркие лучики солнца. Она посмотрела на часы и охнула: без четверти двенадцать. Лесли не поверила и потянулась к столику за своими наручными часиками. Да, она и впрямь спала так долго. Девушка с испугом подумала, что обещала зайти к мистеру Альбукерке Смиту, но тут же вспомнила о предупреждении Эдвина Теннера. Одеваясь и завтракая, она так и не могла прийти ни к какому решению.

В час дня мистер Альбукерке Смит глянул на часы.

— Эта дама что-то не торопится, — сказал он жене, и та покачала головой.

— А ты думал, что такая девушка… могу поспорить, у нее таких предложений…

— Хотел бы я знать, не заходил ли к ней после тебя Эд?

Миссис Смит бросила на мужа удивленный взгляд.

— Ты не знаешь о таких пустяках?

— Да, я знаю не все, — раздраженно ответил Керки.

Но она была слишком глупа, чтобы на этом и остановиться.

— Ну уж, я была уверена, ты знаешь все, что делает Эд.

Керки улыбнулся — тягучей, злобной улыбкой.

— Я посадил ему на хвост парня, и от того нет никаких вестей. Хватит для твоих куриных мозгов?

Когда Керки говорил о ее куриных мозгах, миссис Смит знала, что раздражает его и что самое время помолчать.

Хотя Лесли и не пришла, без гостя Керки Смит не остался. Заметив упавшую на него тень, он поднял голову и застыл — с вилкой на полпути ко рту.

— Джигс!

— Ты ведь приглашал меня, Керки, но вчера я забыл. Как поживаете, миссис Керки? Весь Лондон утром скупили?

Керки Смит резко оборвал жену, собравшуюся было вступить в разговор.

— Послушай, Кора, мне надо перекинуться парой слов с капитаном Аллерманом. Окажи мне такую любезность — пообедай наверху.

Керки поразился, что женщина молча поднялась и вышла. Он и не догадывался, что она сделала это без сожаления, поскольку муж пребывал в скверном настроении.

— Началась заварушка, — сказал, усаживаясь, Джигс. — Развернется на всю катушку — в Лондоне не хватит полицейских, чтобы с ней управиться. Американский размах…

Керки ухмыльнулся.

— Не возводи напраслину на своих дорогих соотечественников, Джигс. По-моему, это вовсе не американцы — это какие-то паршивые иностранцы. Почему они не могут вернуться туда, откуда пришли?

— Когда домой, Керки?

— Кто, я? — Смит сделал вид, что обиделся. — С какой это стати я должен отправиться домой? Нет, я еще подумываю съездить в Париж.

— Знаешь, что случается с парнями, которых здесь ловят с обвинением первой степени, Керки? Все лучшие адвокаты мира их уже не спасут. Здесь не договоришься. Здешним судьям наплевать, сколько у парня миллионов. Мне бы очень не хотелось отправиться из камеры смертников на виселицу.

На лице хозяина появилась одна из самых ехидных его улыбок.

— Смерти накликать не боишься, Джигс? — невинно спросил он. — Я бы очень огорчился, узнав об этом.

— Это одна сторона дела, — спокойно продолжал капитан Аллерман. — А вот вторая — поблизости от тебя проживает один сукин сын. За пушку хватается и стреляет быстрее молнии. От него тебе не отвертеться.

Керки снова ухмыльнулся.

— Я такой изящный, Джигс, что в меня ни одна пуля не попадет.

— Этот попадет. Этот парень не промахнется даже в твои мозги — хотя о меньшей мишени мне еще слышать не приходилось.

Улыбку словно стерло с лица Смита, он швырнул вилку на стол.

— Что будете есть, мистер Аллерман? Самое время предоставить вашей голове заниматься своим прямым делом — пережевывать пищу, неплохо бы и с ядком. А обо мне не беспокойтесь. Будете в Нью-Йорке, передайте, что я остался осматривать достопримечательности.

Джигс поднялся из-за стола.

— Ты старый мореплаватель, Керки, и знаешь, как гудит колокол, когда корабль тонет. И если до сих пор не услышал этого колокола, сходи к хорошему отоларингологу!

Капитан Аллерман вышел из отеля и медленной походкой двинулся вдоль улицы. Он дошел до угла Пантон-стрит и остановился, раздумывая, куда идти дальше. Ехавшее навстречу ему с огромной скоростью такси с визгом притормозило и резко свернуло в сторону. Машина пронеслась так близко к бордюру, что Джигсу пришлось отступить. В следующую секунду из такси раздались три выстрела; пули высекли искры из серого камня углового дома. Машина снова набрала скорость, но не созданы были еще такие автомобили, на которых можно было уйти от выстрелов капитана Аллермана. Он выстрелил дважды, и оба раза попал в машину. Такси рвануло по Оранж-стрит. Когда Джигс добежал до угла, бандиты скрылись из виду.

К капитану Аллерману решительным шагом подошел полицейский с каменной маской на лице.

— Что у вас в руке?

Джигс глянул вниз и сунул пистолет назад в карман.

— Это оружие, — сказал он и негромко объяснил, что случилось.

Вокруг уже собралась небольшая толпа; со стороны Хеймаркета подбегали люди, слышавшие выстрелы.

— Такси видели? — спросил он полицейского.

— Да, сэр, черное такси ехало по Оранж-стрит. Мне показалось, что за рулем пьяный.

— Не пьяный, могу вас заверить, а умирающий, — весело сказал американец.

И тут полицейский узнал его.

— Капитан Аммерман!

— Лучше Аллерман, но и Аммерман сойдет. Да, меня почти так зовут.

— Такси двигалось довольно быстро, сэр. Я было подумал, не остановить ли его.

— Вы не остановили бы его, констебль. — Джигс похлопал стража порядка по плечу. — А вот пулю в живот получили бы наверняка.

На месте происшествия собралось уже полдюжины полицейских. Они сбежались со всех сторон на выстрелы и свисток. Арестовывать оказалось некого, и толпа, разбухавшая с каждой минутой, неожиданно почувствовала, что является единственным нарушителем порядка, и быстро рассосалась.

Джигс сообщил о случившемся в Скотленд-Ярд, но ситуация в городе уже сложилась такая, что мало кто удивился, а главный констебль разве что не отмахнулся. Он только что вернулся из министерства и пребывал в самом мрачном расположении духа. Дневные газеты поместили сообщение:

«В ответ на запрос члена парламента от Уэст-Кройдона по поводу недавних трагедий в Лондоне премьер-министр заявил, что завтра в палате общин будет представлено на рассмотрение чрезвычайное законодательство. (Аплодисменты). Будут установлены суровые карательные меры. Законность будет восстановлена любой ценой».

«Интересно, — сложил газету Джигс, — каким же будет новое законодательство? В период кризиса англичане просто звереют. Ну, если не звереют, то уж всякую жалость теряют определенно».

А у Скотленд-Ярда появилась еще одна проблема: перестали поступать жалобы. В одну из ночей горящие свечи были замечены в восьми окнах. Имена проживавших в этих домах лежали на столе у Терри Уэстона.

— Чего бы мне сейчас хотелось, — сказал он, — так это чтобы какой-нибудь смельчак пришел и сказал: «Вот письмо, ребята, которое я получил, и вот чем мне угрожают. Теперь ваше дело защитить меня». Если бы завтра такое письмо было у меня на столе, я был бы счастлив.

Назавтра в десять утра такое письмо было у него на столе. Но счастливым Терри Уэстон себя не чувствовал. Особой, которая на сей раз подвергалась угрозам, оказалась Лесли Рейнджер. От нее требовали пятьсот фунтов. Письмо она принесла сама, скорее озадаченная, чем напуганная.