– Вам не будет видно сцены, а сегодня у нас живая музыка, блюзы.

– Нам видно то, что мы хотим видеть – громогласно заявил Павел и многообещающе поклонился Катерине, чей, собственно столик и загораживал им сцену.

Официальная часть оказалась скомкана. Разумнее всего было сразу приступить к напиткам. Зазвучали какие-то многозначительные тосты о месте, ответственности и самореализации учёного, которые друзья демонстративно не слушали. Когда же им предложили сказать что-нибудь разумное, – отказались, сославшись на некоторую невнятность речи, вот только что приобретённую. Их на время оставили в покое.

Заиграли блюз. Откуда-то из глубины сцены почти юношеский бархатный голос запел на приблизительно английском:

I want just in order to you looking at me,

And will see as it’s me good with you.

We were guilty of many

Let the all will be vanish in void.

Now, when this music and words are sounds

I pleas you looking at me

I want remember your gaze your eyes

And nothing break this sacrament.

And now, when you are so far,

More far, as hands, what was put out for us,

Your eyes glitter is growing blind me,

And I can’t see anything, apart your eyes.

Now, when you directed your hot eyes

Through my cold time and deep space,

It’s me so lidht, so hot, and I can’t say:

“ifyoucloseyoureyes,thenIwillvanishforages…”

Павел смотрел, не отрываясь, туда, в сторону сцены, и взгляд его, полный еле сдерживаемой страсти, ловила Катерина. Он что-то шепнул Виктору, и тот направился к музыкантам. Когда закончился блюз, объявили медленный танец. Павел встал, слегка пошатываясь на нетвёрдых ногах, сделал несколько шагов. Катерина поднялась ему навстречу. Казалось всё замерло, кроме музыки манящей, сулящей блаженство. Павел остановился около столика Катерины, сухо кивнул ей и уже твёрдой походкой направился к сцене и пригласил на танец молодого певца. Юноша доверчиво, почти по-девичьи приник к мужской груди. Он начал что-то шептать Павлу, слегка касаясь губами его уха, и тот нежно перебирал волоски на его затылке и прижимал к себе всё сильнее гибкое молодое тело. На лице Павла играла живая, чувственная, порочная улыбка, выдававшая всю мощь нарастающего желания. И даже, когда музыка закончилась, они не прервали объятий, напротив, долгий, страстный поцелуй, как будто оба стремились немедленно утолить свою нестерпимую жажду, явил себя окружающим во всей непристойной красе и бесстыдстве. Минуты через две – три они в полной тишине, звенящей, как тридцать сребреников, взявшись за руки, зашагали к выходу. Все взгляды, застывшие и липкие, как воск, были устремлены на них. Оттого никто не заметил в углу сцены загибающегося от беззвучного хохота Виктора.

Павел с молодым человеком, пройдя почти бегом пару кварталов, наконец расцепили руки.

– Спасибо, Сашок, не знаю, какой из тебя физик, Витьке виднее, но актёр, поверь, классный.

– Но я же вам всё правильно отвечал – слегка насупился паренёк.

– Да, да, конечно. Можешь передать Виктору Сергеевичу, что зачёт по термодинамике ты сдал. Немного напутал в алгоритмах задач, но, учитывая обстоятельства…

– Ага, и ваши реакции, в особенности на малейшую оговорку – парень брезгливо дёрнул плечами, как бы освобождаясь от весьма неприятных объятий.

И тут Павел расхохотался:

– Тебе не понравилась форма сдачи зачёта?

– Никогда не забуду! А Вы видели их лица? Если б не парик, не грим, меня уже завтра в универе не было.

– Х-м, да… Песня, этот блюз классный. Я никогда не слышал его. Где взял?

– Парень один из нашего лицея написал. Он сейчас в выпускном. На будущий год ждите.

– Парень?

– Ага, Богдан – наш местный сочинитель. Он мне текст по мылу послал и мелодию. Буквально неделю назад, еле успел разучить. Сказал, кстати, рождественский подарок одному хорошему человеку.

– Спасибо.

– Действительно, получилось – Вам.

Они пожали друг другу руки, и каждый пошёл своей дорогой, а вокруг них медленно огромными тяжёлыми хлопьями падал снег.

Дома Павел, как обычно, проверил почту. Он ждал чего-то вроде этого:

Кто, Бог или чёрт посылает совет

Властителю нового мира:

Коль в жизни нашёлся неистовый свет –

Найдутся и чёрные дыры,

Но, если в пути ты захочешь свернуть,

Заметив приятней дорогу,

Пусть будет единственным избранный путь,

Дорог может быть очень много.

– Без тебя знаю – ответил Павел компьютеру, не без интереса прочитав послание – он давно понял, кто автор рифмованных Е–mail. Необходимо было хоть немного вздремнуть после столь бурного веселья, тем более, что он не спал уже почти третьи сутки. Но перед вожделенным сном Павел решил ещё раз проверить работу последней, составленной им программы. Он сел за компьютерный стол, согнал с клавиатуры самозабвенно дрыхнувшего Ронхула, и тот, недовольно дёргая хвостом, удалился в кресло. Обои рабочего стола были запрограммированы так, что произвольно меняли свой облик, исходя из имеющегося набора изображений. Сейчас ярлычки висели на стенах, выложенных диким камнем в подземелье старинного замка, где располагалась, согласно легенде, лаборатория какого-то малоизвестного средневекового алхимика. Для загрузки программы требовалось некоторое время, и Павел решил принять душ и, наконец сменить шикарный костюм на длинный, мягкий уютный халат тёмно-синего, почти чёрного цвета. Итак, ещё полчаса – и спать. В кухне часы пробили полночь. За окном кошачьей походкой прохаживался снег. Павел невольно поёжился, как будто почувствовал холод длинного подземного коридора. Машинально взял со стола сканер. Факела на стенах дрогнули и засветили ярче. Послышалось мерное капанье воды где-то в отдалённом участке подземелья. Павел оглядывается – он хорошо знает эту дорогу – ещё два поворота налево, потом очень длинный коридор, в конце которого нужно свернуть направо, и он попадёт в свою лабораторию, где уже всё должно быть готово. Нужно торопиться, и он идёт очень быстро. Первый поворот, второй… Что это за фигура там, опасно близко к дверям его тайной обители. Кого они опять посылают ему. Разве он не дал им ясно понять, что не станет ничего делать по их указке. Женщина? Откуда? Он раздосадован, почти разозлён. Ненужная помеха, очередная нелепая смерть. Ему не хотелось убивать эту женщину. Но она стоит, замерев, на его пути и смотрит на него своими кошачьими глазами, в которых нет и тени страха. Где он видел это лицо? Бледное, отчего радужки глаз кажутся ещё более огненными, губы чувственные, слегка разомкнуты, как будто она собирается заговорить, волосы тёмные прямые, откинуты назад. Она нравится ему, но это не имеет значения, ведь она преграждает его путь. Он резко выбрасывает вперёд руку и зажатым в кулаке сканером касается её груди:

– Кто Вы?

Видно, что она хочет ответить, но не может. Однако взгляд её не становиться испуганным или даже тревожным – она очень внимательно вглядывается в его лицо, как будто стремится запомнить каждую мелочь. Медленно, очень осторожно, она касается пальцами его руки и поднимает её выше, к своему горлу. Он понимает.

– Вы не можете говорить.

Кто она? Он не хочет убивать её. И Павел настраивает прибор. Он видит, что это причиняет лёгкую боль женщине, но она ждёт и смотрит, и слёзы начинают течь из её глаз. И тут ему передаётся вся глубина, искренность и сила её чувств. Так же. Почти. Когда-то давно, лет двести назад, было у него с матерью. Нет, это совсем другое. Это нежнее, и в то же время мощнее. Гораздо.

Один за другим исчезают вопросы, ибо ответ на каждый из них звучит одинаково. Нет ни добра, ни зла, ни жизни, ни смерти, и все миры стали одним миром.