Так век за веком – скоро ли Господь? –
Под скальпелем природы и искусства
Кричит наш дух, изнемогает плоть,
Рождая орган для шестого чувства.
Поэт сам был предтечей этой генерации, формируя себя не только с помощью скальпеля природы и искусства, но во всевозможных испытаниях жизни, на которые шёл всегда с открытым забралом, как рыцарь, и добровольно.
Подобно средневековому рыцарю имел свою Прекрасную Даму, жену – Анну Горенко, позднее ставшую Анной Ахматовой. Отношения двух больших поэтов, как мужа и жены, были весьма сложными. Руки её он добивался не один год, встречая неизменный отказ. Наконец, с четвёртой или пятой попытки получил согласие. Несколько лет пожили вместе, чаще в конфликтах, чем в мире. Расстались, оба имея при совместном проживании многочисленные любовные романы, после развода – тоже, оставив, таким образом, богатый и спорный материал для биографов. В.Срезневская, свидетельница первых месяцев замужества молодой Ахматовой вспоминает:
"Она читала стихи, гораздо более женские и глубокие, чем раньше. В них я не нашла образа Коли. Как и в последующей лирике, где скупо и мимолётно можно найти намёки о муже, в отличие от его лирики, где властно и неотступно, до самых последних дней его жизни сквозь все его увлечения и разнообразные темы маячит образ жены. То русалка, то колдунья, то просто женщина, таящая "злое торжество…""
Впрочем, предоставим слово самой Ахматовой.
В "Поэме без героя" (1940-1962) Анна Андреевна написала пронзительные стихи о видении, посетившем её в 1940 году. 1913 год. Царское Село. Бал теней, "гофманиана", говоря словами поэтессы, или "дьяволиада", выражаясь словами её друга М.А. Булгакова, где собрались "краснобаи и лжепророки", "козлоногие", "дылды" "без лица и названья". И вот…
Крик: "Героя на авансцену!"
Не волнуйтесь: дылде на смену
Непременно выйдет сейчас
И споёт о священной мести...
Что ж вы все убегаете вместе,
Словно каждый нашёл по невесте,
Оставляя с глазу на глаз
Меня в сумраке с чёрной рамой,
Из которой глядит тот самый,
Ставший наигорчайшей драмой
И ещё не оплаканный час?
Это все наплывает не сразу.
Как одну музыкальную фразу,
Слышу шёпот: "Прощай! Пора!
Я оставлю тебя живою,
Но ты будешь моей вдовою,
Ты – Голубка, солнце, сестра!"
На площадке две слитые тени...
После – лестницы плоской ступени,
Вопль: "Не надо!" и в отдаленье
Чистый голос: "Я к смерти готов".
Повторю: в поэме "Без героя", которая писалась и переписывалась неоднократно с 1940-го по 1962-й, Ахматова не обозначила чётко ни одной тени, кроме мужа своего Николая Степановича Гумилёва. Она осталась навсегда его Прекрасной Дамой, а он её Паладином во всей разнообразной чертовщине, которая окружала при жизни обоих.
Уход Поэта описан и прокомментирован во многих исследованиях с момента открытия архивов КГБ на эту тему. Последнее – прекрасная книга Юрия Зобнина "Казнь Николая Гумилёва".
Как встретил революцию Поэт? Прежде всего, в трудах творческих и просветительских. С 1917 по 1921 год написаны лучшие его стихи, Гумилёв также заявляет себя как деятельный организатор и пропагандист отечественной и всемирной литературы, руководит Союзом поэтов Петрограда, инициирует различные культурные начина- ния. Как офицер, Гумилёв по началу не примкнул ни к красным, ни к белым. Даже увлёкся одним из героев "красного террора", о чём написал в стихотворении "Мои читатели", где:
Человек, среди толпы народа
Застреливший императорского посла,
Подошёл пожать мне руку,
Поблагодарить меня за мои стихи.
Этот "читатель" не только пожал благодарно руку Поэту, он ходил в петроградском "Союзе поэтов" буквально по пятам Гумилёва, бормоча его стихи. Этот человек слыл покровителем Есенина, этому человеку дарил свои сборники Маяковский. Далее передаю слово Юрию Зобнину: "Этим человеком был Яков Григорьевич Блюмкин, левый эсер, заведовавший в 1918 году секретным отделом по борьбе с контрреволюцией ВЧК, в прошлом – убийца германского посла графа Мирбаха (что послужило сигналом к началу восстания левых эсеров), а в недалёком будущем – невольный соучастник убийства Есенина в гостинице "Англетер".
Блюмкин буквально очаровал поначалу Гумилёва-поэта. Ещё бы, знаменитый террорист не из-за угла, а принародно "застрелил императорского посла". Кроме того, был организатором компартии Ирана – страны персидских миниатюр, обожаемых поэтом, куда рвались также Есенин и Хлебников, страны, планировавшейся в качестве плацдарма для экспорта революции в Индию – "страну духа" – так называл Индию Гумилёв. Какую роль сыграл Блюмкин в судьбе Гумилёва, неизвестно. Зато хорошо известна роль другого чекиста, следователя по особо важным делам Якова Сауловича Агранова, которому поручили дело Гумилёву по обвинению его в контрреволюционном заговоре.
Участие поэта в заговоре, в так называемом "деле Таганцева", до сих пор остаётся предметом споров. Был ли он активным участником "Дела" или резервировался для культурного строительства будущей России, когда заговор увенчается успехом, – об этом написано много. Но одно ясно – чем дальше развивались события, тем больше развеивались иллюзии поэта и патриота в отношении воцарившегося режима.
Русская история во все периоды её была предметом всевозможных "научных" спекуляций, начиная с Ломоносова, когда её писали преимущественно "люди заезжие" или преклонившиеся пред ними, и до наших дней, когда в исторической науке доминируют те же фигуранты. По сию пору в учебниках бытует мнение, что 1917 год начался ничтожной, по мнению советских историков, Февральской революцией (по мнению "либеральных", подлинно освободительной). А продолжился этот роковой год Октябрьским переворотом большевиков, которые установили свою национальную, отвечающую интересам народа (советский взгляд) власть и безжалостную, принесшую России неисчислимые беды (взгляд "либералов") диктатуру. Как выясняется теперь, та и другая модель управления Россией (как, впрочем, и третья – горбачёвско-ельцинская) были инспирированы извне. Об этом также много сказано в последние годы: о "пломбированном" вагоне Ленина, о деньгах Парвуса, об американских миллионерах-вдохновителях Троцкого и тех же вдохновителях "перестройки" и ельцинской "суверенной" России.
