Теперь я не знал, как относиться к Шамкину. Он выгнал меня из партии. Он вытащил меня из тюрьмы для Акаёмова. Что дальше?

Итак, в самый ответственный момент, когда Акаёмов намеревался сам перейти к открытому руководству операцией, а я – фома неверующий, сдать его, – он погиб. Наверное, погиб. Теперь вся ответственность за операцию лежала на мне… – бездари. Раненном, загнанном в угол незаконном мигранте.

В закоулке за гаражами я набрал на мобильнике номер Шамкина.

– Алексей, это Тимур. Больше обратиться не к кому.

– В чём дело, Тимур?

– Я ранен. Мне нужен врач. В больнице арестуют. Что делать?

– Где ты, Максин?

– Я недалеко от вашего дома, возле метро "Волгоградский проспект".

– Сейчас выезжаю.

Я сидел в темноте возле входа в метро, среди пьяных бомжей. Мобильник завибрировал в кармане.

– Тимур, я жду за киоском "Аудио".

– Понял. – Я приплёлся к киоску. Из сумрака шагнул навстречу Шамкин, повёл меня, бросив кому-то из встречных: "Кореш напился, всё хорошо".

Я валялся в машине на заднем сидении. Потом в какой-то квартире мне зашивали рану на предплечье. Шамкин напоил меня водкой, чтобы я меньше чувствовал боль, сам тоже пил, матерясь. Пил и врач – маленький курносый мужичок, грубо штопающий меня, словно моя рука была рукавом пальто.

– У нас в партии много кто есть, держись, Тим. Семён справится. Правда?

Доктор пьяно кивал. Всё в глазах плыло, мне было уже всё равно, Семён перебинтовал мою руку. "Сдаст гад", – думал я, наблюдая за суетящимся Шамкиным. Теперь Акаёмов погиб, и все его единомышленники были под дамокловым мечом. Партия Акаёмова в его организации, наверное, под конкретным прессингом. Если она была – эта партия, в чём я лично крепко сомневаюсь.

– Куда ты теперь? – поинтересовался Шамкин. – Лучше отсидеться где-нибудь. До события. Хочу предложить один вариант.

– Спасибо... – Я ехал в метро, и мне казалось, что электричка едет слишком медленно, по эскалатору вверх рванул бы, как на стометровке, но ослаб после ранения.

Да, теперь я верил Акаёмову, но кто мы без него?

***

Русский "включается" в экстремальных условиях. Русского надо загнать в угол, чтобы он вызверился. Так считал Акаёмов.

Итак, операция "База" зависела от меня, чуть в меньшей мере от Зимина и Мёртвого Анархиста. Остальные наши были почти не в курсе, так и надо.

Вместо Питера поехал на дачу под Смоленск, где когда-то был с Акаёмовым.

Вода из колодца. Лёгкий морозец. Очарованье тишины. Высокие сосны у домов.

Почему-то вместо отчаяния меня охватило нетерпение, я был нацелен вперёд как стрела. Приближалось то, что было смыслом моей жизни, то, что для чего я был рождён. В зеркало мельком видел своё лицо. Появилось выражение холодной уверенности, даже цвет глаз стал каким-то пронзительно-ярким.

– Вот я умру за Родину, – неожиданно подумалось, – а что такое для меня Родина? И что мне светит, если выживу, если сумею избежать тюрьмы, – служить в охране какой-нибудь фирмы? И если нужна сейчас душе опора, то это ведь не воспоминания о полуразвалившемся доме… Умру за своё отечество мечты – выдуманное, которым, скорее всего, не станет эта страна. Но ведь душе не прикажешь с этой серостью, мерзостью бытия примириться. И значит, снова и снова будем пробовать переломить судьбу. Я врос в свою Идею, разучился жить иначе. Научился извлекать адреналин из ненависти, эндорфины из боли, мой организм и душа функционируют относительно иной системы нравственных координат. Поздно меняться.

Ранним утром двадцатого ноября машина остановилась у дома. Я вцепился взглядом в "джип", почему-то показалось, что сейчас увижу, как из машины выйдет улыбающийся румяный от мороза Павел. Сразу же отрезвила мысль: "Менты". Но это прибыл Шамкин. Он буркнул: "Привет". Мы зашли в дом.

– Как дела? – Он рассеянно осмотрелся. – Пьёшь?

– Жду.

Шамкин поколебался, потом сунул руку в карман и вынул четыре журналистских удостоверения и паспорта с незнакомыми мне фамилиями:

– От Акаёмова.

– Он жив?!

– Просто заранее просил меня приберечь для вас. Вы же должны будете как-то пройти на базу. Это документы. В мансарде – оружие. Не знал?

Шамкин направился в дом, я – вслед. Неодобрительно покосившись на бутылку "Завалинки", стыдливо припрятанную мной в угол, Шамкин развернул на столе карту:

– Приезжаете на базу. Допустим, вам удаётся захватить её. Минируете несколько объектов. Возможно, те парни, которые вам троим помогали, уходят. Хотя не верю, что уйдут далеко… А вы, как Акаёмов называл – русские шахиды, – остаётесь. Заявления прессе и требования к Правительству – ваше дело, затем, и если честно, опять же не верится, что сумеете, – Аллах Акбар и в Рай. Тим, я пойму, если вы ограничитесь просто заявлением и сдадитесь, никто не ждёт от вас самоубийства, Акаёмов мне всегда казался странным – набрать мальчишек-камикадзе, заставить взорваться. Фанатик.

Шамкин сунул мне в руку какой-то бланк:

– С кем будем иметь дело при захвате?

– В охране человек восемь.

– Так мало?

– Пока охранять нечего… Удивительно, что там вообще ни один сторож дядя Вася с берданкой. Но вам нужно именно здание.

Было около пяти утра, когда на такси приехали Малышев, Анархист и Зимин. Я расчищал снег возле калитки, чтобы чем-то занять себя. Снега было мало. На соседней даче выла собака. Над чёрными домами торчали столбы с тусклыми лампочками фонарей, низкая луна светила ярче них.

– Здорово, Тимур! – преувеличенно бодро крикнул Анархист.

– Слава России.

– Слава России.

Пожали друг другу замерзшие руки.

– Это наша машина? – Игорь попинал колеса джипа, оставленного Шамкиным.

Что теперь в мире нашего? Только слава остаётся от человека после смерти, вот она действительно ему принадлежит.

Прошли в дом.

– Итак, – сказал я, – есть форма, оружие, документы. И переводчик. – Посмотрел на нашего умника Мёртвого Анархиста.